Россия в XXI в. — сверхдержава или поставщик сырья Западу? Выбор между экономикой профицитов и освоением своей зоны

Статья содержит анализ процессов мировой экономки последнего столетия в контексте наиболее актуальных вопросов современной экономической ситуации в России.

Лусине Бадалян, Виктор Криворотов
Россия в ХХI в. – сверхдержава или поставщик сырья Западу? Выбор между экономикой профицитов и освоением своей зоны
"Экономические стратегии", №01-2008, стр. 12-21

Бадалян Лусине Гайковна — к.ф.-м.н., аналитик в Милленниум Воркшоп. Криворотов Виктор Федорович — к.ф.-м.н., аналитик в Милленниум Воркшоп.

1. Взлет Pax Americana после развала СССР и сменивший его вакуум силы многополярного мира после Иракской войны вместились в какие-то 15 лет.

Это заслонило от общественного внимания один из важнейших процессов начала века – кристаллизацию новой структуры аккумуляции богатства и доминирования Запада над развивающимся миром.

Складывающаяся сегодня экономика профицитов (т.е. накопление огромных долларовых авуаров странами-производителями – Саудовская Аравия, Китай, отчасти Россия) выросла из системы международных долларовых расчетов и кредитов, основанных на евро-, а потом на петродолларе (соответственно, Бреттон-Вудское соглашение 1944 г. и рейганомика). Падение доллара по отношению к евро за последние три года и безуспешные попытки ключевых стран – держателей доллара сделать критические вложения в экономику США определили ситуацию. Покупка Китаем Lenovo – терпящего бедствие отделения персональных компьютеров IBM – в короткий срок привела Lenovo к доминированию на рынке. После этого двери наглухо закрылись. Китаю отказали в покупке UNOCAL (нефтедобыча и нефтепереработка), а потом MAYTAG (бытовая техника). Арабским союзникам из Дубая показали на дверь, когда их компания решила купить убыточные американские порты западного побережья. В результате ослабления у доллара функции накопления произошел критический перелом – сегодня держание крупных авуаров втягивает государство-кредитора в шестеренки механизма поддержания уже имеющихся валютных резервов. Внешний долг США и других развитых стран в госбанках развивающихся стран становится могучим средством контроля над политикой и экономикой последних. Параллельно идет усиление атлантизма в Европе в связи с наметившимся вакуумом силы и ослаблением доминирующей роли США после Иракской войны. Перед объединенным Западом, включая Европу и Америку, стоит беспрецедентная задача – найти способы управления разнородным глобализованным миром, могучие игроки которого уже начинают перерастать Запад. Проблема осложняется тем, что известные до того формы доминирования были связаны с подавляющим военным и экономическим превосходством, обеспечивавшим глобальное присутствие доминанта в мире. Сегодня ситуация далеко не такова. Доминант показал военную слабость, перспективы западной технологии в новых условиях ведения военных действий (городская и партизанская война) сомнительны. Непропорциональное (относительно существующей экономической системы) усиление Китая, бывшего периферийного игрока, усугубляется его позицией важнейшего генератора мирового экономического роста, утерянной Соединенными Штатами, и потенциальной возможностью превращения Китая в экономическую супердержаву № 1 в ближайшие 10-15 лет. В 2006 г. ВВП США составил 13,13 трлн долл., Европейского союза – 13,06 трлн долл., Китая – 10,17 трлн долл., Индии – 4,156 трлн долл., России – 1,746 трлн долл., Бразилии – 1,655 трлн долл., Пакистана – 437,5 млрд долл. Неожиданное для Запада возрождение России – хозяйки жизненного пространства с более чем половиной разведанных запасов мирового сырья – ставит вопрос о перераспределении политических ролей.

2. Экономика профицитов, адаптация к этой беспрецедентной ситуации становится доминирующей формой контроля Запада над мировой экономикой.

Казалось бы, это противоречит здравому смыслу – контроль Запада кажется несовместимым с ростом долга развивающимся странам, включая поставщиков сырья (Саудовская Аравия, Россия), а также индустриальных товаров и услуг (Китай, Индия). Более прямолинейна ситуация Британии конца XIX – начала XX в., которая контролировала своих сателлитов за счет прямых инвестиций и займов. Однако современная экономика профицитов работает ничуть не хуже, а скорее лучше – с меньшим риском и затратами, – чем привычная экономика долговой зависимости. В традиционном сценарии кредиторы приобретают власть над должниками, подкрепленную их военно-политическим доминированием. Сегодня ситуация изменилась. Так называемые FIAT money, или деньги по "декрету", не имеющие материального обеспечения, – результат отказа США в 1971 г., перед первым нефтяным шоком, от Бреттон-Вудских соглашений о золотом долларе и паритете валют. Подобного рода "бумажные" деньги, накопленные государствами-кредиторами, по существу, невозможно вложить – триллион и более долларовых авуаров Китая составляют порядка 10% ВВП США. Дело осложняется тем, что продажа иностранным компаниям, а тем более центральным банкам иностранных держав крупной или стратегической собственности национальных государств должна быть одобрена администрациями, парламентами и организациями типа CFIUS (The Committee on Foreign Investments in the USA vets foreign acquisitions of potentially strategic US assets), специально созданными с этой целью. В системе международных отношений не существует законов, гарантирующих интересы стран-кредиторов, и не очень ясно, как их обеспечить. Универсальные валюты – как доллар, так и евро – не поддерживаются ничем, кроме существующих торговых потоков и покупок их облигаций прежде всего центральными банками стран-кредиторов.

В данный момент в рамках трехсторонней торговли Китай, который уже начал диверсификацию в рамках бартерной торговли напрямую с ресурсными странами, например в Африке, пока продает товары за доллары, покупая на стороне ресурсы и технологии. По сей день торговля нефтью в основном котируется в долларах, обеспечивая де-факто материальное содержание валюты. Согласно оценкам, центральные банки стран-кредиторов прибавляют к своим авуарам около 200 млрд долл. за квартал, что примерно соответствует размеру торгового дефицита США (1). Очевидно, что владельцы валютных авуаров предпочли бы вложить заработанные средства в укрепление своих экономических позиций, а не в продвижение чужих интересов, ориентированных на процветание Запада. Согласно Ernst&Young, в прошлом году российские корпорации потратили более 11 млрд долл. на покупку иностранных компаний. Последней сделкой была покупка Oregon Steel "Евразом" за 2,3 млрд долл. в ноябре 2006 г. Попытка "Северстали" купить французский Arcelor провалилась. "Отоваривание" валют, естественно, блокируется западными игроками. Это типичный пэттерн конца эпохи, далеко не ограничивающийся "бумажными" деньгами. Например, в 1913 г. банки Германии держали больше золотых запасов, чем банки Британии. Это, однако, не облегчило Германии ситуацию с покупкой стратегических товаров, включая резину для электрической промышленности и нитраты для производства взрывчатки (удобрений), продажи которых контролировались Британией. Прорыв британской монополии произошел все в том же "роковом" 1913 г.: за счет синтеза аммония из воздуха Германия получила неисчерпаемый источник сырья для изготовления пороха. Например, очень острую для России проблему вертикальной интеграции на мировых рынках энергии будет крайне трудно решить по двум причинам.

• Доступ к страновым энергетическим рынкам контролируется за счет общеевропейской политики так называемой энергетической безопасности, а также странового контроля над владением нефтеперерабатывающими центрами и бензоколонками. Де-факто экспортер теряет на своих продажах, поскольку цена на сырую нефть значительно ниже розничной цены на бензоколонках. Учитывая это обстоятельство, Саудовская Аравия, например, планирует серьезную диверсификацию своей промышленности и инвестиционной политики с разворачиванием местных энергоемких производств, от пластиков до алюминия. Вкладываются колоссальные средства и, самое главное, энергетические мощности, изымаемые из экспортных мощностей, в освоение своих территорий, прежде всего Руб аль Хали (в переводе – "пустая четверть"). Потенциально это предполагает значительную переадресацию энергетических потоков от продажи на Запад, где прибавочная стоимость мала, к вложениям в собственное пространство, намного более обещающим в долгосрочной перспективе.
  
• Иностранные компании из так называемых "авторитарных" государств (Россия, Саудовская Аравия, Китай) уже получили право продавать, но только постольку, поскольку их продажи ограничиваются дефицитным энергетическим сырьем. Это никак не компенсировано правом покупать на заработанные ими средства – так, они не являются равноправными покупателями на западных рынках ценных бумаг. Ценность доступа к этим рынкам была продемонстрирована готовностью японских, корейских и ближневосточных инвесторов на массивные вливания (за раз порядка 20 млрд долл.) в такие компании, как Citigroup и Merrill Lynch. Для доступа на такие рынки Китай и ему подобные все чаще используют покупки через третьих лиц – см. мартовское предложение 67,5 млрд долл. за датский банк ABN Amro от британского банка Barclays благодаря вливаниям от китайского China Development Bank и сингапурской Temasek Holdings.
  

Страхи западных компаний и законодателей, защищающих их интересы, предельно понятны. Недавняя продажа отделения персональных компьютеров IBM китайской компании Lenovo привела к практическому доминированию Китая на этом рынке. Однако в результате идет нарастание экономического и финансового дисбаланса, когда кредиторы с критическим размером накоплений обречены на проведение политики поддержания курса ведущих валют. Отдельные страны, например арабские, после 11 сентября и отказа продать им убыточные порты Западного побережья США начинают терять надежду на покупку крупных американских холдингов. Идет поиск возможностей вложения авуаров в любые ценности: пляжи с кондиционерами, искусственные острова, выставки из Лувра. Рассматриваются обходные варианты. Так, недавно, компания Jafza International (Jebel Ali Free Zone), дочка Dubai Ports, объявила об амбициозном (более чем 800 млрд долл. начальных вложений) инфраструктурном проекте в портах Charleston и Savannah Южной Каролины в США. Используется то обстоятельство, что это экономически неблагополучная зона, чьи сенаторы более чем приветствуют любую возможность экономического оживления с созданием рабочих мест. В результате диверсификации валют, прежде всего арабами и китайцами, идет падение доллара по отношению к евро, которое подходит к полутора долларам, в то время как в 2000 г. его цена была 83 цента. Рост евро, однако, проблему не решает, кредиторы так или иначе обречены вкладывать в одну из трех ведущих валют "корзины", кредитуя финансовую систему Запада.

3. Рост и укрепление профицитных экономик закрепляет ведущее положение Запада по трем причинам.

• Идет широкое "вымывание" производственных мощностей по всему миру (3), включая Латинскую Америку (за исключением Китая). Невыгодно развивать свою промышленность и идти на риск, когда можно купить желанные товары и стандартную технологию за "бумажные" деньги в условиях быстрого их обесценивания (доллар, как известно, потерял порядка 30% в течение последних двух лет). Это самогенерирующийся процесс – в отсутствие воздействия извне он только набирает скорость.
  
• Покупка существующих стандартных технологий, поставляющихся на мировой рынок, закрепляет технологическое отставание или, в лучшем случае, превращает страну в технологический сателлит (Китай, Корея). Повторяя сценарий начала ХХ в., когда Британия была окружена странами-сателлитами, растет специализация стран в системе мировой торговли. Даже политическая радикализация отдельных стран-производителей, которая может доставлять существенные неудобства конкретным западным странам/компаниям и вызывать их раздражение, в целом остается экономически приемлемой для Запада. Из-за нарастания зависимости стран-производителей от высоких цен на нефть радикалы даже более заинтересованы в сохранении статус-кво, чем Запад.
  
• Пространство интеллектуальной собственности практически монополизировано Западом, несмотря на превалирование там иностранных специалистов (Китай, Индия, отчасти Россия). Несмотря на значительный рост числа изобретений, они в основном обслуживают западные нужды без учета местных особенностей и нужд развивающихся стран. Например, развитие плотной сети автодорог в условиях российской "глубинки" слишком затратно и кажется маловероятным. Развитие же новых систем транспорта пока не поддерживается вложениями в R&D. Усиление зависимости, связанной с профицитами, укрепляет тенденции экспорта мозгов по мере того, как страны-производители теряют инициативу на рынке идей. В настоящее время Россия интересует Запад как покупатель существующей нефтяной инфраструктуры и связанных с ней технологий с целью репликации на своей территории, т.е. технологический сателлит.
  

4. Развитие инфраструктуры газа как нового энергоносителя представляется перспективной альтернативой выхода из существующего положения – финансово-технологической зависимости от Запада.

Продвижение дешевой инфраструктуры газа на отечественные рынки с перспективой сокращения поставок на Запад открывает перед Россией вариант решения важнейшей стратегической задачи – приобретается конкурентное преимущество (4) по отношению к Западу за счет развития дешевого местного энергозаменителя. Одновременно появляется возможность выхода из порочного круга сателлитной зависимости. Цель состоит в том, чтобы избежать строительства крайне дорогостоящей инфраструктуры рафинирования и доставки нефти, тем самым генерировать значительные сбережения в системе транспорта и одновременно выйти из сферы доминирования западных компаний. Движение к этому уже ускоряется в разнородных энергопроизводящих регионах, которые с одной стороны включают Арабские Эмираты, Египет, Иран (природный газ), а с другой – Бразилию (этанол). Эмираты и Египет поставили задачу в ближайшие десять лет повсеместно внедрить двигатели, работающие на основе газа. К этому присоединился Иран, обеспокоенный отсутствием мощностей для рафинирования нефти и возможностью блокады со стороны Запада. Бразилия добивается энергетической независимости за счет переработки сахара в этанол и добычи амазонской нефти. С целью увеличения конкурентоспособности национальных компаний идет повсеместное внедрение современных дешевых транспортных средств по всей стране, включая "глубинку" (население активно переходит к использованию двигателей, работающих на газе).

Внедряются госпрограммы, стимулирующие переход к дешевым альтернативным двигателям в течение ближайших 5-10 лет. В большинстве стран третьего мира очень быстро идет перевод автомобилей на сжатый природный газ. Речь идет о технологии CNG – сжатом природном газе, дешевом заменителе бензина, по существу не требующем рафинирования. Несложный процесс предпродажной обработки не идет ни в какое сравнение с исключительно дорогим рафинированием "тяжелой сернистой" нефти.

Современный нефтеперерабатывающий завод стоит миллиарды долларов; его стоимость – большая доля в цене бензина, чем затраты поставщиков "сырой" нефти. Процесс перехода к использованию газа резко ускорился в последние годы в связи с быстрым ростом нефтяных цен (100% за 3 года) и увеличением доли высокосернистой "тяжелой" нефти. К примеру, в Пакистане заправочные станции для CNG – крайне выгодный и быстрорастущий бизнес (800 в эксплуатации и планируется построить еще 300 в ближайшие полгода). 900 тыс. автомобилей уже переведено на газ – почти столько же, сколько во всех странах бывшего Советского Союза. Правительство играет в этом процессе ведущую роль, освобождая от налогов оборудование для заправки и конверсии автомобилей, стимулируя импортеров для разворачивания производства CNG-оборудования. Цены на бензоколонках растут, и аналогичная ситуация складывается во многих развивающихся странах. Китай во все большей степени делает ставку на технологию CNG – в стране 6,3 млн газовых автомобилей и 10 тыс. заправочных станций. Эта тенденция усиливается из-за жестких ограничений на выбросы углерода в связи со значительным загрязнением окружающей среды. Как правило, переход на сжатый газ стихиен, но часто поощряется государством. Это выдвигает технологии производства дешевых энергозаменителей на передний план для целого ряда ведущих развивающихся стран.

5. Наметилась вилка дорогих и дешевых энергозаменителей. Первая линия проталкивается Западом, а вторая представляет собой реакцию со стороны развивающегося мира. Один и тот же энергозаменитель, например этанол, в разных странах (к примеру, в Бразилии и США) может играть принципиально различную экономическую роль. Дешевый этанол из сахарного тростника помогает Бразилии покрыть ее энергетические потребности, ослабляя тем самым сателлитную систему мировой торговли, основанную на нефти. В противовес этому дорогие энергозаменители, типа этанола из кукурузы в США, укрепляют существующую систему за счет уменьшения риска, связанного с колебаниями поставок нефти, одновременно увеличивая норму прибыли, приносимую дорогостоящим оборудованием и т.п. Параллельно из-за искусственных дефицитов, усугубляющих реальные (5), растут цены на зерно – меньшее количество зерна, остающееся на продажу в сфере питания, приносит столько же или больше, чем зерно приносило до начала переработок на этанол. Вторые, наоборот, обладают потенциалом создания новой, конкурентной, более дешевой и современной энергетической инфраструктуры, наиболее подходящей для развивающихся стран. Вместе с тем создание более перспективной и независимой от Запада системы энергопотребления наносит удар по существующей энергетической инфраструктуре и грозит ее разрушением. С этой точки зрения переход на газ и дешевый этанол может способствовать резкому удешевлению инфраструктуры, одновременно освобождая от необходимости рафинировать нефть. Точно так же в начале ХХ в., когда растущие страны стремились избежать удавки угольной экономики, находившейся под контролем Великобритании, в Германии предпочтение было отдано электроэнергии, а в США – нефти. Тем
самым была создана база для появления принципиально новых технологий ХХ в. Интересно, что в Германии, отказавшись от угольной экономики, бурый уголь стали использовать для выработки электроэнергии. Как видим, важен не столько энергоноситель, сколько отказ от старой инфраструктуры, закрепляющей сателлитную зависимость.

6. Адаптация экономики Запада к ситуации, обусловленной дорогой нефтью, закрепляет систему доминирования и сателлитное положение стран-производителей.

Развитые страны настойчиво ищут пути адаптации в ситуации, которая сложилась из-за удорожания энергоносителей. Если цена на нефть будет держаться в диапазоне выше 100 долл., станет прибыльной разработка нефтяных сланцев Скалистых Гор, с перспективой восстановления энергетической независимости США на базе нефти. По оценкам, запасы сланцев в США, крупнейшие в мире, могут обеспечить энергопотребление страны на десятилетия вперед. Сегодняшний уровень цен на энергию уже стимулирует "возврат" нефтяных гигантов на поля США, которые еще недавно считались нерентабельными (6). Европа была вынуждена адаптироваться к условиям дорогой нефти гораздо раньше, чем США, – начиная с нефтяного шока 1980-х гг. В течение двух последних десятилетий планы развития ЕС нацелены на увеличение энергетической независимости благодаря сокращению потребления нефти за счет увеличения цен на бензин и перехода к альтернативным видам топлива. Созданы дорогие альтернативные технологии, например ветряки (эквивалент нефти ценой 60-80 долл. за баррель), которые Европа стремится продавать по всему миру, используя как рычаг ограничения на выбросы углерода, связанные с глобальным потеплением в западной формулировке. И, наконец, с повышением цен на нефть растет прибыльность дорогого биодизельного топлива и этанола, что ведет к росту мировых цен на продукты питания. США – один из крупнейших экспортеров продовольствия, а ЕС субсидирует сокращение производства продовольствия и в состоянии значительно расширить его объемы. Эти процессы очевидным образом укрепляют позиции доллара и евро как ведущих мировых валют, усиливая систему доминирования.

7. На смену "холодной войне" приходит новая система соперничества – профицитных экономик стран-производителей и западного энергетического комплекса. Может показаться, что это игра с победившими и проигравшими: Запад выигрывает за счет укрепления своего доминирования, развивающиеся страны проигрывают, обменивая свои природные богатства и дисконтированный труд (7) на "бумажные" деньги и второразрядные технологии. Или даже, как верят многие, Запад проигрывает, покупая дорогую нефть, а страны-экспортеры выигрывают на продажах. Ирония судьбы состоит в том, что в долгосрочной перспективе победителей в этой игре нет и не предполагается. Запад покупает свои доминантные позиции дорогой ценой – за счет развертывания все более громоздкой и дорогостоящей глобальной инфраструктуры переработки и доставки нефти, стоимость которой становится основной составляющей рыночной цены топлива (8). Расходы возрастают еще больше из-за обострения ситуации в мире, включая локальные войны, гонку вооружений (9), борьбу против терроризма, загрязнение окружающей среды и т.п. Немаловажное значение имеют и колоссальные расходы на поддержание финансовой системы, способной монетизировать богатства всего мира, с огромным неконтролируемым "горячим" капиталом. Только так называемые суверенные фонды (sovereign-wealth funds), финансируемые государствами, по отдельным оценкам уже достигают порядка 4-5 трлн долл. и продолжают расти. Morgan-Stanley предсказывает, что к 2015 г. их размер достигнет 12 трлн долл. (10). Исторически издержки такого масштаба предсказуемо замедляли экономический рост, приводя к экономической, а затем политической дестабилизации. Например, экономика угля под эгидой Британии показала свою несостоятельность еще в 1913 г., с достижением кондратьевского инфляционного пика. Оказалось, что полезность угля не оправдывается его ценой, связанной с переутяжеленной инфраструктурой. Начался постепенный переход на другие энергоносители.

Хоть угля достаточно по сей день, с 1913 по 1950 г. продолжался отказ от угля как основы экономики, и относительные цены на уголь превзошли исторический максимум 1913 г.
только недавно, уже в качестве заменителя нефти. Международное энергетическое агентство предсказывает достижение пика цен на нефть примерно в 2012 г., а ввод новых крупных месторождений в продукцию ожидается начиная с 2010 г. Учитывая, что сохранение самого неблагоприятного статус-кво более предпочтительно, чем развал (11), следует отдавать себе отчет, что это предполагает дальнейшее удорожание нефти и прочих ресурсов, прежде всего продуктов питания. Стимулируется мощный подъем волны инфляции, соответствующий пику очередной волны Кондратьева на пороге 2020-х гг. В долгосрочной перспективе давление дорогостоящих энергосберегающих и энергозамещающих технологий может стать невыносимым бременем для мировой экономики. А главное, это не способствует освоению территорий развивающихся стран, которым нужны новые, намного более дешевые технологии, широко доступные их населению. Именно эти земли, не более чем "неудобья" в рамках существующих "нефтяных" технологий, обладают потенциалом создания новых ценностей, которые могут превысить богатства, известные до того. Процесс освоения подобных земель в рамках принципиально новых хозяйственных и властных институтов исторически позволял занять так называемых лишних людей. Каждый раз срабатывала одна и та же модель.

Взрывоопасный социальный материал, потерявший работу из-за роста производительности труда, становился потенциальным и крайне ценным источником нового колоссального богатства следующей эры. Так, в ХХ в., после длительного и разрушительного перехода к нефтяной экономике в период между двумя мировыми войнами, общая сумма богатства потребительского общества типа США превысила все исторические прецеденты благодаря освоению ранее малодоступных пространств. Причина кроется в появлении новой хозяйственной модели, организованной вокруг массового производства автомобилей.

8. В ближайшие 10-15 лет на смену нефти, возможно, придут более дешевые заменители, за чем можно ожидать период экономической и политической дестабилизации. Перед тем как может стать "хорошо", обычно становится очень и очень "плохо" в связи с необходимостью "списания" старого общества. Стихийное внедрение дешевых заменителей, потенциально способных резко расширить зону освоения и тем самым помочь прокормить растущее население Земли, может спровоцировать болезненный процесс девальвации переутяжеленной мировой энергетической инфраструктуры, основанной на нефти. Этот исключительно опасный период, чреватый силовым столкновением экономических и политических интересов вовлеченных игроков, исторически ассоциировался с мировыми войнами и социальными революциями. Далее обычно следовал продолжительный период фрагментации мировой экономики, связываемый с переходом на новый энергоноситель в отсутствие работающего универсального средства обмена. Типичный пример – Европа XX в. между мировыми войнами. Явления подобного рода хорошо известны в истории – они знаменовали конец исторических периодов. Цена на нефть, около 100 долл. за баррель и выше, скорее всего, неподъемна для целого ряда государств. Она потенциально сокращает мировой экономический рост и снижает занятость. Перспектива широкого отказа от нефтяной экономики вполне реальна – переход на новые дешевые энергоносители уже начался на целом ряде региональных рынков (газ, дешевый биодизель – биоэтанол/растительные масла – спирты).

В развивающихся странах, включая Россию, формирование локальной альтернативной инфраструктуры не представляет особой сложности в связи с тем, что там, в отличие от США, отсутствует развитая нефтяная инфраструктура. До этого перелома прекращения роста цен ожидать трудно – цена определяется размером и степенью неэластичности спроса. Работает жесткий закон: для покрытия потребностей рынка даже дешевая в добыче нефть должна быть продана по цене, оправдывающей добычу последней, экономически незаменимой для общества тонны (12). После качественного перелома в районе инфляционного пика Кондратьева, когда дорожающая нефтяная экономика ударит по экономическому росту, стимулируя волну безработицы и социальных беспорядков, требующих военно-политического вмешательства, и цена на нефть упадет (подобно тому, как в 1920-1930-х гг. резко упала цена на уголь), сохранить статус-кво будет возможно.

Между тем даже в самый неблагоприятный момент истории бремя не бывает для всех одинаковым. Всегда находится кто-то, кто благоденствует в стороне от катаклизмов, крушащих социально-экономические институты предыдущего периода. Например, Британии удалось перейти на угольную экономику еще в конце XVIII – начале XIX в., когда все прочие страны, включая ее заклятого врага, Францию, зависели от поставок дерева. США в начале ХХ в. смогли перескочить в "нефтяной век" прямо из "века дерева". Не удивительно, что эти страны были слабо задеты кондратьевскими пиками 1815 и 1913 гг. соответственно. Взамен эти будущие государства-лидеры были вознаграждены ранним началом экономического роста за счет перехода к обильному местному ресурсу. Огромные сбережения были накоплены задолго до возникновения каких-либо передовых технологий за счет простого отказа от тяжеловесной и дорогостоящей инфраструктуры предыдущего периода, которой, к их счастью, у них почти не имелось (13). Отметим, что переход на новый неэластичный ресурс также освобождает будущего доминанта от тирании дорогостоящей стареющей мировой монетарной системы за счет появления альтернативы – возможности вложений в новую зону. В результате переосмысления технологий, созданных старыми лидерами, с учетом новых условий создаются новые, значительно более конкурентоспособные товары, возникающие как бы "из ничего" в результате использования ресурса, до того находившего слабое применение (14). Они настолько критичны для выживания, что находят рынки в самых неблагоприятных условиях. Именно в период эмбарго стареющего доминанта – наполеоновской Франции – Британия впервые стала основным поставщиком континентальной Европы. Точно так же разруха после Первой мировой войны позволила США стать кредитором Британии. Сегодня аналогичным образом Европа и Россия в перспективе могут перейти к газовой экономике прямо из угольной (сравните привычное словоупотребление: петро-доллар, но газ-евро). Доступ к дешевому газу как основанию индустриальной активности уже сегодня возможно представляет значительный фактор в большей конкурентоспособности европейской промышленности, способной до поры до времени вынести бремя дорогого евро.

9. Инфраструктура природного газа – рикардианское сравнительное преимущество России, связанное с ее уникальными позициями в мировой экономике. Отказ от старой доминантной инфраструктуры, переутяжеленной и неэкономичной в связи с расходами на глобализацию, типичен для конца эпохи. Это не однозначно негативный процесс – в нем есть победители и побежденные. Исторически стареющий доминант неспособен на полную реструктуризацию своей экономики в соответствии с новым энергоносителем. Вперед выходит новичок, вовремя развивший новую, намного более экономичную инфраструктуру, основанную на дешевом и обильном местном ресурсе. Например, Британия утратила могущество, уступив США, молодой нефтяной державе. С этой точки зрения Россия владеет важнейшими высотами – так называемым рикардианским сравнительным преимуществом (в настоящее время потребление газа в России на единицу ВВП превышает североамериканское и европейское примерно в 7 раз, составляя порядка 80% энергопотребления страны). Это единственная современная страна, имеющая потенциал настоящей "газовой" экономики: с одной стороны, есть разветвленная инфраструктура газопроводов, с другой – богатые резервы. Это уникальная черта, хорошо известная по историческим примерам. Россия не имела нефтяной экономики в XX в. в том же смысле, в каком США не имели угольной экономики в XIX в.

Скачкообразный переход на газ во время кризиса нефтяного шока 1970-1980-х гг. ясно показал, что в стране нет другого сравнимого по силе энергоисточника. Природный газ оказался единственным достаточно дешевым энергоносителем, которым можно было заменить уголь в середине 1960-х гг., когда угольная экономика в СССР переживала спад. Массовое построение газопроводов в 1970-1980-х гг. обеспечило относительную стабилизацию времен Брежнева и показало, что страна не обладает другим сравнимым энергоисточником. Дешевый газ позволил задыхающейся административной системе просуществовать еще 20-30 лет. В личном разговоре с авторами Эрик Хобсбаум, известный британский историк, отметил, что России удалось построить самую лучшую экономику XIX в., основанную на угле, но, к сожалению, это произошло в ХХ в. Точно так же, как США перепрыгнули в нефтяную экономику из экономики дерева, Россия перешла в газовую экономику из угольной. Природный газ представляется рикардианским сравнительным преимуществом России в том же смысле, в котором уголь стал основой экономики индустриализма в Британии. Разумеется, аналогичное преобразование, как указывалось выше, произошло также и в Европе, но, в отличие от России, Европа не обладает внутренними резервами и пользуется привозным газом, во все большей пропорции поступающим из России. Трудно переоценить важность этого процесса. Природный газ является наиболее значимым среди всех дешевых заменителей нефти. Стихийное раннее формирование его инфраструктуры уже сейчас является залогом выживания значительной части развивающихся стран.

Рисунок 1. Производство природного газа (млрд м3), 1970–2003

Важно не упустить преимущество, приобретенное Россией за предыдущие 40 лет на фоне развивающегося экономического неблагополучия в попытке его компенсировать. Научно-технический уровень страны достаточно высок для разработки принципиально нового газового двигателя, способного утилизировать более высокое октановое число этого топлива. Последнее, в свою очередь, требует разработки новых материалов, не существующих в природе, – что является критическим направлением развития науки и техники сегодня. Прелесть ситуации состоит в том, что это может позволить преодолеть одним махом отставание от Запада за счет девальвации старых технологий и мощностей, выравнивания стартовой площадки и переноса игры на "свое" поле (15). Налицо целый ряд других благоприятных моментов, потенциально смягчающих удар от ожидаемого отказа от нефти в ближайшие 10-15 лет (16). Вплоть до этого момента, несмотря на периодические коррекции, возможно, достаточно резкие, ожидается продолжение тренда роста цен. России гарантированы значительные поступления от нефтяных продаж, которые можно вкладывать в развитие собственной территории в рамках газовой инфраструктуры. Однако, как сказано выше, участие в современной социальной структуре аккумуляции глобальной торговли обеспечивается за счет поддержания западных валют. Казалось бы, это жестко предопределяет подчиненную роль России в данной системе. Нельзя забывать, однако, что Россия сегодня отнюдь не одинока. Другие, на глазах богатеющие развивающиеся страны разделяют ее интерес в получении равноправного доступа на западные акционерные рынки с целью закупки ценного ноу-хау и брендов.

В сотрудничестве с ними можно и нужно развивать давление на существующую систему и добиваться равноправия с западными компаниями. Исторически усвоение технологических завоеваний старого доминанта и их переосмысление в рамках потребностей "новичков" являлось критическим условием опережающего развития. Покупка западных технологий, однако, – далеко не самоцель. Как показывает исторический опыт, одно из основных отличий потенциального будущего доминанта от прочих состояло в резком уменьшении цены его участия за счет возможности переадресации ресурсов. Прежде всего открывается уникальная, раз в столетие, возможность вложения средств, заработанных от продажи доминантного ресурса эпохи, в нашем случае – нефти, в освоение своей территории с опорой на использование нового, менее дорогого и более обильного местного ресурса, в нашем случае – газа и ему подобных заменителей. После достижения кондратьевского пика цен в ближайшие 10-15 лет по мере развития альтернативных энергетических инфраструктур можно ожидать значительного падения цен на нефть.

В случае если заработанные до того средства уже будут благополучно вложены в освоение собственного жизненного пространства, это не должно особо ударить по России. Более того, ценность ее зоны только вырастет в условиях мирового кризиса. Напомним, что исторически это сопровождалось дестабилизацией современной мировой финансово-экономической системы, которая поддерживается социальной структурой аккумуляции (ССА) экономик профицитов. Параллельно в условиях коллапса мировой торговли, базирующейся на доминантном энергоносителе, резко растет ценность местных производств как условия выживания. Газ может стать идеальной стартовой площадкой для развития технологий переработки органических отходов, которые в большинстве своем выделяют метан. Одновременно перекидывается мостик к освоению стратегического сырья – водорода. Как видим, при разумном подходе газ может позволить сделать "ход конем". Эта самая "зеленая" из всех "зеленых" технологий является переходной и поможет обойти дорогие версии возобновляемого топлива. В свою очередь, эксплуатация современных супертрудных месторождений газа и нефти предполагает разработку критических технологий будущего, таких как использование роботов и подлодок. Сегодня подводные и роботические технологии добычи энергоносителей представляют магистральный путь развития как альтернатива сверхдорогим современным платформам глубоководного бурения. Одновременная стратегическая роль инфраструктуры поддержания, включая ГЛОНАСС, достаточно очевидна и абсолютно критична для будущего страны, включая ее обороноспособность. Поскольку в этом раскладе развитие критических технологий оплачивается за счет доходов от продажи нефти, они как бы достаются "бесплатно" как выгодное вложение нефтеприбылей. В свое время коксование угля в Британии XVIII в. было введено пивоварами и оплачено за счет экономии дерева. Можно утверждать, что чугунолитейная промышленность Британии явилась детищем изобретения, уже окупившего себя в другой, достаточно выгодной сфере применения.

ПЭС 7160/03.08.2007

Примечания
1. A Lot of Drama, just a Little Danger. By Michael Mandel. Business Week, August 6, 2007, p. 70.
2. As Governments Invest, Motives Blur. By Steven Pearlstein. Washington Post, July 25, 2007.
3. Hollow economy, или пустотелая экономика, с вымыванием производства за рубеж – популярный термин.
4. Начальное рикардианское сравнительное преимущество стран (comparative advantage) далее развивается и лежит в основе экономического могущества страны-доминаната.
5. Согласно данным ООН, производство зерна на душу населения падает.
6. Речь идет о добыче газа в Colorado Piceance Basin, первом значительном проекте в США для компании Exxon с момента ее соединения с Mobil Oil в 1999 г. Разведанные запасы технически трудного поля составляют 35 трлн кубических футов газа, ценой в 250 млрд долл. по сегодняшним ценам, покрывающим примерно двухгодовое потребление США. Exxon Looks Close to Home. High Price Make Domestic, Technically Challenging Fields Worthwhile. By Russell Gold. WSJ., 02.11.08. p. A14.
7. По отдельным оценкам, труд одного работника в развитом мире оплачивается так же, как труд 23 человек в развивающемся. За последние годы это соотношение выросло более чем в три раза.
8. Для этой стадии развития исторических ценозов типичен хорошо известный феномен "ценовых революций" конца ценоза, обрывающихся в тяжелый монетарный кризис.
9. Только что объявлено о многомиллиардном соглашении о продаже США оружия ряду арабских стран и Израилю, как утверждается – с целью остановить Иран. Конечно, это вынудит Иран к ответным мерам и симметричной закупке российского и китайского оружия. Идут переговоры о продаже французской ядерной и военной технологии ряду арабских стран, включая Ливию.
10. The Economist. 07.28.07. Governments Go Shopping. P. 12.
11. Как известно, неконтролируемое развитие событий после достижения пика угля в 1913 г. кульминировало Первой мировой.
12. Рост потребности оценивается в 3-5% в год с неопределенной перспективой роста добычи.
13. Отказ Британии от использования дерева для отопления позволил свести возобновимые леса (coppice woods), по оценкам, добавив порядка трети пахотной земли. В США использование трактора позволило освободить около 160 млн акров пастбищ.
14. Уголь, например, обладал таким острым серным запахом, что даже британские матросы отказывались пить дешевое пиво, сваренное на угле. Очистка угля от сернистых примесей была начата в пивоваренной, а затем и в металлургической промышленности, где она оказалась принципиально важной для чугунолитейного производства.
15. Переход на дизельное топливо в начале ХХ в. дал шанс военно-морским силам Германии (подлодки).
16. Первый пик цен, который, скорее всего, будет скорректирован, предсказывается в 2012 г. – см. среднесрочный прогноз Международного энергетического агентства (IAE).