Пятое главное…

О прошлом и настоящем Департамента Минатома России – один из главных хранителей секретов атомной отрасли Николай Волошин: «Россия и США… если сравнивать силы с точки зрения стратегической стабильности, то здесь у нас паритет. Мы можем уверенно ответить на любую агрессию. Благодаря этому не происходит больших войн».

Николай Волошин
ПЯТОЕ ГЛАВНОЕ…
"Экономические стратегии", 2003, №1, стр. 36-41.

"Древняя мудрость гласит, что человеку в жизни нужны Вера, Надежда и Любовь. Я бы добавил, что человеку еще нужно Везение. Верю в силу Космического и Земного разума, надеюсь на свою семью и друзей, люблю окружающий меня мир во всех его проявлениях…" С такой оптимистичной ноты начинается книга "Вам, коллеги" Николая Волошина, посвященная ученым, специалистам, рабочим – тем, с кем он трудился с 1962 года.
История создания Департамента разработки и испытаний ядерных боеприпасов восходит к августу 1945 года, когда постановлением Государственного Комитета Обороны был образован Специальный комитет по всем работам, связанным с использованием внутриатомной энергии урана, а также строительством атомно-энергетических установок, разработкой и производством атомной бомбы. Долгий и нелегкий путь был пройден более чем за полвека.
Сегодня основной задачей атомщиков Пятого главного управления бывшего Минсредмаша СССР, а ныне вышеназванного Департамента Минатома России, является сохранение и развитие базовых военных (ядерных и неядерных) технологий, обеспечение выполнения международных договоров в области ядерного разоружения и конверсии ядерного оружейного комплекса. Об этом и многом другом впервые для печати подробно и откровенно Николай Волошин, один из главных хранителей секретов атомной отрасли в России, беседовал с журналистом Наталией Вершининой.

Вы очень тепло отзываетесь о своих сослуживцах, товарищах, друзьях. Что, на Ваш взгляд, главное в этих людях?
Прежде всего, их, как и всех сотрудников Минсредмаша, отличало чувство ответственности. Отношение людей к работе и друг к другу в Минсредмаше (Минатоме) изумительное! В отделе кадров ко мне даже в молодости обращались на "Вы". До этого я работал на авиационном предприятии, там был принят другой стиль: "Волошин, а ну-ка, зайди!" В нашем министерстве совершенно иная атмосфера, она сохранилась до сих пор.

Может быть, потому, что вы владеете секретами?
Это, конечно, играло определенную роль, но ведь люди не сразу допускались к секретам. А вот атмосферу чувствовали сразу. Она царила не только в закрытых городах, но на всех предприятиях министерства.

А случались ли кадровые ошибки?
В атомной промышленности работают высококвалифицированные, дисциплинированные и надежные люди. Как правило, слабые и те, кто гонится "за длинным рублем", не задерживаются. Но были случаи увольнения специалистов, и на это имелись веские причины.
Раньше могли уволить с основного производства после выступления против начальства или за провинности. В больших городах специалисты переходили с одного предприятия на другое, если не уживались по какой-то причине. В двух ядерных Центрах, где кроме основного производства не было других предприятий, сотрудники переходили из одного Центра в другой, но с нашей орбиты не сходили. Главное, мы ценили знания, опыт наших специалистов. Конечно, Андрей Дмитриевич Сахаров, Лев Владимирович Альтшулер – это особые фигуры. У Андрея Дмитриевича возникли проблемы в связи с его политической позицией, да и тем, кто его поддерживал, через некоторое время было предложено перейти на другую работу. Льву Владимировичу тоже пришлось покинуть ВНИИЭФ еще в 1969 году, но он по сей день продолжает сотрудничать с нами в области фундаментальных исследований. Позже появились другие причины для перемещения людей. В первые годы перестройки, когда в экономике произошли качественные изменения, резко ухудшилось материальное положение наших сотрудников, а после запрета на ядерные испытания – и моральное. Начался отток кадров с наших предприятий: одни искали более приемлемые условия оплаты, другие – новое применение своим силам. Руководители отрасли остро переживали эту ситуацию, но сделать ничего не могли.

Сравните, пожалуйста, наших ученых с иностранными.
До конца 1980-х годов со специалистами из США мы общались через Комитет по использованию атомной энергии. Оружейники были "за занавесом" – наших специалистов приглашали только на консультации, но никто непосредственно не контактировал с иностранцами.
Впервые я познакомился с американскими учеными в 1988 году, когда они приехали к нам на Семипалатинский полигон. Позднее, когда мне довелось работать на полигоне в Неваде, я отметил одну характерную деталь: очень узкую специализацию всех работников. Каждый глубоко знает свой предмет, а все, что за его пределами, ему знать не обязательно, даже не нужно. У нас такого нет. Наших специалистов отличает широта знаний, другой подход к делу.
Я прошел путь от рядового инженера до доктора наук и освоил весь диапазон процессов и связей.
Второе отличие – это не иссякающее чувство ответственности. Даже выйдя на пенсию, атомщик живет своей работой, к нему всегда можно обратиться за советом. Наш человек до конца своей жизни будет заботиться о своем детище, как родной отец.

Трудно было решиться на этот шаг – открыться американцам и вместе начать делать то, что всегда было под завесой тайны?
Трудно. Но наша открытость была следствием политических решений в высших эшелонах власти. Многие воспринимали контакты с иностранцами как явное нарушение всех устоев. Помню, как начальник одной из лабораторий моего отдела в ответ на предложение поехать в командировку за рубеж, резко ответил: "Никуда не поеду! Ты езжай, а я не буду в этом участвовать". И он не единственный, кто так думал.

Но ведь был приказ дружить.
Трудно приказать взрослым людям дружить. Нам предлагалось сделать то-то и то-то, например, разработать или применить какие-то методики измерений.
К участию в этих мероприятиях никого не принуждали. У нас тысячи сотрудников, а выбрать надо было пять-шесть человек. Многие боялись этих контактов: из каждых десяти соглашались лишь двое-трое. Потом, через несколько лет, некоторые сожалели.

Теперь мы абсолютно открыты для США, да и для других стран?
Наши отношения оговорены Договором о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), запрещающим передачу ядерно-оружейных технологий. Мы честно выполняем ДНЯО, поэтому с другими странами возможен только обмен несекретной информацией.

Как бы Вы оценили сотрудничество ядерной пятерки и стратегическое партнерство с мировыми ядерными державами?
В 1996 году подписывая новый Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ), мы были уверены, что делаем это во благо человечества, что ядерным державам удалось достигнуть взаимопонимания и согласовать позиции. Однако в 2001 году Англия, Франция и Россия ратифицировали договор, а США отказались: республиканцы, сменившие демократов у власти, полагают, что его ратификация противоречит национальным интересам. Теперь Китай колеблется, ожидая, как поведут себя США.
В настоящее время обсуждение судьбы ДВЗЯИ продолжается, но три государства из ядерной пятерки оказались, мягко говоря, в ситуации недоуменного изумления.

А может, это элементарная провокация: "На счет раз, два, три, прыгаем! Все прыгнули, я остался"?
Не исключено. Нам известно, что в США по этому вопросу идет внутренняя борьба. Сейчас Национальная Академия наук Соединенных Штатов выпустила доклад, в котором прямо говорится: несмотря ни на что, США ратификация выгодна. Ведь ядерные державы уже все умеют. Если надо сделать новый ядерный боеприпас со старым, испытанным зарядом, то это можно сделать и без испытаний.
А если ДВЗЯИ вступит в силу, то ни одна страна – ядерная или неядерная – новый ядерный заряд без испытаний не сделает. Поэтому этот договор выгоден всему мировому сообществу.

А были ли подобные странности в отношениях между Россией и США после того, как мы пошли друг другу навстречу?
Были. Например, разграничение морской зоны между США и Россией в 1990 году по соглашению, подписанному Бейкером и Шеварднадзе. Морскую акваторию разделили таким образом, что американцы получили на 50 тысяч квадратных километров больше. Видимо, когда договаривались, подразумевалось одно, а когда подписывали окончательный документ, получилось другое.
По реализации Договора о ракетах средней и малой дальности тоже есть замечания. О технических деталях говорить не стоит, но постоянно действующая консультативная комиссия ежегодно разбирает один и тот же спорный вопрос и никак не может прийти к единому мнению.

Сотрудничество с какой ядерной державой для России наиболее перспективно?
Конечно, с Соединенными Штатами! Мы имеем представление о том, какие у них ракеты, какие боезаряды, и они располагают соответствующей информацией о нас. По всему видно, что американские специалисты по уровню нам не уступают, а, следовательно, нам есть чему поучиться друг у друга. Другое дело, что по финансовым возможностям они нас превосходят. Соотношение сил приблизительно такое же, как между долларом и рублем. Военный бюджет США раз в тридцать-сорок больше, чем российский. Где у нас миллиард рублей, у них – 3 миллиарда долларов. Вот и считайте… Но с точки зрения стратегической стабильности, у нас паритет. Мы можем уверенно ответить на любую агрессию. Благодаря этому не происходит больших войн. Хотя малые войны после Второй мировой войны идут, и наличие ядерного оружия их не останавливает. Тем не менее ясно одно: до тех пор, пока мы обладаем таким оружием, с нами считаются. В международных отношениях ценится сила.

Как Вы думаете, будут ли американцы бомбить Ирак?
По обычным вооружениям, возможностям и амбициям США сейчас на первом месте в мире. Они не станут спрашивать разрешения на войну в Ираке ни у ООН, ни у России. Даже обладая ядерным потенциалом, мы не можем сказать: "Вот мы сейчас возьмем и как…", да и делать этого не будем.
У американцев в Ираке есть свои интересы, о чем они открыто заявляют. Конечно, большинство стран, в том числе и Россия, против военного решения столь сложного вопроса. Я имею в виду ликвидацию созданного в Ираке оружия массового уничтожения (если подобное имеет место!). Точно предсказать поведение США в данной ситуации достаточно сложно.

Неделикатный вопрос. Пытались ли Вас перекупить американцы, и как Вы отказывались?
Нет, никогда таких попыток не было. Думаю, что в 1992-96 годах по бедности кое-кого из ученых могли переманить, но не из ядерно-оружейного комплекса. Я знаком с американскими специалистами еще со времен Советского Союза. Понимаете, важно не переманить любым способом, а внимательно выслушать вопрос. Например, американец задает вопрос, и по характеру вопроса я определяю, насколько глубоко он знает то, о чем спрашивает.

И знает, кого…
Да, и наоборот. Когда спрашивают наши, американцы делают соответствующие выводы. В конкретных беседах на научно-технические темы достаточно одних вопросов, чтобы понять уровень осведомленности противоположной стороны, не дожидаясь ответа.
Кроме того, прежде чем вступить в переговоры с иностранцами, мы к ним тщательно готовимся. Нам дается так называемое техническое задание, в котором указано, что мы должны спросить, что можем передать. По результатам переговоров представляется отчет в письменном виде. Такая традиция зародилась еще в Минсредмаше, и сохраняется в Минатоме. Все правила, имеющие отношение к защите секретов, строго соблюдаются по сей день. Хотя в сфере мирного использования атомной энергии ситуация попроще.

Какие задачи государственной важности стоят сегодня перед Департаментом разработки и испытаний ядерных боеприпасов?
Главное – это обеспечение национальной безопасности в условиях изменяющейся геополитической ситуации. Американцы вышли из Договора по ПРО, теперь мы думаем, как парировать этот выход. США создают Национальную систему противоракетной обороны, которая будет обладать глобальными возможностями. Уже опубликована схема расположения радиолокационных станций – ими предполагается опоясать все северное полушарие. Они смогут не только защитить территорию США от единичных ракет, но и быстро нарастить возможности системы для борьбы с более опасными угрозами. Мы модернизируем старые боеприпасы, выходим на новый уровень, на новые носители и системы управления, проводим на Новой Земле неядерные взрывные эксперименты, не ограничиваемые Договором о запрете ядерных испытаний. Это подтверждает безопасность старых зарядов. Американцы об этом знают – и они проводят такие эксперименты. Судя по публикациям, за последние годы США осуществили около 20 подобных экспериментов, мы – около 30.

А полномасштабные эксперименты проводятся?
Сейчас нет. В связи с экономическими трудностями и политикой постепенного разоружения у нас не возобновляются многие комплексы вооружений. Поэтому необходимо продливать срок действия старых комплексов. А наша задача – продлить гарантийные сроки действия боеприпасов, которые установлены в этих комплексах. Ее решение требует НИОКР, вот мы их и ведем.
Мне показалось, что мы просто используем старые разработки, а перспектив у ядерщиков нет.
Новые разработки ведутся, просто их темпы и количество существенно сократились по сравнению с тем, что было раньше, когда существовали министерства общего машиностроения, оборонной промышленности, электронной и судостроительной промышленности. Все они обладали большими возможностями, им выделялись значительные средства. Сейчас возможностей меньше, но, несмотря на это, продолжается разработка новых, в том числе неядерных, вооружений. В создании некоторых из них Минатом принимает участие. Мы сейчас стали подключаться к разработчикам обычных вооружений.

Как удается сохранить кадры?
Конверсионные работы лишь часть того, что мы делаем. Многие наши ученые начали работать над проектами, не связанными с ядерным оружием; больше внимания стали уделять фундаментальным исследованиям в смежных отраслях науки. У нас хорошие физики и программисты, есть разработчики ЭВМ.

Какое открытие в ядерной физике XX века Вы считаете гениальным?
Я оружейник, поэтому скажу так. Сначала американцы в первой половине 1940-х годов, а потом и мы научились высвобождать ядерную энергию и использовать ее, в том числе и в мирных целях. Я имею в виду, прежде всего, ядерно-взрывную технологию, которая предполагает наличие заряда, дающего меньше осколков деления, меньше остаточного трития. Ее разработали именно оружейники. Думаю, эти два открытия: ядерное оружие и ядерно-взрывные технологии для мирных целей можно считать гениальными.
Мы провели 124 мирных взрыва в разных местах. Шесть из них – с неудовлетворительным результатом, что "подмочило" нашу репутацию. Однажды был выброс радиации, даже население пришлось отселять. Сегодня эта территория обнесена колючей проволокой, чтобы люди не собирали там ягоды и грибы. А остальные 95% мирных взрывов прошли удачно и принесли большую пользу.
Я, например, был участником тушения пожара на газовой скважине в Узбекистане. Фонтан горящего газа бил больше года, и его никак не могли затушить. Под эту скважину мы провели другую, наклонную и в нее заложили ядерный заряд, взрыв которого пережал фонтан. Очень много взрывов было проведено для сейсморазведки полезных ископаемых. Взрывами дробили руду на апатитовом месторождении в Кировской области.
Американцы осуществили всего 27 мирных взрывов. Они свернули эту программу в 1973 году в связи с протестами экологов. Мы прекратили мирные взрывы в 1988 году.

А что если все достижения атомщиков, и не только российских, окажутся никому не нужными?
Действительно, когда только началось использование атомной энергии в мирных целях, росло число атомных станций, количество выработанной электроэнергии, все шло прекрасно. Но постепенно стало накапливаться отработанное ядерное топливо (ОЯТ). Ему необходимо отстояться, затем его можно переработать и снова использовать в реакторе АЭС. Но для такой переработки нужны большие средства. Где взять эти деньги? В то же время, мы не можем оставить потомкам подобное наследство.

Как американцы участвуют в этом процессе?
Они помогают строить безопасные склады для хранения излишков оружейных ядерных материалов, а хранение и переработка ОЯТ – дело России. Если бы не строили АЭС, не появились бы ОЯТ. Но телевизор всем нравится смотреть!

Какой этап жизни Вы считаете самым продуктивным в профессиональном плане?
Время от защиты кандидатской диссертации до защиты докторской – с 1973 по 1985 годы, когда я из выпускника вуза превратился в специалиста с ученой степенью. Из тридцати лет работы в ядерном центре почти шесть лет я провел на полигонах – три-четыре месяца в год.

Как домашние относились к такой работе?
Моя супруга Людмила воспитала двоих детей без меня, как я шучу, при наличии отсутствия отца!
Я возвращался домой и готовился к следующей командировке.

Если бы начать жизнь заново, что Вы бы изменили?
Когда-то была у меня мечта стать дипломатом. Мне и сейчас говорят: "Вы очень дипломатичный человек, не можете кулаком стукнуть…" Не знаю, может, просто в характере это было заложено. Судьба распорядилась иначе.
В общем, пожалуй, ничего бы в жизни менять не стал. Хотя, мечта о дипломатии осталась! Сейчас я участвую в международных переговорах, но, естественно, не в ранге дипломата.

А чему Вас жизнь научила?
Прежде всего – работать с людьми. Всегда с благодарностью вспоминаю тех руководителей, которые меня "натаскивали".
Я был рядовым инженером. Нет, не засиживайся, говорили они, становись старшим инженером, начальником группы, начальником лаборатории. Наверное, они во мне увидели определенные задатки, умение работать с людьми.
Еще жизнь научила не вмешиваться не в свое дело. Когда я начал работать с секретами, понял, что заниматься не своим делом и опасно, и вредно. Закрытость во многом сказывалась.

Дайте, пожалуйста, блиц-ответы на мои вопросы:

Для меня работа это…
Любимая работа для меня счастье!

Жизнь…
Возможность встреч с хорошими людьми, возможность интересных контактов.

Семья…
Это, конечно, очаг, а подчас дисциплинирующий орган – так скажу. Семья – это мой наставник, помощник. Вот недавно супруга помогла мне написать книгу воспоминаний о работе и жизни!

Россия…
Любимая, многострадальная. Отчизна! В общем, с одной стороны, Россию люблю, с другой – жалею, а по-русски жалею и люблю – это синонимы!

Мир…
О, это космос! Всеобъемлющее понятие, мир – планета людей!

Друзья это…
Во многом – помощники по жизни. Хороших, подлинных друзей все меньше и меньше. Главное осознавать, что они у тебя есть.

Любовь…
Любовь? Трепетная была в молодости. Сегодня у нас в семье очень хорошие отношения. Оба считаем, что мы – одно целое. Я еще не успел подумать, жена это произносит, и наоборот. Любовь – чувство, которое греет!

Бог, религия в Вашей жизни…
У меня в последнее время есть такое ощущение, что существует Нечто, управляющее нами или за нами наблюдающее, или хотя бы понимающее нашу надежду на счастье.

Ваше любимое выражение?
Согласен с Абуталибом: "Не стреляй в прошлое из пистолета, потому что будущее выстрелит в тебя из пушки". У меня принцип: никогда ни в чем не обвинять предшественников. Всегда стремлюсь в людях увидеть положительные черты.