Разведка или наука?

Продолжение публикации отрывков из будущей книги, носящей рабочее название «Вызов и ответ», готовящейся к изданию в Институте экономических стратегий. В предлагаемом отрывке — материалы по истории создания в СССР атомной бомбы.

Александр Орлов
Разведка или наука?
"Экономические стратегии", №02-2009, стр. 70-78

Орлов Александр Семенович – действительный член Российской Академии естественных наук, член президиума Международной академии наук о природе и обществе, член комиссии при Президенте РФ по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести (1996-2005 гг.), участник Великой Отечественной 1941-1945 гг. и Корейской 1950-1953 гг. войн, д.и.н. Окончание. Начало см. в № 1/2009.

Данные разведки сыграли важную роль в принятии советским Правительством решения начать разработку атомного проекта. Первые же отзывы Курчатова на материалы разведки в марте 1943 г. показывают существенное значение этих данных в формировании советской научной программы по созданию атомного оружия: ставка на плутоний, который можно получить в реакторе, и на газодиффузионный метод разделения изотопов урана. В дальнейшем поступавшие от разведки сведения все больше расширяли знание о проводимых в США работах. Сначала внимание разведки было нацелено на конструкцию бомбы и ее тактико-технические данные, но вскоре стала очевидной необходимость получения сведений по атомной промышленности, и прежде всего той, что производила делящиеся материалы – уран-235 и плутоний-239. Резидентурам в Лондоне и Нью-Йорке было дано задание получить информацию о современных инженерных решениях такого производства атомной промышленности Англии и США. Затем возникла необходимость в информации обо всем, что позволяло преодолевать различные производственные трудности. Например, одной из трудноразрешимых проблем в производстве урана-235 методом газовой диффузии являлась герметизация движущихся частей и неподвижных соединений разделительных камер в силу высокой агрессивности шестифтористого урана.

Среди добытых сведений была и методика определения критической массы ядерного заряда, и данные об инициаторе цепной реакции в плутониевом заряде атомной бомбы, и чертежи форм для отливки элементов сферического обжимного снаряда ВВ, и даже схема и описание конструкции американской атомной бомбы, испытанной в июле 1945 г., в соответствии с чем была спроектирована первая отечественная бомба. Разведка дала ценную информацию о нормах допустимого радиоактивного облучения, технологии изготовления урановых стержней в защитных оболочках и, наконец, о технологии извлечения урана из руды, которая была признана настолько уникальной и эффективной, что в течение года у нас на ее основе был построен завод.

В апреле 1946 г. было получено подробное описание конструкции американского опытного реактора Ферми, которое сыграло важную роль в разработке советского реактора, пущенного в декабре 1946 г. Позднее, в 1950-е гг., были добыты подробные сведения о мощных реакторах для атомных подводных лодок. Из этого далеко не полного перечня достижений НТР видно, насколько широким был диапазон охвата разведкой теоретических, экспериментальных и технических проблем создания атомного оружия и атомной промышленности в целом и сколь значительным был вклад научно-технической разведки в их решение.

Наиболее важным, может быть, для разведчиков являлось то, что их агенты были весьма компетентны и добросовестны. Вот, например, оценка их работы академиком А.Ф. Иоффе: "…Получаемая нами информация всегда оказывалась точной и по большей части всегда полной… наличие такого совершенного источника информации на много месяцев сокращает объем наших работ и облегчает выбор направлений, освобождает от длительных поисков. Я не встречал ни одного ложного указания".

Действительно, работа строилась так, чтобы обеспечить максимум надежности добываемых сведений. Для этого надо было проверять и перепроверять полученную информацию, сравнивать ее с данными из других источников. Работа эта требовала знаний, находчивости, смелости, умения пойти на риск в крайних случаях. Вот только один пример, о котором рассказал известный историк разведки В.М. Чиков.

Агент советской разведки Лона Коэн должна была переправить важную информацию из Лос-Аламоса в Москву. Дело было в 1945 г., вскоре после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Ей нужно было доставить в Нью-Йорк представителю нашей резидентуры А.А. Яцкову сверток, а в нем – чертежи и описание американской плутониевой бомбы. Лона Коэн прибыла в Альбукерк, небольшой курортный городок неподалеку от Лос-Аламоса. Здесь обыкновенно отдыхали сотрудники "Манхэттенского проекта", поэтому в Альбукерке спецслужбы проверяли документы и багаж пассажиров поездов, убывающих из города.

Когда Лона подошла к вагону, сотрудник службы безопасности начал проверять ее багаж. Он состоял из небольшого чемодана и сумки. Кроме того, в руках Лоны Коэн была дамская сумочка, где и находился тот сверток. Лона поставила чемодан и начала намеренно нервно перебирать содержимое сумки якобы в поисках билета. А ридикюль в эту минуту передала подержать кондуктору, который и держал его, пока она "искала билет". Более того, когда досмотр был закончен, она вошла с вещами в вагон, даже не взяв у кондуктора заветную сумочку. Он сам побежал за ней, крича: "Мадам, Вы забыли свою сумочку!" В Нью-Йорке документы были переданы по назначению. В другом случае, как вспоминает А.А. Яцков, работник советской резидентуры уже с информацией на руках неожиданно подвергся расспросам каких-то лиц, представившихся ему служащими иммиграционной службы. Заподозрив неладное, связник не рискнул держать материал при себе. Он переписал его тайнописью на газете между строк и завернул в эту газету светильник весьма экзотического вида. Так материал был доставлен резиденту.

Но если отношения ученых с разведчиками были лишены каких-либо трений и взаимодействие было хорошо отлажено, то отношения физиков-атомщиков с советской властью отнюдь не всегда были безоблачными. С одной стороны, среди руководителей, представлявших государство и военное ведомство в работе над атомным оружием, были такие люди, как Б.Л. Ванников, Е.П. Славский, А.П. Завенягин, М.Г. Первухин, которые, обладая огромным организаторским опытом, в атомной проблеме начинали, естественно, с нуля, но не стеснялись учиться и довольно глубоко вникали в суть дела. С другой – те, кто по уровню знаний и опыту предыдущей деятельности ничего в атомных делах не понимал, но демонстративно проявлял свою власть, коли она ему дана. Многие из них взирали на проблему поверхностно: взорвется – не взорвется? Берия, к которому стекалась вся информация, видимо, тоже понимал задачи ученых и производственников весьма упрощенно. Для него и большинства руководителей рангом ниже сознание происходившего сужалось до собственно бомбы. Вряд ли они думали о многоцелевом и фундаментальном характере исследований. К примеру, в 1945 г. именно Берия наложил запрет на идею создания атомных кораблей: сначала бомба – иное потом. А ведь в Институте физических проблем уже тогда начали проектировать атомную установку для корабля задолго до американского "Наутилуса".

Курчатов и его единомышленники военное использование атомной энергии считали вынужденным и временным. Будущее ядерной энергии они видели в мирном ее применении, а будущее ядерной теории – во взаимодействии с другими отраслями науки.

Но настоящим руководителем этого дела со стороны государства был Б.Л. Ванников. Он был председателем научно-технического совета по Урановому проекту при Совнаркоме СССР, а Курчатов – его заместителем. Вот они и определяли все текущие решения. Самые важные решения проходили, конечно, через Государственный комитет обороны, через Сталина и Берию.

Среди физиков было немало тех, кого серьезно беспокоили распространившиеся в высших эшелонах государственной и особенно партийной власти гонения на передовые отрасли науки – генетику и кибернетику. Запрет на исследования в генетике практически вредил и тем, кто занимался атомной проблемой. В стране строились реакторы, заводы по переработке радиоактивных веществ, шахты по добыче руды, и физики ждали от генетиков рекомендаций по радиационной защите. В рамках Уранового проекта был создан радиобиологический отдел (РБО). Возглавил его В.Ю. Гаврилов, опытный специалист по атомному оружию. В отделе работали и молодые, и крупные ученые – Р.Б. Хесин, Н.И. Шапиро и др. Все они были непримиримыми противниками Т.Д. Лысенко.

"Мы, – вспоминал А.П. Александров, – не скрывали своего к нему отношения. Но все же старались сделать так, чтобы наш РБО не ввязывался в прямые баталии с Лысенко. Потому что отдел просто могли разогнать. Тогда мы бы оказались без рук и без мозгов в чрезвычайно важном для нас деле…

Вскоре после войны, кажется в 1946 г. (скорее всего, это произошло не в 1946, а в 1948 г. – А.О.), меня вызвали в ЦК партии и заявили, что квантовая теория, теория относительности – все это ерунда. Какая-то не очень понятная мне компания собралась. Особенно старались два деятеля из МГУ. Но я им сказал очень просто: "Сама атомная бомба демонстрирует такое превращение вещества и энергии, которое следует из этих новых теорий, и не из чего другого. Поэтому, если от них отказаться, то надо отказаться от бомбы. Пожалуйста, отказывайтесь от квантовой механики – и делайте бомбу сами как хотите"".

Тем не менее в недрах ЦК КПСС готовилось совещание по проблеме идеологического и партийного характера физической науки, борьбы с "космополитизмом и идеализмом", присущими ряду советских физиков. Совещание по задачам советских ученых-физиков должно было состояться в начале 1949 г., но не состоялось.

И причиной тому стала беседа Сталина с Курчатовым. Есть несколько версий этой беседы, но наиболее достоверной представляется нам свидетельство Д.В. Ефремова, который в то время был заместителем председателя Государственного комитета по атомной энергии и непосредственно участвовал в беседе. Вот что он рассказал: "Встреча эта произошла в конце 1948 – начале 1949 г. Сталин пригласил к себе Курчатова и меня и сказал: "Товарищ Курчатов, Академия наук готовит совещание по разгрому идеализма в физике. Возглавить это дело и произнести основной доклад надо будет Вам. Это очень важно". В то время АН готовила такое совещание, где должны были выступить ученые-физики, а Курчатов все время пытался отойти в сторону, и, видимо, это стало известно Сталину. Игорь Васильевич сказал: "Иосиф Виссарионович, у нас сейчас очень много работы, и нежелательно отвлекать людей". Сталин настаивал: "Товарищ Курчатов, это очень важно, прошу Вас". – "Иосиф Виссарионович, у меня сейчас работают русские, грузины (именно в таком порядке), евреи, армяне, украинцы, татары, многие другие, некоторые из них даже верят в Бога, но все они работают, работают отчаянно, целеустремленно, нельзя их отрывать от дела". – "Товарищ Курчатов, идеализм в физике – вредная вещь. Сделайте, пожалуйста, так, как это сделал товарищ Лысенко. Он разгромил морганистов-вейсманистов. Так же точно надо сделать в физике". Тогда Игорь Васильевич встал и, волнуясь, сказал: "Иосиф Виссарионович, это помешает нам обеспечить выполнение Вашего задания в срок". Сталин, заметив состояние Курчатова, сказал: "Не волнуйтесь, товарищ Курчатов, не волнуйтесь. Это (т.е. разгром идеализма) сделаем потом. Вы лучше скажите мне, можно ли сделать атомное тактическое оружие?.." Так Игорь Васильевич спас физику от разгрома".

Сталин, видимо, быстро схватил основную мысль Курчатова: спор между сторонниками разоблачения "идеализма" с одной стороны и "учеными-космополитами" с другой – явление явно второстепенное по сравнению с главной задачей: созданием атомной бомбы. Там – философские и идеологические споры, здесь – материально осязаемый результат: советское атомное оружие, которое резко изменит характер противостояния двух общественных систем. Будучи реалистом (а это всегда признавали и сторонники его, и враги), он сделал свой выбор: бомба важнее идеологических споров…

Наступление ученых на атом продолжалось. Уже ко времени испытаний первой атомной бомбы в Советском Союзе определилась генеральная линия дальнейшей работы ведущих организаций атомной отрасли: добиваться значительного увеличения удельной мощности атомных зарядов при уменьшении их габаритов и веса. Вырисовывались два основных направления. Первое направление сводилось к применению новых конструкций центрального ядерного заряда (в частности, с использованием высокообогащенного урана) и заряда обычного взрывчатого вещества, сжимавшего ядерный заряд для перевода его в сверхкритическое состояние, приводящее к взрыву бомбы. Второе было связано с реализацией идеи внешнего нейтронного инициирования, что позволяло резко увеличить степень использования ядерных материалов по сравнению со старой схемой внутреннего инициирования.

Обе эти схемы были предложены в 1946 г. Я.Б. Зельдовичем, которому в то время еще не было известно о принципе действия американской атомной бомбы. Между тем первый вариант во многом воспроизводил схему американской плутониевой бомбы "Толстяк". Анализ обеих схем, произведенный Л.В. Альтшулером, показал преимущество второго варианта. Однако основное внимание было уделено разработке первой схемы. Как вспоминал Альтшулер, осенью 1947 г. он спросил Ю.Б. Харитона: "Почему же мы идем на такой заведомо малоэффективный первый вариант?" Тот ответил, что в этом варианте они в большей степени уверены, потому что берут заранее такое количество активного материала, которое близко к критической массе, а затем с помощью взрывчатого вещества увеличивают его плотность. Ведь они знают примерно, сколько нужно взять взрывчатого вещества, чтобы бомба хорошо сработала, т.к. им известны размеры люка американского "Боинга".

Альтшулер не знал, что Курчатову и Харитону была известна конструкция "Толстяка", полученная от Клауса Фукса в 1945 г. Обстановка требовала быстрого результата в работе над атомной бомбой, потому и избрали первый вариант, близкий к американскому.

Но уже в 1950 г. была поставлена задача создать авиационную атомную бомбу весом в 3 т и с эквивалентной мощностью в 25 кт тротила. Вес и габариты нового изделия задавались в соответствии с тактико-техническими характеристиками проектировавшегося в КБ Туполева перспективного бомбардировщика Ту-16. При одинаковой с Ту-4 грузоподъемностью и дальностью полета этот реактивный самолет должен был летать вдвое быстрее, что существенно повышало его шансы успешно преодолеть ПВО противника по сравнению с Ту-4.

В те же годы была разработана серийная бомба, имевшая при весе 3 т мощность в 40 кт тротила (в РДС-1 было соответственно 5 т и 20 кт). Столь замечательные характеристики бомбы были достигнуты благодаря принципиально новой конструкции системы, позволившей сосредоточить действие обычного взрыва на центральном атомном заряде. Бомба проектировалась в двух вариантах: РДС-2 с чисто плутониевым и РДС-3 с составным ураново-плутониевым зарядом.

Большие трудности возникали с получением высокообогащенного урана-235, используемого в ядерных зарядах. Задача оказалась гораздо более сложной технологической проблемой, чем накопление плутония. И все же она была решена. Одновременное освоение двух технологий разделения – газодиффузионной и электромагнитной (под руководством Л.А. Арцимовича) – позволило использовать в ядерных зарядах уран-235, благодаря чему достигалась большая экономия крайне дорогого плутония.
Пока ученые создавали более совершенные атомные бомбы, на Семипалатинском полигоне полным ходом шла подготовка к их испытаниям. В 1951 г. состоялись испытательные взрывы двух атомных бомб, созданных коллективом Ю.Б. Харитона.

В отличие от 1949 г., когда имевшегося в наличии плутония едва хватало на один заряд, в 1951 г. удалось испытать сразу оба варианта бомбы, каждый из которых был изготовлен в трех экземплярах. Было решено сначала взорвать бомбу РДС-2 на башне, а потом сбросить РДС-3 с самолета.

Бомба РДС-2 испытывалась 24 сентября 1951 г. в условиях, близких к испытаниям РДС-1. Для этого башня и все сооружения опытного поля на Семипалатинском полигоне были полностью восстановлены. Испытание РДС-2 включало существенно новый элемент: проверку действия атомного взрыва на самолет Ту-4. Он пролетел над башней с таким расчетом, чтобы ударная волна от взрыва догнала его на расстоянии около 20 км. Самолет испытал сильный толчок от ударной волны, но никаких затруднений в пилотировании не возникло.

Через две недели в интервью газете "Правда" И.В. Сталин ответил на заданные ему вопросы по поводу проводимых в Советском Союзе испытаний отечественного атомного оружия. Отвечая на вопрос корреспондента "Правды", что он думает о шумихе, поднятой в иностранной прессе по поводу атомных взрывов в СССР, Сталин сказал: "Действительно, недавно было произведено у нас испытание одного из видов атомной бомбы. Испытания атомных бомб различных калибров будут проводиться и впредь по плану обороны нашей страны от нападения англо-американского агрессивного блока". Далее, развивая эту тему, Сталин заявил, что советские атомные испытания не должны давать какие-либо основания для тревоги в США, где полагают, что они могут служить угрозой безопасности США. Он напомнил, что СССР не раз предлагал запретить атомное оружие и прекратить его производство, но "каждый раз получал отказ от держав Атлантического блока". Возможно, сказал в заключение советский вождь, что "сторонники атомной бомбы могут пойти на запрещение атомного оружия только в том случае, если они увидят, что они уже не являются монополистами".

Главное испытание состоялось 18 октября. "Выпускной экзамен" держала первая авиационная атомная бомба РДС-3. Ее сборка, снаряжение и подвеска к самолету Ту-4 (командир К.И. Уржунцев) производилась на аэродроме Жана-Семей под Семипалатинском. Цель для бомбометания представляла собой хорошо видимый белый круг. Сброшенная с высоты 10 км бомба через минуту свободного полета взорвалась на высоте 400 м на удалении около 300 м от цели. Экипаж самолета увидел очень яркую вспышку зеленоватого цвета. Через полторы минуты после взрыва все ощутили два быстро следовавших друг за другом толчка, сопровождавшихся сильным звуком: это самолет догнала сначала падающая, а затем отраженная от земли ударная волна. Никаких повреждений самолета или травм экипажа не было, и он продолжил полет по курсу.
Уверенно шли к цели ученые-ядерщики. Следующий важный шаг был сделан через три года. Проведенные в октябре 1954 г. воздушные испытания модифицированной бомбы РДС-3 "И", снабженной системой внешнего нейтронного инициирования, показали, что ее эквивалентная мощность возросла до 60 кт. В СССР началось серийное производство атомных бомб. К тому времени бомбардировщик Ту-16, который заменил Ту-4, успешно прошел летные испытания и уже выпускался крупными сериями (в 1954 г. было произведено 70, в 1956 г. – 300, а всего к 1960 г. выпущено 1000 машин). Американцы тоже не стояли на месте. В 1951 г. на полигоне в штате Невада были испытаны 12 атомных бомб малой мощности, предназначенных для использования непосредственно на поле боя, а в мае 1953 г. – артиллерийский снаряд с ядерной "начинкой".
Само собой разумеется, работы по созданию тактического ядерного оружия были развернуты и в СССР. При этом вес первой отечественной тактической авиабомбы равнялся 1 т, а ее габариты выбирались в соответствии с техническими данными фронтового бомбардировщика Ил-28. Этот первый отечественный реактивный бомбардировщик, сконструированный в 1948 г. в КБ С.В. Ильюшина, стал самым массовым: было изготовлено около 6 тыс. машин. Значительное уменьшение (по сравнению с РДС-2 и РДС-3) размеров новой бомбы потребовало от создателей атомного оружия проведения многочисленных экспериментов. На завершающий этап коллектив ядерного центра вышел к лету 1953 г. Сброс бомбы с Ил-28 был произведен на Семипалатинском полигоне 23 августа того же года.

Таким образом, в сжатые сроки был создан малогабаритный, но огромной мощности (эквивалент 30 кт тротила) ядерный заряд, который поступил на вооружение тактической авиации. Серийное изготовление новой бомбы началось в следующем году, она была нежно названа "Татьяной" – своего рода преемница "катюши" времен войны. В дальнейшем ее ядерный заряд был использован в боевой части стратегической ракеты Р-5М, разработанной и испытанной под руководством С.П. Королева в начале 1956 г. На основе конструктивных принципов, утвердившихся при разработке "Татьяны", было создано и в 1954 г. успешно испытано целое семейство тактических бомб меньшей мощности.
Итак, совместные усилия ученых, разведчиков и производственников СССР привели к успешному решению важнейшей государственной задачи – обретению нашей страной атомного оружия.

В связи с этим встает вопрос о роли разведки в создании водородной бомбы, которая появилась в СССР четырьмя годами позже. Тем более что в отечественной прессе последних лет не раз объявлялось, что советские ученые ничего сами не делали в этой области, а получили все благодаря разведчикам. Но вот что говорил в интервью газете "Красная звезда" Ю.Б. Харитон: "Заведующий теоретическим отделом Лос-Аламоса Ганс Бете пишет, что Эдвард Теллер, пришедший к идее водородной бомбы, с октября 1950 по январь 1951 г. был в отчаянии: венгерский математик Станислав Улам обнаружил в его работе серьезные ошибки, конструирование откладывалось.

Часть из этих – ошибочных – материалов, естественно, приходила к нам, и разведчики полагали, что мы их и используем. Нет, у нас был свой, независимый путь к водородной бомбе.

– И кого можно считать "отцом"?

– Вы знаете, это очень сложный вопрос. Очень велика роль Сахарова, но он сам утверждал, что дело это коллективное, а наибольший вклад внесли Я.Б. Зельдович и Ю.А. Трутнев (сегодня он мой первый заместитель), ряд других людей. Водородная бомба – это безумно сложная вещь, при нашей плохой математической, счетно-машинной технике работать было крайне тяжело. Но со стороны разведки правильного мы абсолютно ничего не получали.

В 1952 г. американцы провели первый термоядерный взрыв, но устройство было неподъемным – около 60 т. Настоящую термоядерную бомбу они испытали на поверхности тихоокеанского атолла в 1954 г. А первая термоядерная бомба, сброшенная с самолета, была нашей – это 1955 г.

Сначала "русское чудо" американцы связывали с предательством Фукса. Однако быстро разобрались, что такого не могло произойти, т.к. Фукс был разоблачен и прекратил свою деятельность в пользу Советского Союза раньше, чем в США началась разработка водородной бомбы. Затем было высказано предположение, которое превратилось в уверенность: что русские смогли взять продукты взрыва первого термоядерного испытания в США в 1952 г., которые распространились в атмосфере, и расшифровать их. В самом деле: в радиоактивных продуктах взрыва содержится определенная информация. Получили ли советские ученые полезную информацию для конструирования водородного оружия в результате радиохимического анализа атмосферных проб после термоядерного взрыва в США 1 ноября 1952 г.? На этот вопрос ученые (и не только отечественные) отвечают отрицательно. Дело в том, что радиохимический анализ проб воздуха в то время в СССР был еще на недостаточно высоком уровне и полезных результатов не давал. А позже, когда подобная работа была хорошо организована, советских ученых больше интересовали не радиоактивные элементы, а соотношение между различными изотопами, позволявшее сделать вывод о наличии тех или иных ядерных и конструктивных материалов.

В 1953 г. советские ученые-атомщики самостоятельно подготовили и провели испытания своей водородной бомбы, так называемой "сахаровской слойки". При этом бомба подготавливалась к испытаниям в боевом варианте.

И основное термоядерное горючее в ней было совершенно другим по сравнению с американской водородной бомбой. В то время казалось, что работа над водородной бомбой пойдет по своему, отечественному пути, развивая первый успех. Однако события в конце 1955 г. неожиданно придали ей совсем другое направление. Вот что пишет А.Д. Сахаров в своих "Воспоминаниях": "В ноябре 1953 г. меня вызвал к себе В.А. Малышев, министр среднего машиностроения, и попросил представить докладную записку, в которой написать, как мне рисуется изделие следующего поколения, его принцип действия и примерные характеристики. Конечно, мне следовало отказаться, сказать, что подобные вещи не делаются с ходу и одним человеком; что необходимо осмотреться, подумать. Но у меня была идея, не слишком оригинальная и удачная, но в тот момент она казалась многообещающей. Посоветоваться мне было не с кем.
Я написал требуемую докладную.

Через две недели я был приглашен на заседание Президиума ЦК КПСС. Результатом заседания были два постановления, вскоре принятые Советом Министров и ЦК КПСС. Одно из них обязывало наше министерство в 1954-1955 гг. разработать и испытать то изделие, которое я так неосторожно анонсировал… Другое постановление обязывало ракетчиков разработать под этот заряд межконтинентальную баллистическую ракету. Существенно, что вес заряда, а следовательно, и весь масштаб ракеты были приняты на основе моей докладной записки. Это предопределило работу всей огромной конструкторско-производственной организации на долгие годы".

Ученые сосредоточились на доведении новой конструкции до испытания. По сути дела, над ее созданием работали только в 1954 г. и в начале 1955 г. В ноябре 1955 г. было произведено испытание водородной бомбы нового образца, результат оказался ошеломляющим. Все прочие варианты были перечеркнуты.

Если говорить о влиянии на создание советской водородной бомбы американских работ над аналогичным оружием, то можно определенно сказать, что в СССР не было чертежей или точных данных, поступивших извне, хотя полученная от разведки в сентябре 1945 г. информация об американской теории "классического супера" имела для наших ученых немалое значение.

Таким образом, в создании водородной бомбы СССР шел своей, никем не проторенной дорогой, и получил лучшие результаты, чем американцы. Но это было позднее, а тогда, в начале 1950-х гг., шло ожесточенное соревнование между сверхдержавами: у кого быстрее появится водородная бомба. В ноябре 1952 г., как уже говорилось, США испытали наземное термоядерное устройство. Это устройство (кодовое название "Майк") было взорвано на атолле Эниветок в Тихом океане. Его тротиловый эквивалент составлял 10,4 млн т. Но его еще нельзя было назвать бомбой, поскольку оно было слишком тяжелым для любого носителя ядерного оружия.

Советский Союз принял новый вызов из-за океана. В августе 1953 г., когда все было готово для испытания советской водородной бомбы, за четыре дня до испытаний Правительство СССР опубликовало следующее заявление: "Известно, что за границей сторонники войны длительное время тешили себя иллюзией насчет монополии Соединенных Штатов Америки в деле производства атомной бомбы. Жизнь, однако, показала, что здесь имело место глубокое заблуждение. Соединенные Штаты Америки давно уже не являются монополистами в деле производства атомных бомб. За последнее время заокеанские противники мира нашли себе новое утешение. Соединенные Штаты Америки, видите ли, владеют более мощным, чем атомная бомба, оружием, являются монополистами водородной бомбы. Это, видимо, было бы каким-то утешением для них, если бы соответствовало действительности. Но это не так. Правительство считает необходимым доложить Верховному Совету, что Соединенные Штаты не являются монополистами и в производстве водородной бомбы".

А на полигоне все было как при первом взрыве атомной бомбы в 1949 г. – и общее волнение участников, и нервное напряжение в томительные моменты, когда пошел отсчет секунд до взрыва, и глухой удар взрывной волны по сооружениям, где находились испытатели, и радость победы, когда стало ясно, что испытание прошло успешно.
Участник всех испытаний того времени – С.Л. Давыдов – впоследствии писал: "Выбежали наружу, хотелось посмотреть результаты взрыва. Зрелище было величественное и вместе с тем страшное. Столб пыли диаметром в несколько километров поднимался высоко в небо. Опытное поле находилось в темноте, солнечные лучи не могли проникнуть сквозь пыль. В вышине расползалось серо-коричневое ядовитое по виду облако.

Взрыв был такой силы, что металлические трубы приборных сооружений, находившихся в радиусе 600-1800 м, оказались погнутыми. Разрушения подопытных сооружений и зданий были огромны. Специально поставленный в 500 м от эпицентра бетонный куб на бетонной же основе был сорван и отброшен на значительное расстояние. Над опытным полем из столба поднятой пыли вырастал огромный пышущий жаром гриб, поднимавшийся к небу. В его верхней части перемешивались раскаленные массы газа. Снизу, с земли, к нему тянулся черный столб; на верху гриба вокруг шляпки появилось белое кольцевидное облачко. Через некоторое время гриб начал терять форму и медленно опускаться".

Присутствующие как зачарованные смотрели на это зрелище. Все увиденное разительно отличалось от первых атомных взрывов. Создатели бомбы и ее испытатели, осознававшие невиданную разрушительную силу нового оружия, тем не менее были рады, что участвовали в таком важном для страны деле, рады за создателей такого мощного оружия, рады за свою страну. Чтобы понять их радость и гордость, надо вспомнить международную обстановку того времени. Только что кончилась война в Корее, во время которой Вашингтон рассматривал планы нанесения атомных ударов по Китаю. Противостояние военно-политических блоков выливалось в конфликты и инциденты. Угроза применения ядерного оружия витала в воздухе. И в этой обстановке участники испытаний понимали: наша страна выходит на паритет с Америкой в развитии ядерного вооружения, и в этом была частица и их труда.

Водородная бомба в СССР была взорвана 12 августа 1953 г., и через несколько дней, 20 августа, в "Правде" и других советских газетах было опубликовано сообщение советского Правительства о состоявшемся испытании. Оно гласило: "На днях в Советском Союзе в испытательных целях был произведен взрыв одного из видов водородной бомбы.

Вследствие осуществления в водородной бомбе мощной термоядерной реакции взрыв был большой силы. Испытание показало, что мощность водородной бомбы во много раз превосходит мощность атомных бомб.

Известно, что Советский Союз уже несколько лет владеет атомным оружием и произвел соответствующие испытания этого оружия. Как следует из выступления Председателя Совета министров СССР Г.М. Маленкова 8 августа с.г. на 5-й сессии Верховного Совета, Советский Союз овладел также секретом производства водородной бомбы.
Это сообщение советского Правительства вызвало многочисленные отклики за рубежом. Некоторые иностранные круги, делавшие ставку в своей политике на монополию США в области атомной бомбы, а затем водородной бомбы, стремятся запугать народы тем фактом, что Советский Союз владеет секретом производства водородного оружия, и в связи с этим вызвать тревогу, используя ее в целях гонки вооружений.

Советское Правительство считает необходимым заявить, что, как и прежде, для такой тревоги нет никаких оснований.

В соответствии с неизменной политикой Советского Союза, направленной на укрепление мира и безопасности народов, советское Правительство неоднократно предлагало правительствам других стран провести значительное сокращение вооружений и запретить применение атомного и других видов оружия массового уничтожения, установить в рамках Организации Объединенных Наций строгий международный контроль над этим запрещением.

Советское Правительство твердо стоит на этой позиции и в настоящее время".

Это сообщение было как бы пробным камнем политики руководства СССР в отношении Запада. Надо иметь в виду, что шел август 1953 г. Не прошло и полугода, как умер Сталин, за месяц до того был арестован всемогущий Л.П. Берия.

Новое руководство в лице Г.М. Маленкова и Н.С. Хрущева пыталось, с одной стороны, показать, что ядерная мощь СССР возрастает и он готов на равных (хотя это было не так) противостоять США и НАТО; с другой стороны, оно демонстрировало стремление навести мосты в отношениях с капиталистическими странами, попробовать политическим путем смягчить напряженность между Востоком и Западом, усилившуюся после победы коммунистов в Китае и в ходе Корейской войны.
Одним из важных аспектов взаимоотношений нашей страны с западными демократиями была именно ядерная проблема.

В какую сторону будет направлен вектор развития ядерной энергетики: на мир или на войну? Пока что военное направление преобладало.
Термоядерный взрыв являлся первым, но не единственным в серии испытаний 1953 г. В том же году на полигоне испытывались и новые типы атомных бомб, которые сбрасывались с самолетов. Было три взрыва. Проведенные серии взрывов являлись очень существенным фактором в преодолении американской монополии.

Это позволяло протянуть пальмовую ветвь мира ядерному оппоненту и показать мировому сообществу, что, хотя СССР и обладает мощным разрушительным оружием, его помыслы направлены на мирное использование ядерной энергии.

Поэтому 18 сентября, через месяц после взрыва водородной бомбы на Семипалатинском полигоне, было опубликовано сообщение ТАСС о дальнейших намерениях Советского Союза в этой области. В нем говорилось: "За последние недели в соответствии с планом научно-исследовательских работ в области атомной энергии в Советском Союзе были проведены испытания нескольких типов атомных бомб. Испытания прошли успешно. Они полностью подтвердили расчеты и предположения ученых и инженеров-конструкторов.

Вполне понятно, что до тех пор, пока ответственные круги США отвергают настойчивые предложения СССР о запрещении атомного оружия, Советский Союз, исходя из требований безопасности, вынужден будет уделять внимание производству атомного оружия. Вместе с тем Советский Союз будет и впредь следовать политике укрепления мира между народами, добиваясь соглашения с другими странами о безусловном запрещении атомного, водородного и других видов оружия массового уничтожения, значительного сокращения вооружений, установления строгого международного контроля за осуществлением этих решений.

Наряду с этим в Советском Союзе ведутся работы по использованию атомной энергии для промышленных целей; Советский Союз считает своей важнейшей задачей добиться того, чтобы атомная энергия была поставлена на службу делу мирного прогресса (ТАСС)".

После неожиданно быстрого создания в СССР ядерного оружия Запад испытал сильнейший шок, имевший глубокие и долгосрочные последствия политического и психологического характера. Еще в январе 1950 г. президент Трумэн предписал Комиссии по атомной энергии продолжать работу над всеми видами атомного оружия, включая и водородное.

Так был перейден рубикон гонки термоядерных вооружений, в которую вслед за США втянулся сначала Советский Союз, а затем Англия и другие страны. Началось ядерное противостояние.

ПЭС 8276/07.11.2008