Стратегия инновационного прорыва для России

Статья дает ответ на следующие вопросы: откуда берется инфляция в современной России? почему никак не удается найти «точки роста»? нужно ли нашей стране удвоение ВВП?

Роберт Нижегородцев
Стратегия инновационного прорыва для России
"Экономические стратегии", №01-2008, стр. 28-36

Нижегородцев Роберт Михайлович — д.э.н., главный научный сотрудник Института проблем управления РАН. Профессор Финансовой академии при Правительстве РФ.

Необходимость перехода к стратегии инновационного развития – это общемировая проблема, связанная с выдвижением научно-технической информации в ряд ведущих факторов производства и важнейших хозяйственных ресурсов, от эффективного использования которых всецело зависит роль той или иной страны в мирохозяйственном разделении труда. Создание научно-технической информации и ее производительное применение (инновации) предопределяют формирование системы конкурентных преимуществ различных стран и регионов мира и логику реализации этих преимуществ. Современные информационные технологии все активнее вытесняют традиционные индустриальные технологии из производственных процессов, а это значит, что на наших глазах происходит становление информационного технологического способа производства, который призван изменить устоявшиеся представления о характере, темпах и источниках экономического роста, как это сделал в свое время индустриальный технологический способ производства, пришедший на смену аграрному.

Несмотря на углубляющуюся поляризацию в современном мировом хозяйстве (дальнейшее обнищание бедных стран и обогащение богатых), опыт развития "новых индустриальных" стран недвусмысленно показывает, что существуют возможности преодолеть устойчиво воспроизводящийся механизм вековой экономической отсталости и технологической зависимости. Тем более подобный рывок доступен нашей стране, пока еще сохраняющей значительный (хотя и быстро разрушающийся) научно-технический потенциал.

Инновационные процессы играют ключевую роль в достижении конкурентоспособности на отраслевых рынках, даже не связанных непосредственно с производством наукоемкой продукции, и производители, запоздавшие с инновационным обеспечением своей деятельности, рискуют утратить контроль над внутренним рынком собственной страны. Возможности протекционистской защиты медленно, но верно тают с ускорением процессов глобализации. Предусмотренная Уставом ВТО необходимость опеки национальным правительством "незрелых" отраслей хозяйства (infant industries) может служить лишь слабым утешением для проигравших в конкурентной борьбе.
"Оптимисты" неизменно указывают на перманентное состояние технологического разрыва, наблюдающееся в большинстве рыночных ниш, и отмечают, что в мировой экономике всегда найдется место для инноваций и стартовать никогда не поздно. Тем не менее стартовые условия России на мировых рынках высоких технологий в среднесрочной перспективе могут разве лишь ухудшаться. Если мы пропустим подъем очередной длинной волны (а на освоение ее достижений нам отведено от силы 4-5 лет), это обернется неизбежным распылением научно-технического потенциала, который адекватен формирующемуся на наших глазах технологическому укладу и потому мог бы сыграть существенную (а по некоторым направлениям – ключевую) роль в разделе мировых рынков высокотехнологичной продукции.

Современные экономические системы знают три принципиально различных вида технологий, предопределяющих различия между тремя технологическими способами производства. Это аграрные, индустриальные и информационные технологии.

В рамках аграрных технологий, основанных на применении простейших механических орудий труда, а также на использовании энергии Солнца и росте живых организмов, решающим методом производства выступает перемещение вещества. В рамках индустриальных технологий, где ключевым средством труда является трехзвенная машина, решающий метод – перемещение энергии. Наконец, в рамках информационных технологий, где четырехзвенная машина снабжена управляющим устройством, решающую роль играет перемещение информации.

Перемещение вещества соответствует экстенсивному типу экономического роста: для того чтобы получить вдвое больший результат, нужно переместить вдвое больше вещества. Перемещение энергии порождает интенсивный тип экономического роста: оно позволяет экономить усилия по непосредственному перемещению вещества за счет аккумулирования и перемещения энергии. Наконец, перемещение информации как ведущий метод производства характеризует новый, информационный тип экономического роста, принципиально не сводимый ни к какой комбинации экстенсивного и интенсивного типов.

Приведем пример. В современном издательском деле (в тех странах, где купля-продажа литературы в основном осуществляется посредством электронной торговли) получил распространение принцип PoD – Print on Demand. Издательство покупает у автора право на издание рукописи, готовит макет книги и выставляет ее рекламу в Интернете. Дальнейшее тиражирование этой книги определяется только спросом: пришел заказ от потребителей на два экземпляра издания – издательство отпечатало эти два экземпляра и отослало заказчикам. Пришел заказ на две тысячи экземпляров – издательство, соответственно, отпечатало две тысячи. Каков же тираж такого издания? Потенциально он бесконечен, а на самом деле может быть и нулевым. При этом издательство может напечатать хоть по миллиону экземпляров каждой книги, права на тиражирование которой оно купило, и тем самым внести огромный вклад в ВВП страны. Вопрос лишь в том, нужен ли такой ВВП этой стране.

Подобный вопрос касается любого информационного продукта, издержки тиражирования которого во много раз меньше издержек на создание информации, лежащей в его основе. Путем перемещения информации нетрудно добиться сколь угодно большого увеличения ВВП. Но это и означает, что валовой продукт в эпоху информационного производства не может выступать адекватным критерием экономического роста. Основным критерием становится степень удовлетворения потребностей индивидов и общества в целом.

Предлагаемое Международным валютным фондом разделение стран на развитые и развивающиеся по критерию среднедушевого ВВП, рассчитанного по паритету покупательной способности их национальных валют, – это "каменный век" современной экономической науки. Косвенным подтверждением этого факта является пример нашей страны. Россия едва преодолела две трети заветного рубежа в 12 тыс. долл. на душу населения, необходимого для того, чтобы считаться развитой страной по классификации МВФ, и тем не менее именно Россия председательствовала в "Большой восьмерке" наиболее развитых и влиятельных стран мира, совместные действия которых определяют грядущий облик мирового хозяйства.

Таким образом, нашей стране на самом деле необходимо стремиться не к удвоению ВВП, а к достижению нового качества экономического роста, осуществляемого на базе новых источников. Решающим источником роста современных экономических систем выступает технологическая информация, и потому переход к информационному производству следует считать важнейшей стратегической задачей развития любой страны, претендующей на достойное место в мировом разделении труда. Это обстоятельство выдвигает информационную экономику в ряд ведущих составных частей современной экономической науки (1).

Каждый технологический уклад, как и любой отдельный технологический процесс, развиваясь по закону логистической кривой, проходит три основные фазы. Вначале значительные усилия лишь очень слабо продвигают результат, достигаемый в требуемом направлении. Затем, по мере накопления критической массы технологического развития, следует технологический рывок, когда ощутимый результат достигается без больших усилий (это период расцвета, бума в развитии новой технологии). Впоследствии, по мере приближения к технологическому пределу, затраты (как в натуральном, так и в стоимостном выражении) значительно возрастают в пропорции к достигаемому эффекту.

Пусть t – затраты на развитие данной технологии (в натуральном или стоимостном выражении), y(t) – результат ее развития (опять же – его можно измерять динамикой технических параметров либо стоимостных показателей). Стремление к максимизации эффективности производства предполагает, что экономический агент должен, насколько это возможно, увеличить отношение экономического эффекта y к t, к приращению совокупных издержек, которые обеспечили этот эффект. Здесь возникает противоречие между краткосрочными и долгосрочными целями инвестирования и, соответственно, между разными горизонтами оценки эффективности производства. В самом деле, если зависимость прибыли y от затрат t выражается логистической кривой, то цель максимизации "мгновенной" нормы прибыли dy/dt неизбежно предполагает стремление рассматриваемой экономической системы к точке перегиба (точка А на рис. 1), в которой и достигается искомый максимум первой производной. Но точка перегиба логистической кривой, будучи точкой ее максимально быстрого роста, в то же время определяет состояние неустойчивого динамического равновесия данной системы, поэтому ориентация на достижение этого состояния не позволяет системе раскрыть потенциально заложенные в ней долгосрочные возможности развития.

Рисунок 1. Динамика жизненного цикла технологии

Принимая решение об инвестировании в развитие (создание или производительное применение) определенной технологии, инвестор находится в состоянии дискретного выбора: в его распоряжении имеется лишь ограниченное число вариантов, определяемых наличием существующих технологических решений данной технической проблемы. Логика принятия инвестиционного решения в значительной степени зависит от горизонта оценки эффективности производства. Технологии, которые в ближайшей, краткосрочной перспективе приносят наиболее значительный эффект, редко оказываются пригодными на длительный период времени.

Поясним смысл данного выбора на простом примере (рис. 2). Пусть в некоторой отрасли хозяйства в один и тот же период времени существуют и развиваются три технологии, принадлежащие к различным технологическим укладам: логистические кривые, описывающие их жизненные циклы, обозначены через y1(t), y2(t) и y3(t) соответственно. В текущий момент ситуация находится в точке A, соответствующей технологии № 1 и уровню затрат, равному tA.

Рисунок 2. Технологические последствия инвестиционных решений

Предположим, что в распоряжении инвестора находится объем инвестиционных ресурсов, равный Dt, что позволяет перейти к совокупному объему инвестиций, составляющему tA + Dt = tB.

В таких условиях возможен выбор альтернативных инвестиционных решений, связанный с модернизацией производства. Вариант перехода к технологии № 2 (из точки A в точку B2) характеризуется краткосрочным ростом эффективности инвестиций, поскольку y2(tB) больше, чем y1(tA). Однако в долгосрочной перспективе этот вариант быстро проигрывает, поскольку потенциал данной технологии оказывается близок к исчерпанию, и, следовательно, хозяйствующим субъектам придется в недалеком будущем тратить ресурсы на подготовку и осуществление очередного технологического рывка.

Вариант перехода к технологии № 3 (из точки A в точку B3) характеризуется, напротив, падением эффективности в краткосрочной перспективе, так как y3(tB) меньше, чем y1(tA), однако долгосрочный эффект такого инвестиционного решения с лихвой перекрывает краткосрочные потери, поскольку дальнейший рост эффективности инвестиций обеспечивается высоким технологическим пределом технологии № 3. В такой ситуации возможно привлечение инвестиций на кредитной основе, поскольку дальнейший рост эффективности обеспечивает наличие ресурсов для погашения кредитной задолженности.

Наконец, самый плохой вариант заключается в том, чтобы ничего не менять, оставаясь в русле прежнего технологического решения № 1 (переход из точки A в точку B1): даже краткосрочный эффект от подобных инвестиций оказывается намного скромнее затраченных инвестиционных ресурсов, а в долгосрочной перспективе данная технология не соответствует общественно нормальному уровню и покидает производственный процесс.

Из приведенного примера видно, что смысл преодоления периода технологического разрыва – они время от времени повторяются в каждой отрасли хозяйства – состоит в том, чтобы быстро и по возможности с меньшими потерями "пересесть" с одной логистической кривой на другую, соответствующую более прогрессивному технологическому укладу.

При этом правильный выбор замещающей технологии всецело зависит от правильности оценок верхних технологических пределов нескольких конкурирующих друг с другом технологий, предназначенных для решения одной и той же технической задачи. Это одна из сложнейших проблем технико-экономического прогнозирования, связанная с выбором горизонта оценки эффективности инвестиционных решений, с тем представлением об эффективности производства, которого придерживается инвестор.

Если для отдельного экономического агента достижение краткосрочных целей иногда является осмысленным, то с точки зрения макроэкономической динамики почти никогда не следует ориентироваться на краткосрочную эффективность производства. Важнейшая причина этого факта заключается в том, что стремление достичь максимальной эффективности на краткосрочном горизонте приводит к быстрому исчерпанию стратегических ресурсов, которые при иных подходах были бы способны обеспечить долговременный экономический рост. Осознание противоречия между эффективностью производства на различных горизонтах послужило импульсом к формированию концепции устойчивого развития.

Концепция устойчивого развития предполагает, что эффективность хозяйственной деятельности должна достигаться на максимально доступном для человечества горизонте прогнозирования. Популярное ныне утверждение о том, что текущее экономическое развитие должно осуществляться не в ущерб возможностям развития грядущих поколений, означает, что человечество приблизилось к задачам прогнозирования на временных горизонтах, сопоставимых с продолжительностью жизни одного поколения людей.

Когда мне приходится слышать рассуждения о том, что вложения в фундаментальные исследования или в развитие новых технологий неэффективны, я часто задаю вопрос: о каком горизонте эффективности идет речь? Лишь одно из фундаментальных открытий, а именно открытие электрического тока, принесло человечеству больше прибыли, чем весь мир за все время своего существования затратил на развитие науки. В долгосрочной перспективе с макроэкономической точки зрения вложения в НИОКР являются наиболее эффективными из всех возможных вариантов инвестиций. В то же время, когда в практической плоскости встает вопрос о том, чтобы профинансировать конкретный исследовательский проект, логика ученых, добивающихся финансовой поддержки, нередко сводится к истошному крику: подайте Христа ради! Необходимо преодолеть представления о финансировании науки как о благотворительной деятельности, осуществляемой вопреки соображениям экономической эффективности.

Отдельный вопрос – о форме собственности научных организаций. В течение последних 20-25 лет многие развитые страны мира позаимствовали у так называемой плановой экономики некоторые существенные черты институциональной организации науки, несмотря на жесткую критику плановой экономики, в частности, за концентрацию научных учреждений в руках государства.

В данном случае экономическая логика оказалась сильнее идеологических штампов: частным экономическим агентам, функционирующим в сфере НИОКР (как и в любой бесприбыльной сфере), необходимо обеспечить получение средней прибыли на вложенный в производство капитал, тогда как государственные учреждения достаточно вывести на уровень безубыточности, т.е. обеспечить соотношение TR – TC > 0, где TR – валовая выручка, включающая государственные дотации, TC – совокупные издержки.

В частности, в настоящее время в США огромная часть фундаментальной науки сосредоточена в лабораториях, находящихся в собственности федерального правительства и поощряемых при помощи целого ряда законодательных актов к передаче результатов научных исследований производственным корпорациям (2). Это относится и к федеральным лабораториям, управляемым правительством (GOGO – government owned and government operated), и к федеральным лабораториям, управляемым подрядчиком (GOCO – government owned and contractor operated).

Конкретные точки приложения финансовой помощи государства определяются отнюдь не только перечнем приоритетных направлений НТП, но и логикой эффекта мультипликатора: финансированию в первую очередь подлежат объекты, развитие которых способно по цепочке создать максимальный совокупный спрос на продукцию других отраслей хозяйства. Яркий пример такого подхода показывает экономика современного Китая, где максимальный мультипликационный эффект создают инвестиции в строительство, транспорт и сферу коммуникаций, и развитие именно этих отраслей выступает важнейшей предпосылкой длительного и стабильного экономического роста. Аналогичные стратегические решения, последствия которых трудно переоценить, были приняты Правительством России в конце XIX в., когда развитие железнодорожного транспорта позволило вывести экономику страны из полосы промышленного кризиса.

В настоящее время в нашей стране существуют две основные "точки роста": наука и образование. Инвестиционная поддержка этих сфер позволит России в кратчайшие сроки радикально изменить технологический облик производственных процессов и претендовать на ведущие роли в современном всемирном хозяйстве.

Однако вместо того, чтобы обеспечить приток инвестиций (в том числе государственных) в наиболее высокотехнологичные производства реального сектора экономики, Правительство усиленно распространяет миф об инфляционном перегреве, делая этот вывод на основании того, что инвестиционные вложения оборачиваются ростом инфляции.
Между тем инфляционный перегрев экономики – это краткосрочный эффект, выражающийся в том, что быстрый прирост инвестиций не вызывает адекватного увеличения текущего объема ВВП в силу его приближения к уровню потенциального ВВП. Подобная ситуация выражается прежде всего резким взлетом ресурсного индекса цен (предприятия усиливают борьбу за ресурсы), от которого заметно отстает рост индекса цен производителей, а последним реагирует на перегрев, естественно, индекс потребительских цен.

Легко понять, что эта ситуация не имеет никакого отношения к современной российской экономике, где до потенциального ВВП еще весьма далеко, и инфляция имеет принципиально иные истоки, и часть их заключена в деятельности самого Правительства, решения которого спровоцировали, например, резкий взлет цен на энергоресурсы и услуги ЖКХ. Тарифы на жилищно-коммунальные услуги повысились за 2004 г. на 23,5% (что в 2 раза выше индекса потребительских цен 2004 г.), и только за январь 2005 г. в некоторых регионах страны – более чем на четверть, а за первый квартал 2006 г. – еще на 15-25%. За весь 2005 г. услуги ЖКХ подорожали в среднем на 32,5%, тогда как общий индекс потребительских цен составил 10,9%. Тем самым Правительство в известном смысле посеяло семена инфляции, которые неизбежно дают всходы: это естественный процесс, к перегреву не имеющий никакого отношения. Аналогичная ситуация складывалась в начале 1990-х гг., когда Правительство поднимало цены на электроэнергию до уровня "мировых" (сколь бы странно это ни звучало в условиях более чем двукратной разницы оптовых цен на электроэнергию в разных частях планеты).

Инфляционные тенденции в России, помимо плохо подготовленной монетизации льгот, имеют и объективные причины, никак не связанные с перегревом экономики. Важнейшей из них (и, пожалуй, основным источником инфляции) следует считать технологическую деградацию производства. В самом деле, инвестиции в стареющие технологические уклады вызывают неизбежное нарастание инфляции издержек. Отмирающие технологии, находящиеся в последней фазе своего жизненного цикла и приближающиеся к своим технологическим пределам, подобны "черным дырам": они способны "проглотить" любой объем инвестиций, от которых ни страна, ни отдельное предприятие никогда не получат адекватной отдачи (рис. 3).

Рисунок 3. Инвестиции в стареющие технологические уклады: рост затрат, снижение эффекта

Именно поэтому инвестиции в большинство отраслей хозяйства становятся неэффективными, если рассматривать проблему эффективности в краткосрочной и даже среднесрочной перспективе. В последние месяцы уходящего 2007 г. в виде всплеска инфляции мы пожинаем плоды многолетнего бесхозяйственного и бездарного отношения Правительства к проблеме технологической модернизации. В этой связи можно вспомнить прозвучавшие в разгар экономического кризиса предупреждения ряда отечественных экономистов о том, что выход из этого кризиса, вероятно, осложнится отсутствием подходящих объектов для инвестирования, поддержание которых на кризисном этапе Правительство сочло нерентабельным (3). Таким образом, не утихающие жалобы Правительства по поводу того, что никак не удается нащупать "точки роста" и запустить инвестиционный мультипликатор, – это очевидное следствие разрушительной экономической политики, проводившейся Правительством России в кризисные 1990-е гг. Формирование "точек роста", включение инвестиционного мультипликатора, определение приоритетов технико-экономического развития и концентрация ресурсов (как технологических, так и финансовых) на избранных направлениях – это задачи Правительства, их не под силу решить частным экономическим агентам.

Добавим к этому, что попытка внедрения "новой техники", относящейся к стареющим технологическим укладам, неминуемо оборачивается более быстрым развитием отраслей, создающих средства производства. В самом деле, новая техника такого рода является более производительной, но и существенно более дорогой по сравнению с предшествующими аналогами. Поэтому ее применение экономит совокупный общественный труд, но в то же время приводит к более расточительному расходованию овеществленного прошлого труда. Это значит, что все большую долю издержек занимают издержки по созданию средств труда, что неминуемо приводит к "утяжелению" отраслевой структуры производства.

Как в медицине, так и в экономике неверный диагноз опасен тем, что на его основе назначаются неверные методы лечения, способные лишь усугубить болезнь. Миф об инфляционном перегреве российской экономики опасен в первую очередь вытекающими из него рецептами антиинфляционной политики, последствия применения которых болезненно скажутся на экономической динамике. Если Правительство вновь попытается сжать объем денежной массы (под предлогом "связывания" инвестиционных ресурсов в стабилизационном фонде или по иным причинам), то нашу страну, как нетрудно понять, ожидает очередной кризис неплатежей, в результате которого:

• реальный объем денежной массы практически не меняется, но заметно ухудшается ее качество, т.к. вместо полноценного ликвидного агрегата М2 каналы денежного обращения заполняются финансовыми суррогатами;
  
• "плохие" деньги, с которых можно не платить налоги, вытесняют из обращения "хорошие" деньги, а государственный бюджет недосчитывается доходов;
  
• затухает деловая активность, пока Правительство не проведет взаимозачеты и не объявит в конце концов полноценными деньгами низколиквидный агрегат D (депозиты на счетах предприятий);
  
• возникает опасность спада производства в реальном секторе, что может лишь подхлестнуть инфляционные процессы;
  
• включается "мультипликатор неплатежей", аналогичный стандартному инвестиционному мультипликатору, только с обратным знаком: 1 руб. внутреннего государственного долга оборачивается потерей 5-6 руб. в текущем объеме ВВП;
  
• углубляется социальная дифференциация, падает уровень жизни основной массы населения страны.
  

Эксперты МВФ, традиционно ратующие за проведение жесткой денежной политики, очевидно, по иронии называют ее методом обретения контроля над объемом денежной массы, тогда как на самом деле ее реальный объем практически полностью выходит из-под контроля Правительства в результате применения рекомендуемых ими мер. Отдельная проблема – это связь между темпами инфляции и экономическим ростом.

В современных макроэкономических системах контролируемая инфляция является скорее фактором экономического роста, нежели причиной спада производства, как это и должно быть согласно логике кейнсианской доктрины. Примером, убедительно подтверждающим данный тезис, может служить экономика современного Китая, где между темпами инфляции и темпами роста ВВП в течение последних 15 лет наблюдается устойчивая положительная корреляция, составляющая около 87% (4).

Забавно, что Правительство нашей страны, формально признавая вред, наносимый национальной экономике бегством капитала, возглавляет список экономических агентов, вывозящих капитал из страны. Средства нашего Стабилизационного фонда в начале 2006 г. были переданы из юрисдикции Минфина под юрисдикцию Центробанка, а его руководство уже к тому времени неоднократно высказывало намерение вложить эти средства в иностранные ценные бумаги. Государство забывает о том, что оно государство, и становится одним из частных игроков на финансовых рынках, подчинив логику своего поведения критериям краткосрочной экономической эффективности.

Если наше Правительство в самом деле предпримет шаги, которых ожидают от него американские финансовые круги, то в момент, когда наступит очередной крах американской фондовой биржи, ловушка захлопнется и наша страна будет подсчитывать убытки, как это уже несколько раз делала почти вся планета, а система государственных финансов США оздоровится за счет потерь нерезидентов, вложивших средства в американские финансовые активы. Опасность этого, к сожалению, вполне реальна.

Логика государственного воздействия на технологические сдвиги сводится к своевременной помощи, оказываемой хозяйственным агентам в перераспределении ресурсов в пользу новейших технологий, и к поддержке субъектов, своевременно модернизирующих производственные процессы. Таким образом государство осуществляет "выбраковку" элементов отсталых, стареющих технологических укладов, различными способами отсекаемых от инвестиционных ресурсов.

Хорошим примером государственной политики такого рода может служить реализация плана ГОЭЛРО в нашей стране. Некоторое время назад среди экономистов завязалась дискуссия по вопросу о том, был ли этот проект с блеском реализован или с треском провален. Я не считаю нужным участвовать в этой дискуссии по одной простой причине: на самом деле это не имеет никакого значения. Когда речь идет о реализации национальных проектов такого рода, формальное достижение плановых показателей никогда не является конечной целью. В данном случае цель заключалась в том, чтобы, во-первых, выделить из возможных сценариев технико-экономической динамики ряд перспективных направлений развития и, во-вторых, обеспечить выделенные направления необходимым ресурсным потенциалом. В результате удалось коренным образом изменить технологический облик производства, перейти к принципиально новым условиям труда и быта, и эта задача была блестяще решена. Специфическая черта информационного сектора экономики состоит в том, что авансирование капитала далеко не всегда заканчивается производством предполагавшегося вначале информационного продукта, что является одним из проявлений неопределенности информационного производства. Невозможность однозначного прогнозирования результатов информационного производства составляет важное отличие данной сферы от производственных процессов, совершающихся в других сферах.
Но и в том случае, когда такой продукт произведен, наиболее затруднительной задачей экономического агента, действующего в сфере НИОКР, является реализация продукта.

Специфика отрасли производства научных знаний такова, что продукт может не найти практического применения немедленно по завершении процесса производства. Это значит, что информация, в отличие от других продуктов труда, часто не может быть реализована в сроки, необходимые для нормального возмещения издержек экономического агента, функционирующего в сфере информационного производства.

Поэтому общество (в лице государства) вынуждено частично возмещать фактические издержки таких агентов за счет совокупного прибавочного продукта. Это значит, что государство прямо или косвенно, полностью или частично оплачивает некоторой части производителей стоимость информационного продукта, который еще не создан либо не реализован и не входит в процесс общественного воспроизводства. Таким образом, стимулирование развития информационного производства всегда в той или иной мере связано с выплатой денег, которым не соответствует никакая величина стоимости в товарной форме, – иначе говоря, оно связано с так называемыми инфляционными мерами стимулирования экономического роста.

Решение данной проблемы осложняется тем, что для обеспечения устойчивого технологического прогресса необходимо определить не только его основные направления, в первую очередь требующие поддержки государства, но и технологический уровень, которого должны достичь соответствующие производственные процессы. Во всех отраслях нашей экономики присутствуют элементы нескольких технологических укладов, они переплетаются друг с другом и находятся в своеобразном и тесном взаимодействии.
Выбор ведущего, приоритетного технологического уклада, при всей сложности этой проблемы, имеет принципиальное значение. Ведь каждый технологический уклад представляет собой единый межотраслевой комплекс взаимосвязанных производств, основанных на близких по характеру технико-технологических принципах и решениях. Таким образом, каждый технологический уклад, будучи целостной системой, способен оказывать сопротивление внедрению чужеродных производств и технологических принципов, в известном смысле отторгая элементы других технологических укладов. Подобного рода "упругость" технологического уклада, его сопротивляемость внешним воздействиям хорошо известна на практике и проверена опытом экономического развития, в частности, нашей страны. Например, индустриализация, проведенная в конце 1920-х гг., была успешной во многом благодаря тому, что государственная власть сделала ставку на решительное и быстрое внедрение нового технологического уклада.
Аналогичные технологические преобразования, которые наша страна попыталась осуществить в 1960-е гг., были обречены на неудачу именно потому, что государство взяло курс на плавные, эволюционные изменения в системе производительных сил. Результатом такой вялой, постепенной модернизации стало технологически многоукладное состояние нашей экономики, не преодоленное по сей день. Парадокс заключается в том, что чем более радикальной и быстрой модернизации подвергается система производительных сил, тем менее разрушительны последствия этих преобразований для экономического развития страны.

Поэтому сегодня России необходим курс не на абстрактное ускорение научно-технического прогресса, а на комплексное формирование и воспроизводство ведущего технологического уклада, который был бы способен составить технологическую основу ее экономического развития на достаточно длительный срок. Решению этой важной задачи должны быть подчинены преобразования структуры производства и технологическая динамика во всех сферах и секторах хозяйства.
Современная технологическая политика страны не должна исходить из необходимости реализации уже имеющихся конкурентных преимуществ, ибо это путь консервации сложившихся неравноправных отношений в мирохозяйственном разделении труда. Примером может служить рекомендация МВФ Китаю развивать трудоемкие производства и отложить реализацию национальной энергетической программы: следование подобным советам, не выдерживающим научной критики, ничего, кроме обострения структурных проблем, экономике не принесет.

Инновационное развитие любой страны основывается на трех "китах": 1) разработка национальной стратегии технологической модернизации, 2) сосредоточение ресурсов на избранных направлениях и формирование конкурентных преимуществ в соответствующих сферах, 3) реализация этих преимуществ на мировых рынках.

Важнейшей предпосылкой реализации этой программы выступает формирование системы среднесрочного прогнозирования и программирования экономического развития, о котором Президент России говорил в традиционном ежегодном послании в феврале 2004 г. Поскольку основу технико-экономической динамики страны составляют индустриальные технологии, а объективной формой их бытия и движения является среднесрочный промышленный цикл, отсутствие системы среднесрочного прогнозирования лишает Правительство возможности даже правильно поставить проблему окупаемости инвестиций и провести сравнительный анализ эффективности их различных вариантов. Поэтому разработка и применение адекватных и надежных методик среднесрочного прогнозирования являются необходимой предпосылкой решения проблемы выделения приоритетных направлений НТП, требующих первоочередной поддержки государства.

Если вспомнить исторические факты, то легко обнаружить, что принятие первого пятилетнего плана в нашей стране пришлось на период, когда в основном была завершена индустриализация страны. Это не случайное совпадение. Важнейшей предпосылкой перехода к среднесрочному планированию стало массовое внедрение в экономику индустриальных технологий, поскольку с этих пор горизонт планирования народнохозяйственного развития должен быть сравним с продолжительностью промышленного цикла.

В противном случае невозможно обоснованно ставить и решать проблемы физического и морального износа основного капитала, сроков окупаемости капитальных вложений, сравнительной эффективности различных вариантов инвестиций и т.д.

Справедливости ради надо сказать, что практика хозяйственного развития ведущих стран Запада отреагировала на требования индустриального технологического способа производства с опозданием. Чтобы понять, какова экономическая роль среднесрочного планирования, западным странам понадобилось пройти через Великую депрессию 1929-1933 гг. Но кто же сегодня заставляет нашу страну повторять чужие ошибки более чем полувековой давности?

Россия и сегодня, и в ближайшем будущем не может игнорировать ведущую роль среднесрочного планирования в тех или иных его формах, поскольку материальную основу ее экономического развития еще достаточно долгое время будут составлять индустриальные технологии. Массовое внедрение в экономику информационных технологий потребует усиления роли долгосрочного технико-экономического планирования и прогнозирования, поскольку общественной формой движения информационных технологий выступают 50-60-летние циклы Н.Д. Кондратьева, порождающие длинные волны экономической конъюнктуры.

Концентрация усилий на важнейших направлениях технологического развития должна послужить целям подготовки отраслевых рынков к началу экономического подъема в реальном секторе экономики страны. Возможности России в этом контексте не следует недооценивать, однако их реализация решающим образом зависит от способности Правительства, не гоняясь за краткосрочными целями проведения экономических преобразований, обеспечить в первую очередь их комплексность и последовательность.
Исследование поддержано грантом РГНФ № 06-02-04045а.

ПЭС 5208/15.10.2007

Примечания
1. Нижегородцев Р.М. Информационная экономика. Книга 1. Информационная Вселенная: информационные основы экономического роста. М. – Кострома, 2002.
2. Инновационная система России: модель и перспективы ее развития. Вып. 3 / Под ред. О.Г. Голиченко. М.: Изд-во РУДН, 2004.
3. Нижегородцев Р.М. Технологическое будущее России: что впереди? // Мировая экономика и международные отношения. 1995. № 1.
4. Нижегородцев Р.М., Болотин Б.М., Дорофеюк А.А., Чернявский А.Л. Страны с переходной экономикой: корреляционный анализ экономической динамики / Информационная экономика и динамика переходных процессов: Сб. науч. трудов / Под ред. Е.Ю. Иванова и Р.М. Нижегородцева. М. – Барнаул: Изд-во "Бизнес-Юнитек", 2003.