Россия и Южная Евразия: концепции и проекты

После развала СССР США активно разворачивают проект “однополярной” глобализации с целью установления своей версии Нового Мирового Порядка. Экспансии США противостоит ряд евразийских держав (прежде всего – Россия), склонных проводить независимую политику в русле не менее значимого процесса “контр-глобализации”. Цель, которую ставят перед собой эти страны – создание многополярного мира или “многополярная” глобализация. В этой связи на первый план выходит проблема концептуализации проекта “многополярной глобализации” и его последующего воплощения в жизнь, от успешности которого зависит будущее как России, так и всего постсоветского пространства. Авторы статьи анализируют основные концепции и проекты становления новой России, предлагают варианты возможных стратегических союзов, которые позволили бы создать новый контекст международного взаимодействия.

Владимир Юртаев, Георгий Ситнянский
Россия и Южная Евразия
"Экономические стратегии", 2000, №4, стр. 40-47

После развала СССР фактически сложился однополярный мир во главе с США. Для закрепления собственных позиций США разворачивают проект "однополярной" глобализации с целью установления своей версии Нового Мирового Порядка. На его пути стоит суверенитет, прежде всего, ряда евразийских держав, склонных проводить независимую политику и реализовывать проекты в рамках, на наш взгляд, не менее масштабного процесса – "контрглобализации", – который разворачивается в настоящее время в форме "антиглобализации" и в литературе получил не совсем точное определение "регионализации". Процесс "антиглобализации" развивается на основе борьбы за установление многополярного мира, локомотивами которой действительно выступают регионы, но объединяющиеся и сохраняющие при этом свои специфические интересы и своих лидеров. Этот процесс можно определить как "полицентричную" глобализацию. На повестке дня, в том числе и для России, стоит проблема концептуализации проекта "полицентричной глобализации" применительно к меняющимся мировым условиям и стратегическим интересам упомянутых стран с последующим его воплощением в жизнь.

Становление нового государства – Российской Федерации – происходит в условиях обостряющейся борьбы за передел евразийского пространства. За девять лет реформ высказывались различные мнения о перспективах развития России и постсоветского пространства, о возможных стратегических союзниках и проблемах интеграции страны с ее ближайшими соседями. Однако вопрос об оптимальной стратегии вхождения страны в мировое сообщество все еще остается открытым и дискуссионным.
Концепции и существующие ныне в их рамках проекты становления новой России могут быть сведены к трем взаимосвязанным группам:

1) "интеграционные";
2) "внешнеполитические" (или "поиска стратегического союзника");
3) "геоэкономические".

Задача настоящей работы – краткий анализ наиболее значимых концепций с целью определения поля возможностей для выстраивания стратегической линии развития Российской Федерации в XXI веке.

Основные "интеграционные" "внешнеполитические" концепции и проекты для России

"Евразийская интеграция" – (разработана группой ученых-эмигрантов во главе с Н.С. Трубецким в 1920-е годы). Эта концепция содержит определенные глобальные аспекты, что предопределяет актуальность проектов, предлагаемых в русле данного подхода. Евразийство, обретя второе дыхание, развивает теорию "мостов", но с иным наполнением. Учитывая задачи данной статьи, предполагающие, прежде всего, анализ проблемы встроенности России в систему международных отношений Южной Евразии, этот вопрос будет более подробно рассмотрен ниже.

"Панславистская интеграция" – (подразумевает объединение всех славянских народов под главенством России; впервые сформулирована хорватом Ю. Крижаничем в XVII веке, а затем – чехом И. Добровским в XVIII веке). В русле современной интерпретации концепции "панславизма" наиболее крупный проект – "Нео-СЭВ" – предусматривает интеграцию всех славянских народов в "Великую Россию".

"Православная интеграция" – (идея "Москва – Третий Рим" впервые концептуально выражена в начале XVI века архимандритом Филофеем; со времен патриарха Никона вплоть до 1917 года была негласной определяющей идеей балкано-турецкой политики России). Интеграция православных народов под водительством России – в наше время политически мало востребованная конструкция. Единственным преимуществом этого проекта было бы укрепление позиций России на Средиземном море (за счет Сербии и Черногории) и, как следствие, надежный выход к теплым морям через территорию Балканского полуострова, а также превосходство на Черном море, поскольку, кроме Турции, все причерноморские государства являются православными.

"Общеевропейская интеграция" – (появилась во время "перестройки" в конце 1980-х годов). Проект "Общеевропейского дома" предполагает быстрое усвоение Россией базовых европейских, "общечеловеческих" ценностей, а в коммерческом и геополитическом планах позволяет обеспечить создание сквозной торговой магистрали от Лондона до Владивостока. В целом, евразийское единство отнюдь не противоречит интеграции России-Евразии в Европу (1, 3). Однако неизбежный в этом случае процесс расширения НАТО на Восток выведет Россию на передовые рубежи вероятного глобального противостояния с Китаем; хотя при существующих геополитических подходах России, по-видимому, все равно не удастся избежать этого противостояния (15).

"Союз с Германией" – (продолжение весьма старой российской внешнеполитической традиции, ведущей начало от Петра I). Проект "Союз России с Германией" (вариант: ось "Россия-Германия-Япония") выгоден прежде всего российским сырьевым монополиям (главным образом – ОАО "Газпром"). В его логику укладывается проект "Общеевропейской интеграции", а в случае присоединения Японии – создание "союза пяти" в русле "Евразийского проекта"¹. Преимущества и недостатки такого союза были бы примерно те же, что и при "общеевропейской" интеграции, за исключением того, что трансконтинентальную грузовую магистраль в этом случае пришлось бы несколько сократить, протянув ее не от Лондона до Владивостока, а только от Гамбурга (в случае союза еще и с Японией, ее можно было бы продлить через Корею и Цусимский пролив до Токио). Хотя в перспективе именно Бонн, завершивший реинтеграцию Германии, имеет все основания стать ведущей столицей Западной Европы. Наконец, союз с Японией имел бы для России и самостоятельное значение с учетом перспективы отношений с Китаем, но об этом ниже.

"Союз с Францией" – (давняя традиция, озвучивавшаяся преимущественно российскими либеральными политиками, систематически – начиная с императора Александра II и его канцлера А.М. Горчакова). Не в пример отношениям с Германией, хорошие отношения с Францией – историческая традиция для России, по крайней мере, со времен Елизаветы Петровны. Преимущества и недостатки российско-французского союза в целом почти те же, что и союза России с Германией, хотя о трансконтинентальной грузовой магистрали без привлечения к альянсу стран Центральной Европы пришлось бы забыть.

"Союз с "миром ислама" – (первым эту идею изложил И. Гаспринский в 1896 году) (2). Учитывая, что Российская Федерация представляет собой православно-мусульманское государство, эта концепция весьма актуальна и будет более подробно рассмотрена ниже.

"Союз с Индией и Китаем" – (идея выдвинута Е.М. Примаковым в 1998 году). "Треугольник Примакова", такой привлекательный внешне, на сегодняшний день выглядит весьма проблематичным проектом хотя бы потому, что для его реализации необходим в первую очередь союз Индии с Китаем, вместо которого налицо достаточно напряженные приграничные отношения и международное соперничество.

Индия действительно всегда была дружественной страной, и союз с ней дает России ряд выгод в самых разных сферах, включая геополитические (выход к теплым морям, правда, не через транспортные магистрали, а в виде предоставления индийских портов). В то же время, союз с Индией не противоречит и союзу с "иранской" частью "мира ислама".

Временный стратегический союз с Китаем пока возможен на двусторонней основе, учитывая заинтересованность Пекина в доступе к высоким технологиям российского ВПК. Однако уже в среднесрочной перспективе прочность такого рода партнерства подвергнется серьезным испытаниям. Определяющим здесь будет фактор становления "Большого Китая" и экономическая ситуация в самой России, например, "китаизация" Приморья.²

"Союз с США" – (идея, достаточно популярная с середины XIX до середины XX века; одним из последних крупных ее приверженцев был И.А. Ильин, считавший США единственной западной страной, не враждебной России (4)). Проект "стратегического партнерства" с США, осуществление которого чуть было не началось в начале 1990-х годов, был подвергнут серьезным испытаниям агрессией НАТО на Балканах в 1999 году. Однако в будущем российско-американский союз, возможно, имел бы неплохие перспективы в самых разных областях – от исследования космоса и человека до согласования внешнеполитической активности.

"Евразийский проект"

Рассмотрим "Евразийский проект" в его современном виде. В рамках этого проекта выделяются два варианта:

• реинтеграции подлежит все постсоветское пространство (законное наследие бывшей Российской Империи – СССР), которое воспринимается как единое суперэтническое и геополитическое целое;
  
• реинтеграции подлежат лишь некоторые из стран СНГ, а именно, три восточнославянские (Россия, Украина и Белоруссия) и две азиатские (Казахстан и Киргизия). В качестве лакмусовой бумажки, определяющей принадлежность народов бывшего СССР к евразийскому геополитическому единству, или отсутствие таковой, здесь выступает добровольность или насильственность их вхождения в состав России, а также возможность симбиоза "коренного" и славянского населения (8, 9).
  

Каждый из рассматриваемых вариантов реализации "Евразийского проекта" имеет свои преимущества и недостатки. К общим преимуществам проекта "евразийской" интеграции относятся:

• восстановление и сохранение естественных экономических связей между бывшими частями Российской Империи – СССР, прерванных или ослабевших после 1991 года;
  
• обеспечение геополитической безопасности России на южных направлениях. "Степь" прикрывает собственно Россию от "мира ислама", в то время как южные области России и отчасти Украины являются естественным этническим и геополитическим продолжением казахстанско-киргизской степи. Поэтому глубокая исламизация казахов и киргизов и их выпадение из евразийского единства создали бы угрозу распространения влияния ислама и на южные регионы России с тюркским населением (Поволжье, Сибирь, Алтай).
  

С этой точки зрения, второй вариант интеграции в сегодняшних условиях более предпочтителен, поскольку предусматривает воссоединение с Россией только слабо исламизированных Казахстана и Киргизии.

Общим недостатком "Евразийского проекта" является тот факт, что "евразийство" в своей классической форме содержит изначальное сомнение в самой возможности интеграции России в Западную Европу и восприятия базовых европейских, "общечеловеческих" ценностей. Евразийцы в 1930-х годах исходили из принципиального неприятия таких европейских ценностей, как права личности, идеологический плюрализм и так далее. Они порой идеализировали строй Московской Руси, где глава государства был самодержцем, а все прочие – его крепостными рабами, восхваляли Сталина как "нового Чингис-хана", призванного очистить Евразию от "чуждых западных химер" и сокрушить Запад как таковой (наиболее отчетливо эта точка зрения выражена в: 14).

Впрочем "евразийство" как идеология, развивалось в 1920-1930-х годах, которые в Европе ознаменовались отступлением либеральных и демократических идей перед идеями тоталитаризма и авторитаризма (сталинизм, нацизм, фашизм, франкизм и так далее).

Однако уже тогда появлялись работы, которые доказывали, что евразийское единство и интеграция в Европу отнюдь не противоречат друг другу (1), появляются такие работы и сейчас (3).

Что касается основных недостатков первого варианта проекта, то они таковы:

Во-первых, большая часть бывших советских республик (Узбекистан, Грузия, Азербайджан, Молдова, Литва, Латвия, Эстония, в меньшей степени – Украина) отчетливо дистанцируется от России. Таджикистан фактически дестабилизирован в результате гражданской войны и прорыва движения "Талибан" на север Афганистана.

Второй минус – чисто экономический. Дело в том, что в случае реинтеграции "советского" пространства, Россия снова будет вынуждена тратить большие средства (которых сейчас у нее нет) на материальную поддержку "евразийских братьев", неспособных самостоятельно обеспечивать курс "современного" развития.³

К тому же, некоторые региональные конфликты (боевые действия на Балканах и Кавказе, в Афганистане и Таджикистане, напряженность на границе Индии и Пакистана, в некоторых приграничных областях Китая) уже поставили под вопрос возможность реализации в намеченные ЭСКАТО сроки южного маршрута проекта "Шелковый путь". Фактически "заморожен" и северный маршрут, предусматривающий активное подключение России. Схожая ситуация наблюдается и вокруг маршрутов нефте- и газопроводов.
Сказанное позволяет сделать вывод о том, что процесс интеграции в рамках "Евразийского проекта" в современных условиях достаточно труднореализуем.

Проект "Союза с "миром ислама"
Этот проект предполагает варианты в зависимости от того, как сложится обстановка в самом исламском мире.

Первый вариант – союз с "миром ислама" в целом – возможен, разумеется, только при условии объединения мусульманского мира, каковое сегодня представляется маловероятным.

Преимуществом такого союза стало бы создание торговых магистралей из России через мусульманские страны (конкретно через Иран, Афганистан, Пакистан) к южным морям, а также более сильная позиция России в диалоге с Западом и с Китаем. Все эти резоны были высказаны еще в 1896 году крымскотатарским политическим деятелем И. Гаспринским, который предложил союз России с "миром ислама", направленный против Запада и Китая (2).

Однако этот, по сути, русско-мусульманский союз несет в себе гораздо больше минусов, чем плюсов. Так, в силу демографических причин, может возникнуть опасность мусульманской ассимиляции неисламского населения, которая усугубляется тем, что в этом случае неизмеримо возрастет и опасность реальной исламизации тюркской составляющей евразийского геополитического единства, то есть тюрков "Степи"⁴.

В качестве более приемлемого варианта можно рассматривать союз России с частью "мира ислама", учитывая его известную разобщенность (как по этническому, так и по религиозному основаниям). Здесь уместно вспомнить прецедент сотрудничества Советской России с исламскими странами (суннитскими: кемалистской Турцией и Афганистаном в 20-30-е годы XX века). В настоящих условиях возобновление такого рода попытки вряд ли возможно (замирение Афганистана пока не просматривается, а Турция ведет активную игру в русле пантюркизма, что весьма опасно для России). Однако использование кратковременных и долговременных оснований для союза с шиитским Ираном вполне оправдано.

Значимо и то, что в случае с Ираном, с одной стороны, и Турцией и Узбекистаном – с другой, имеет место противостояние по этно-религиозному принципу: тюрки – сунниты, персы – шииты. Двусторонние отношения России и Ирана до сих пор не "перегревались" именно в силу схожести "соседских" проблем, стоящих перед обеими странами.
В этом случае России не надо ждать, пока исламский мир объединится. Более того, союз с Ираном (широкое торгово-экономическое партнерство и усилия по безопасности), возможно, некоторое время будет рассматриваться и как противовес тюркской (Турция, Узбекистан) составляющей "мира ислама", с которой и связана более всего опасность "исламизации" суннитов: казахов, киргизов, узбеков.

Суммируя вышесказанное, отметим, прежде всего, что ни один из вышеперечисленных проектов не дает России гарантированного достойного будущего в существующих границах. Поскольку очевидно, что геополитическая стабильность в регионе Южной Евразии подорвана, то в первые десятилетия третьего тысячелетия России придется решать – как жизненно важную – задачу сохранения своей евразийской целостности. И здесь, возможно, следует пересмотреть имеющийся геополитический инструментарий и использовать новые подходы, соответствующие реалиям меняющегося мира.

В этой связи заслуживает внимания концепция циклов и ритмов истории В.И. Пантина, содержащая в том числе и прогнозы развития России на период до 2041 года (6). Согласно этой концепции, различные фазы развития циклов истории России могут приводить либо к либеральным, либо к антилиберальным тенденциям в российской внутренней и внешней политике. На период между 2005-2017 годами В.И. Пантин прогнозирует окончательное исчерпание ресурсов нелиберального развития страны и вступления России после 2017 года в "либеральный клуб" мира. При этом для периодов либеральных тенденций во внутренней политике России характерны поиски союза с Францией, и – отчасти – с США, тогда как для периодов "традиционных" – стремление к союзу с Германией и отдельными мусульманскими странами.

Из этого следует, что в первые десятилетия XXI века, на этапе последней (по В.И. Пантину) "антилиберальной реакции", Россия вполне может склониться к союзу с определенными силами в "мире ислама", а затем, после 2017 года, – к союзу с Францией и США, сохранив в то же время традиционных союзников на южном направлении, в первую очередь – Индию.

Однако прогноз ставит необходимым условием сохранение России как целостного государства, или как минимум – евразийского геополитического пространства в демографически и конфессионально нетронутом виде. Очевидно, что с этой точки зрения, наибольшую угрозу целостности России несут Китай и тюркская составляющая исламского мира. Не менее принципиальное значение имеет и то обстоятельство, что сейчас Россия "играет по чужим правилам", а разрушенный экономический организм требует новых лекарств.

Как представляется, геополитический подход, лежащий в основе рассмотренных выше концепций и проектов, таковым лекарством не является. Не отрицая полностью его состоятельности в современном экономизированном мире, вместе с тем нельзя не видеть: средствами геополитики не решить всех внешних проблем России, ибо любой из перечисленных союзов не гарантирует защиты от конфликтных ситуаций на границах с третьими странами, а то и прямо провоцирует их. Кроме того, как уже говорилось, нынешнее экономическое положение России позволяет осуществлять далеко не все проекты, по крайней мере, "интеграционные".

К тому же, в отличие от Франции, Сербии, Индии, которые граничат только с одним-двумя из общих с Россией потенциальных противников, и США, которые вообще не граничат с таковыми, Россия имеет геополитическую границу и с Германией, и с Турцией (эти две страны малоопасны, находясь в НАТО, но в случае их усиления за счет проникновения Германии в страны Восточной Европы, а Турции – на Балканы и в тюркские государства СНГ они могут вырваться из-под этого контроля, и тогда положение радикально изменится), и с талибским Афганистаном, и с Китаем, и с Японией, с которой еще не решена проблема "северных территорий", хотя, с другой стороны, Япония может оказаться ценным союзником в случае возникновения трений с Китаем.

Одним словом, России требуется поиск новой парадигмы выстраивания международных отношений в Евразии. И здесь логично обратиться к геоэкономической концептуалистике, однако взятой в более широком контексте: не в узко хозяйственном смысле, а в качестве базовой ценности в разрабатываемых стратегических проектах.
Речь идет, если вынести за скобки вариант силового "решения" вопроса, о создании своего рода "геоэкономического меча" – средств влияния на тенденции и процессы в мире вне российских границ. Его особая актуальность для России заключается в том, что он позволяет применять новые "правила игры" и, одновременно, в полную силу использовать такое российское конкурентное преимущество как инновационный потенциал. В результате новое прочтение получают самые болезненные для страны проблемы: перспективное развитие регионов, решение вопросов о спорных территориях, определение круга стратегических партнеров и конкурентов.

Не случайно в 1990-х годах были разработаны новые евразийские схемы так называемых "Трансевразийских мостов" (Л. Ляруш, С.М. Рогов). Их рациональное зерно заключается в том, что они выстроены в категориях геоэкономической стратегии и народно-хозяйственных реалий, а также деидеологизированы. Однако они слишком глобальны, что, хотя и привлекает, но несет в себе дилемму "все или ничего".

Попытку уйти от общеевразийской детерминированности предпринял В.Л. Цымбурский, предложивший вариант одновременного развертывания "Шелкового пути" как системы трех маршрутов с меридианными скрепами (15). Однако Россия здесь оказывается периферией тихоокеанского мира, с заметной неевропейской направленностью.
На наш взгляд, наилучшую в стратегическом отношении перспективу для России открывает проект "Транспортно-коммуникационные системы России" ("ТКС России"), который позволяет эффективно задействовать основные преимущества всех трех концептуальных подходов. Суть проекта – оперативное развертывание меридианных коммуникационных комплексов:

а) связывающих Российскую Федерацию с ее южными соседями;
б) дающих России дополнительный выход к южным морям и портам;
в) связывающих воедино трансрегиональный российский организм⁵.

Главная новизна проекта "ТКС России" состоит в применении геоэкономического инструментария при реализации меридианной схемы. Такое сочетание позволяет, сохраняя цельность замысла, осуществлять этот масштабный проект "отрезками". Даже создание трех-четырех комплексов в системе ТКС – уже результат. На первых порах решающее значение будет иметь наличие исходных ресурсов при минимизации затрат.

Одним из "пионеров" реализации первой очереди проекта может стать район Каспийского стратегического субрегиона, где на комплексной основе реально ввести в действие 2-3 маршрута. Один из этих путей должен брать начало в иранских портах и направляться в Восточную и Северную Европу морем и/или через области "новой" Центральной Азии по восточному побережью Каспия и дальше через Россию. Большая часть сухопутного пути уже обустроена в связи со стыковкой иранской и туркменской железных дорог. Чтобы его достроить, недостает лишь звена, которое бы соединило туркменскую и казахстанскую дороги в районе залива Кара-Богаз-Гол (15, с.161). Легче было бы перевозить грузы Каспийским морем, но тогда необходимо специально переоборудовать суда для перевозки вагонов. Помимо обеспечения выхода России к южным морям, этот маршрут позволил бы блокировать китайский план проникновения в Южную Европу "двумя руками" – через Среднюю Азию и Азербайджан с севера и через южные моря и арабские страны Ближнего Востока с юга.

Однако это лишь часть возможного глобального геоэкономического проекта; для его полной реализации необходимо вспомнить и о таких транспортных артериях, как Байкало-Амурская магистраль, народно-хозяйственный потенциал которой может быть гораздо более эффективно задействован в случае создания меридианных отрезков коммуникаций, связывающих основную нить – БАМ – с сырьевыми месторождениями Сибири и Дальнего Востока.

Но и БАМ – лишь второстепенная артерия в данном проекте. В целях его реализации необходимо создать три трансевразийских маршрута. Об одном – через Иран к Индийскому океану – мы уже говорили, теперь следует сказать и о двух других.

Первым из них стал бы, конечно, Транссиб, модернизированный, очищенный от железнодорожной преступности и дополненный веткой БАМа от порта Ванино, сокращающей путь японским грузам на запад на 1 500 километров. В перспективе представляется необходимой прокладка тоннеля Ванино-Сахалин и возможность соединения мостом Сахалина с Хоккайдо. Однако последний замысел, скорее всего, упрется в Курильский вопрос.

Вторым маршрутом мог бы стать северный вариант "Шелкового пути", поворачивающий от станции "Дружба" на китайско-казахстанской границе к северо-западу и идущий через казахские степи и российское Приуралье до встречи с Транссибом (15, с.160).

Рассматриваемый проект, таким образом, предполагает два уровня реализации – российский и международный. На российском уровне основной стратегический эффект может быть достигнут путем создания мощной трансрегиональной коммуникационной корпорации, связывающей воедино российское пространство.

Достижение международных преимуществ связано с формированием геоэкономических союзов России на взаимовыгодной основе с государствами Южной Евразии и Большого Тихоокеанского кольца.

На втором этапе данный проект может быть распространен на все евразийское пространство, причем, в сущности, это будет реализовано частично и в рамках первого этапа. Прообразы такого сотрудничества – уже обозначенные проекты, такие как "Голубой поток"⁶. Но главное – на этом этапе надо продлить три вышеупомянутых геоэкономических маршрута. Так, маршрут через Иран к Каспию и дальше по внутренним водным путям России может быть продлен до Петербурга и Архангельска (и далее – морем в Северную Европу) или до Азова (и далее – морем в Турцию и Южную Европу) и через Ростов-на-Дону в Центральную Европу. О перспективах продления Транссибирской магистрали через Сахалин в Японию уже говорилось.

Что же касается северного варианта "Шелкового пути", то для России главный вопрос состоит в том, какое направление тихоокеанские грузы, не попав на Транссиб, выберут уже за китайской границей. В этом свете русским следует рассматривать и популярную в деловых кругах Китая идею прокладки пути Люйшунь-Гамбург. На фоне балканизации Юга Евразии от объединенных таможенным союзом России и Казахстана зависело бы придать северному маршруту "Шелкового пути" максимальную привлекательность, обусловленную минимальным числом границ, способных задержать движение по нему товаров (15, с. 161).

Геоэкономическая нацеленность проекта "ТКС России" содержит в себе серьезные преимущества именно в силу примата не идеолого-политического, а геоэкономического характера, позволяя выстраивать альтернативное пространство стратегического планирования и задействовать страны и международные организации самой разной идеологической, религиозной и политической ориентации. Данный подход позволяет также выйти из порочного круга "однополярной" глобализации и геополитических схем развития, поскольку переводит проблему возрождения России на принципиально иной язык.

Проект фактически превращает Москву в "порт пяти океанов" (пятый – воздушный), что делает Россию практически независимой от международной конъюнктуры, включая политическую нестабильность в тех или иных регионах Евразийского материка⁷.

Более того, реализовав проект, сама Россия получит возможность оказывать давление на соседей. Так, в случае трений с Китаем, она могла бы перекрыть северный маршрут "Шелкового пути" и пустить грузы через Иран и по Транссибирской магистрали – до Японии; при трениях с последней – отдать предпочтение как раз китайскому северному варианту "Шелкового пути"; если возникнут проблемы с Турцией – перекрыть путь от Волгограда через Дон и Черное море в Турцию, пустив все грузы через Петербург и Архангельск в Европу. В этой ситуации Россия, кстати, сможет оказывать давление и на потенциальных партнеров по интеграции (Казахстан, Украина).

Что же касается нейтрализации талибо-пакистанского альянса, через территорию которого геоэкономические пути, видимо, пройдут не скоро, то здесь, на наш взгляд, необходимо сделать ставку на Узбекистан. Последний же будет достаточно сильным для противостояния талибам только в том случае, если начнет функционировать торговый мост Запад – Турция – Закавказье – Туркмения – Узбекистан, через который пойдут на Запад каспийская и узбекская нефть и газ. В данной ситуации союз России с Ираном стал бы гарантией того, что этот торговый мост не будет продлен до Индийского океана, минуя Россию, а залогом того, что северный вариант "Шелкового пути" не будет пущен мимо России через Узбекистан на Запад, станет интеграция с Казахстаном и Киргизией. Последних усиление опасного для них Узбекистана неминуемо толкнет в объятия России. К тому же, если узбекская и туркменская нефть пойдет на Запад, Казахстан и Киргизия будут нуждаться в российских нефти и газе, в обмен на которые они могли бы предложить дешевую электроэнергию; подобный проект уже обсуждался в 1996 году (10, с. 44-45), однако тогда эта идея не получила развития.

Поддержка Россией Узбекистана против талибов обеспечит хорошие партнерские отношения с Западом на среднеазиатском поле, пантюркизм же и паниранизм в Средней Азии уравновесят друг друга. Пока не проявлен потенциал сотрудничества, прежде всего в сфере безопасности, стран-участниц "Шанхайской пятерки" (Китай, Таджикистан, Киргизия, Казахстан, Россия).

Как представляется, "российский проект" начала XXI века не может быть "идеологизированным". Он должен развиваться в последовательно формируемом духовном, культурном и социальном контексте, с привлечением всего интеллектуального богатства, накопленного за столетия истории России. Исходя из этого и учитывая возникшую слабость геополитического положения Российской Федерации, целесообразно перейти к реализации геоэкономической в своей основе стратегии развития, создавая новый контекст международного взаимодействия. Тогда Россия, имея (в идеале) геополитические союзы со своими естественными союзниками (Францией, Сербией, Индией, Ираном, Арменией, в перспективе – США) по принципу "дружи не с соседом, а через соседа", сможет в то же время решать проблемы с "соседями" (Германией, Турцией и их клиентами в Восточной Европе и СНГ, Китаем, Японией, а также талибо-пакистанским альянсом) геоэкономическими методами.

Литература
1. Бицилли П.М. Два лика евразийства// Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн. М., 1993, с.279-291.
2. Гаспринский Исмаил-бей. Русско-восточное соглашение// Арабески истории. СПб., 1994. Ч.1, с.369-385.
3. Евзеров Р.Я. Евразийская общность: современные концепции// Альтернативы. М., 1994, с.107-108.
4. Ильин И.А. Наши задачи. М.-Париж, 1992.
5. История XIX в. М., 1939. Т.8.
6. Пантин В.И. Циклы и ритмы истории. М., 1996.
7. Россия в меняющемся мире. М., 1995.
8. Ситнянский Г.Ю. Откуда исходит угроза единству России// Азия и Африка сегодня. 1997. N 12, с.36-40.
9. Ситнянский Г.Ю. Проблемы реинтеграции бывшего СССР в свете исторических судеб Евразийской цивилизации// Вестник Евразии. 1996. N 3, с.160-171.
10. Социально-политическая ситуация в постсоветском мире. 1996. Март. N 3 (47).
11. Тарле Е.В. Крымская война// Сочинения. М., 1962. Т.9.
12. Тарле Е.В. Талейран. М., 1992.
13. Трофимов Д.А. Центральная Азия. М., 1994.
14. Хара-Даван Э. Чингис-хан как полководец и его наследие. Белград, 1929.
15. Цымбурский В.Л. Геополитика для "евразийской Атлантиды"// Pro et Contra. 1999. Осень. Т.4. N 4., с.150-167.

Примечания
1. Если, конечно, не рассматривать всерьез заявления ряда "политиков", призывающих к союзу России с Германией для совместной борьбы против "американских оккупантов".
2. Однако любой продолжительный союз с Китаем создает реальную угрозу ассимиляции россиян азиатской части России (а также входящих в евразийское геополитическое единство казахов и киргизов) китайцами. В Киргизии уже были прецеденты, когда массовый наплыв китайских иммигрантов создавал такую угрозу. Так, в городе Нарын в начале 1994 года китайцы составляли, по некоторым данным, половину населения (13, с.22).
3. Вспомним, например, что в "застойные" годы бюджеты среднеазиатских республик были дотационными на 60-70%; эти средства шли в основном на экономическое развитие региона, тогда как главным источником существования титульного населения была торговля с центром.
4. Кроме того, христианство не имеет такого свода регламентирующих правил повседневной жизни, каким в исламе является шариат, что создает угрозу "шариатизации" и затем – исламизации самих восточнославянских народов. Опыт Чечни 1990-х годов дает также основания для вывода об угрозе роста экстремизма среди подвергнутого "шариатизации" населения.
5. Идея проекта впервые была концептуально оформлена в 1993 году аналитиками МВЭС России А.И. Неклессой и В.И. Юртаевым.
6. Последняя имеет колоссальное значение для России, т.к. объединяет православные государства в единое поле. Однако проигрыш балканской ситуации серьезно осложнил позицию России по данному вопросу.
7. Любой эксклюзивный коридор уязвим. Движение по нему может быть остановлено каким-либо стихийным бедствием или злым умыслом. Следовательно, уязвима и страна, делающая ставку только на него. Это касается каждой из трех указанных линий, взятых по отдельности. Транссиб могут, как в 1998 г., перекрыть шахтерские или иные движения протеста. Северному маршруту "Шелкового пути", также как и южному, угрожают возможные волнения синьцзянских тюрок. Любой конфликт в Заливе, а особенно с участием США и НАТО, в состоянии блокировать порты Ирана. Но система в целом – с тремя независимыми друг от друга входами и с множеством железно- и автодорожных выходов в разные области материка, снабженная информационным обеспечением, которое учитывало бы обстановку на всех этих путях, – практически неуязвима. Обрисованная структура гарантировала бы ей устойчивость и бесперебойность функционирования (15, с.161-162).