Площадь Тяньаньмэнь, 1989 год: к Прибыли через Ущерб

На этот раз авторы рубрики «Искусство мысли» рассматривают события новейшей истории Китая (события на площади Тяньаньмэнь и изменения в китайском руководстве в конце 1980-х годов) через призму одного из положений древнего трактата «36 стратагем»: «стремясь к Прибыли, нужно применять Убавление». Они считают, что для Китая конца 1980-х годов «убавление» в политической сфере ради «прибыли» в экономике и повседневной жизни народа было весьма актуальным решением.

Бронислав Виногродский, Сергей Мстиславский
Площадь Тяньаньмэнь, 1989 год: к Прибыли через Ущерб
"Экономические стратегии", №4-2004, стр. 36-41

В апреле-июне 1989 года, ровно 15 лет назад, в Китае произошли события, отзвуки которых слышны до сих пор. Мы решили посвятить нынешний выпуск рубрики этому эпизоду современной китайской истории не только в связи с круглой датой. События на площади Тяньаньмэнь являются весьма поучительным примером преодоления кризиса с учетом стратегии долгосрочного развития.

Для того чтобы уяснить смысл произошедшего, важно представлять себе исторический контекст. 1 октября 1949 года Председатель Мао провозгласил с трибуны на площади Тяньаньмэнь: "Китай встал с колен!" Так была основана Китайская Народная Республика и закончилась длившаяся почти полвека смута, сопровождавшаяся японской оккупацией и гражданской войной. После десятилетия преодоления разрухи и активного сотрудничества с СССР в области мирного строительства в 1958 году опять же Председатель Мао провозгласил, что за три года упорного труда можно достичь десяти тысяч лет счастья. Так началась пятилетка Большого скачка, последовавшие за ним "три года стихийных бедствий" и недолгий период "стабилизации", когда "Великий кормчий" даже немного отошел от дел и удалился из Пекина. Однако уже в 1966 году, успешно преодолев вплавь несколько километров весьма коварной реки Янцзы, Мао Цзэдун вернулся к активной политике с идеей нового "грандиозного революционного потрясения". В течение последующего десятилетия страну потрясали раскаты Великой пролетарской культурной революции. Основной задачей этого движения было покончить с "буржуазной и феодальной" культурой и утвердить новую "пролетарскую" культуру с тем, чтобы навсегда предотвратить возвращение Китая к капитализму. Нынешние историки КНР называют этот период "Большой смутой", а зарубежные историки оценивают его очень по-разному. Для многих представителей левой западной интеллигенции Культурная революция остается примером настоящей народной демократии. В 1968 году, во время студенческих беспорядков в Европе, хиппи несли по улицам портреты китайских вождей, знаменитые "газеты больших иероглифов" – дацзыбао – и размахивали "драгоценными красными книжечками" – цитатниками изречений Мао, точь-в-точь как их сверстники-хунвэйбины из Китая.

Период Культурной революции во многих смыслах стал переломным для современного Китая, и влияние ценностей, выработанных в ту пору, ощущается по сей день. Можно даже сказать, что после Октябрьской революции 1917 года в России это было второе, сравнимое по масштабам, событие, оказавшее глубокое воздействие на социальную жизнь всего человечества. Достаточно упомянуть тот факт, что, хотя до начала 1970-х годов КНР не поддерживала дипломатических отношений с большинством иностранных держав, оставаясь закрытой страной во враждебном окружении (отношения с "социалистическим лагерем" также были весьма натянутыми), тем не менее, пропаганда Культурной революции достигла самых удаленных от Китая уголков мира и нашла широкий отклик у городской молодежи Запада. Поэтому трудно согласиться с распространенным мнением отечественных китаеведов, считающих Культурную революцию "ошибочной линией Мао". 1960-е годы были переломными не только для Китая. Влияние событий, происходивших тогда в разных странах, на современный мир по-прежнему велико. Что до Китая, то оценка последствий Культурной революции негативна практически у всех, кто берется за ее анализ: экономика страны действительно находилась в плачевном состоянии, миллионы людей погибли от репрессий, голода и болезней. В то же время, именно на период Культурной революции приходится резкий рост народонаселения Китая, приведший к его удвоению в течение последующего двадцатилетия. В Китае рост населения всегда указывал на социальную стабилизацию между "упорядочиванием" и "процветанием" в обычной четырехчленной схеме династийного цикла (установление хаоса, упорядочивание, процветание, упадок).

Характерной чертой Культурной революции, помимо беспрестанного разучивания цитат, была митинговая демократия, когда юные активисты, объединявшиеся в группы "красных защитников" (хунвэйбинов) или "бунтарей" (цзаофаней) могли кого угодно выволочь на помост и заставить отчитываться перед "революционными массами" за свои "контрреволюционные действия". "Проработке" на "митингах борьбы" подверглись многие: от "людей с сомнительным прошлым" до Председателя КНР и сподвижника Мао, Лю Шаоци. Еще одним священным правом масс было свободное выражение своих мнений в виде листовок-дацзыбао, в которых критике мог подвергнуться опять-таки любой. Дацзыбао покрыли стены домов, витрины и даже (в зимнее время) мостовые китайских городов; миллионы людей упражнялись в искусстве политической сатиры, склоки и откровенного доносительства. Следующей особенностью Культурной революции было "революционное действие". Мао настаивал на праве "масс" "повсеместно брать власть в свои руки", что вылилось в масштабные кровавые столкновения между разными группами "революционеров" по всей стране. Многие города превратились в настоящие поля сражений, в которых иногда участвовали и регулярные части Народно-освободительной армии. Современники упоминают о применении стрелкового оружия, а также артиллерии и самоходок в ходе таких боев.

Некоторые исследователи считают, что в ходе Культурной революции Мао инспирировал гражданскую войну. Мы сомневаемся, что между гражданской войной и тем, что было в Китае в 1966-1976 годах, можно поставить знак равенства. В Культурной революции все политические достижения новой республики достигли своей высшей точки. Каждый гражданин на деле стал участником решения государственных вопросов, получил прямой доступ к власти. Это был подлинный расцвет власти большинства, воплощавшейся в институтах массовых митингов и "прямого действия революционных масс" вместо традиционной многоступенчатой системы государственных органов.

Китай в период правления Мао был страной практически тотальной бедности. В то же время исполнилась мечта нескольких поколений китайцев, которые сначала страдали от унижения страны и ее народа иностранными державами, а затем – от многолетней гражданской войны и интервенции. В 1949 году с провозглашением КНР в истории Китая прекратился период, начавшийся в 1840 году позором Опиумных войн и неравноправных договоров. По сравнению с этим, мелкие бытовые проблемы могли показаться не столь значительными. Страна переживала патриотический подъем, народ смотрел в будущее с оптимизмом. На этой волне идеи Мао о близком наступлении коммунизма, всеобщего равенства и изобилия не казались фантастикой. Поэтому большинство, в особенности молодежь, интересовало лишь то, как поскорее воплотить в жизнь эти идеи. Всем хотелось жить по-новому, но ни у кого не было представления о том, как в реальности выглядит новая жизнь. В прессе первого десятилетия народной власти было множество дискуссий об устройстве коммунистического общества. Идеи Мао о приобщении к коммунизму через "народные коммуны", о новой культуре, которая должна заменить старую, нашли широкий отклик и поддержку. Благодаря этому общему настрою многие на время, а некоторые навсегда потеряли чувство реальности, ибо критерием действия стало не настоящее, а умозрительное будущее "справедливое общество". "Митинги критики" и дискуссии по поводу устройства коммун, "классовая борьба" и разучивание цитат были признаны более важными занятиями, чем общеобразовательная и профессиональная подготовка молодого поколения. В то время высказывание Дэн Сяопина (тогда секретаря ЦК КПК) о том, что не стоит увлекаться цитатами в ущерб нормальной учебе, было воспринято в штыки, и в тысячах учебных заведений по всей стране немедленно прошла серия митингов, осуждающих "платформу Дэна".

Говоря о последующем развитии Китая, нужно точно представлять себе социальные последствия Культурной революции:

1. Впервые за всю историю Китая, начиная с III века до н. э., были официально поддержаны гонения на древность и подвергнута сомнению ценность традиционных знаний. В ходе Культурной революции целое поколение молодых китайцев отвергло традиционную культуру. В то же время эти люди не получили практически никакого современного образования. Следующему поколению они смогли передать лишь опыт "классовых боев".

2. Власть на местах фактически была представлена митингами и собраниями "революционных масс", которые могли аннулировать любое решение местных органов власти. В период 1966-1969 годов почти ни один губернатор провинции не избежал шельмования на "митингах борьбы". Авторитет власти был подорван, каждый мог ей не подчиниться, например, на том основании, что в органах государственного управления "окопались каппутисты" (т. е. "идущие по капиталистическому пути").

3. Подверглась пересмотру традиционная система взаимоотношений между старшими и младшими. Молодые люди – "юные застрельщики революции" – считали себя вправе шельмовать старших, независимо от их возраста. Весьма серьезное потрясение для страны, в которой на протяжении тысячелетий неподчинение старшему в семье было уголовным преступлением.

К 1976 году Культурная революция угасала, и Мао, уходя, не в силах больше бороться с реалиями жизни, требовавшей "поступиться принципами" ради умиротворения нации, фактически оставил Дэн Сяопина в качестве своего преемника. На эту тему существует множество домыслов, однако факт остается фактом: именно с подачи Мао бывший в опале "главный каппутист в высшем руководстве" Дэн Сяопин был не просто возвращен в политику, но и назначен Генеральным секретарем. Зная Дэна много лет, Мао не мог питать иллюзий по поводу того, составят ли ему конкуренцию выдвиженцы Культурной революции, такие, как Хуа Гофэн (которому якобы была завещана власть) или Цзян Цин, последняя жена Председателя.

В 1989 году КНР отмечала 10-летие памятного пленума ЦК КПК, на котором Дэн Сяопин провозгласил курс на "реформы и открытость". Новое руководство страны очень бережно отнеслось к наследию Мао, сохранив в Уставе партии слова о верности "идеям Мао Цзэдуна". На деле же курс на реформирование социалистического хозяйства, создание "свободных экономических зон" со своим собственным административным управлением, в котором роль парткомов сводилась к минимуму, не мог не привести к серьезным противоречиям. Еще в начале 1980-х годов Дэн говорил о том, что в целях достижения "малого изобилия" (первой стадии построения "социализма с китайской спецификой") нужно "сначала позволить части населения разбогатеть", и это тоже не могло не вызвать определенного смятения и дискомфорта в рядах людей, настроенных на построение "общества всеобщей справедливости".

Сценарий, по которому развивались события на площади Тяньаньмэнь в апреле-мае 1989 года, при внимательном рассмотрении вызывает вполне определенные ассоциации. Стихийные митинги начались после того, как от сердечного приступа умер один из руководителей КПК, многими воспринимавшийся как оппонент линии Дэн Сяопина. На площади появились траурные венки, а в студенческих городках – рукописные воззвания, по стилю весьма похожие на пресловутые дацзыбао. Они содержали резкие обвинения в адрес правящей верхушки, "погрязшей в коррупции и притесняющей народ". Нельзя не отметить, что все политические чистки времен Мао проходили именно под такими лозунгами, а первый этап Культурной революции ознаменовался кампанией "огонь по штабам", в ходе которой "революционные массы" должны были "отбирать власть" у "перерожденцев-бюрократов".

Даже тот факт, что сигналом к началу брожений послужила смерть 73-летнего партийного функционера, весьма показателен. "Классовая борьба" времен Культурной революции всегда фокусировалась вокруг определенных персоналий, "проработка" или поддержка которых составляла важную часть митинговой риторики. Столь глубокая чувствительность к перемещениям руководителей по вертикалям и горизонталям власти отражает высокую степень политической "наэлектризованности" общества. Вряд ли, например, в современной России смерть кого-либо из высоких чиновников вызовет народные волнения. И даже в период перестройки страшные истории о покушениях на некоторые знаковые фигуры со стороны "всесильных спецслужб" не вызвали ничего подобного тому, что имело место 15 лет назад в КНР.

Как очевидцы, так и исследователи событий отмечают, что у собравшихся на площади не было единой программы и политической платформы. Говорят о "широком спектре" лозунгов, значительная часть которых повторяет опять-таки лозунги времен Культурной революции. Требования митингующих полны громких фраз о "подлинной демократии" и "власти народа", но весьма расплывчаты. Провозглашается создание множества всяческих объединений и движений, которые тут же вступают в полемику друг с другом и соперничают за право вести переговоры с властями и выступать с заявлениями для прессы от имени собравшихся на площади. Общее требование – отставка Дэна и замена его на более молодого и "прогрессивного" Чжао Цзыяна, которого Дэн и так готовил себе в преемники и к тому времени уже выдвинул Генеральным секретарем ЦК. Собственно говоря, если бы не Тяньаньмэнь, то Чжао, а не Цзян Цзэминь (в ту пору – секретарь Шанхайского горкома), вполне мог стать лидером "нового поколения руководителей КНР". Так что на самом деле "революционные массы" нанесли удар в прямо противоположном направлении.

Главное требование, которое митингующие на Тяньаньмэнь предъявили власти, – сохранение самого права на "митинги борьбы". Это право долгое время не подвергалось сомнению даже после того, как Культурная революция угасла. В 1976-1989 годы на площади Тяньаньмэнь и других больших площадях в разных городах Китая регулярно собирались молодые люди и кого-нибудь клеймили в связи, как правило, со смертью или годовщиной смерти одного из представителей партийной элиты. Как и во времена Мао, партийные лидеры заигрывали с толпой, митинги транслировались по телевидению. Чжао и его приближенные также активно пытались найти общий язык с разношерстной толпой митингующих, но все их попытки повлиять на настроения "революционных масс" не увенчались успехом, потому что поддержка Генерального секретаря ЦК, конечно, не была подлинной целью этих масс.

Митинговая демократия – в первую очередь деструктивный, а не конструктивный элемент общественного механизма. Людям, которые работают и созидают, не до митингов. На митинге можно поставить вопросы, но нельзя их решить, ибо для решения проблем, которые встали перед Китаем в последней четверти прошлого века, нужно было запустить сложные и тонкие общественные механизмы, не терпящие митинговой "рубки с плеча". В том Китае, который начал заново создавать Дэн Сяопин, места для "митингов борьбы" не оставалось, и митинговой демократии нужно было положить конец.
Кровавая развязка событий на Тяньаньмэнь повергла в шок мировую либеральную общественность. Но никто не считал, сколько людей в течение 10 лет Культурной революции ежедневно становились жертвами митинговой демократии. Лидеры страны, если они чувствовали свою ответственность за ее будущее, не могли допустить сохранение системы, произвольно порождающей беспорядки в любой момент. К тому же, все участники событий были честно предупреждены о последствиях неподчинения. Некоторые исследователи полагают, что, поскольку накал страстей на площади спал и большая часть митингующих к концу мая покинула Тяньаньмэнь, можно было бы властям не усердствовать и подождать, пока все разойдутся сами. Однако после того, как в конце мая в Пекине было введено военное положение, правительство уже не имело права спустить дело на тормозах, показав, таким образом, свою слабость и дав повод считать, что время митинговой демократии еще не прошло.

После Тяньаньмэнь дух бунтарства вдруг куда-то улетучился из студенческой среды, зато вернулся характерный для старого Китая конфуцианский дух упорства и настойчивости в учебе. Власть показала, что она и есть власть. Заметим, кстати, что это было подкреплено не только танками: практически все планы в экономической сфере, в частности, рост ВВП и благосостояния народа, намеченные в начале 1980-х годов, выполнены в обозначенные сроки.

Действия "архитектора реформ" в условиях разброда и кризиса, охватившего руководство страны в связи с событиями на Тяньаньмэнь, достойны особого внимания. Чжао Цзыян, не понявший истинной сути происходящего на Тяньаньмэнь и пытавшийся поиграть в "народного лидера", был отстранен в пользу "консерваторов" Ли Пэна и Цзян Цзэминя. Это было нелегкое решение: Чжао был протеже и надеждой Дэна, сторонником активных экономических реформ, динамичным руководителем. Ли Пэн всегда имел репутацию "ортодокса". Однако в данном случае он сыграл совсем другую роль. Во-первых, именно Ли Пэн взял на себя ответственность за жесткое решение 3 июня о вооруженном штурме баррикад в Пекине; во-вторых, он стал проводником линии Дэна после Тяньаньмэнь, вместе с Цзян Цзэминем заменив Чжао, покинувшего политическую сцену в результате событий 1989 года.

В древнем трактате "36 стратагем", на который мы регулярно ссылаемся, эта ситуация описана стратагемой "Убить человека чужим клинком". Она относится к группе "Победных сражений", то есть сражений, когда имеется явное преимущество над противником. Комментарий к стратагеме звучит так: "Когда враг уже очевиден, а друг еще не определен, привлекают друга, чтобы убить врага, не используют свои силы, действуют по схеме знака СУНЬ". В данном случае стоит обратить внимание, что "друг" – это символическое условное обозначение сил, которые волею ситуации могут стать вашими союзниками. Соответственно, подлинным другом здесь может оказаться совсем не тот человек, которому отводилась данная роль. Эта мысль подчеркнута ссылкой на знак СУНЬ, основной мотив которого в том, что, "стремясь к прибыли, нужно применять Убавление". То есть пришло время по своей воле отказаться от некоторых ценностей (или людей), чье влияние на ситуацию негативно, вопреки тому, чего можно было бы ожидать с учетом предыдущего опыта и наших пристрастий.

Для Китая конца 1980-х годов "убавление" в политической сфере ради "прибыли" в экономике и повседневной жизни народа было весьма актуальным решением. Достижения первых десятилетий существования КНР должны были подвергнуться определенной ревизии. Однако "в применении Убыли нужна предельная чуткость и предельная тонкость, нельзя зависеть от существующих правил", как говорится в комментарии к знаку СУНЬ. На наш взгляд, эта рекомендация была выдержана на достаточно высоком уровне. Ситуация Убыли (СУНЬ) не может не сопровождаться определенным кризисом взглядов, и если не суметь отрешиться от некоторых штампов восприятия (т. е. "зависеть от существующих правил"), то тяжелые последствия неизбежны. В этом смысле весьма показательна судьба Чжао Цзыяна, бывшего Генерального секретаря ЦК КПК.

---

Комментарий к знаку СУНЬ (в сокращении)

Девятка начальная (1)

Минует дело – сразу уходи,
отсутствие неприятностей,
взвешенное Убавление.

В Девятке начальной твердость смело и напористо рвется вперед. Говоря об Убывании, желаешь сразу же осуществить это Убывание. Убавляя в этом, сумеешь избежать неприятностей. Однако эта Убыль находится в начале, когда смелость и напор чрезмерны. Потому могут быть потери из-за неправильности Убыли. Необходимо очень хорошо взвесить все "за" и "против", возможности и невозможность и лишь после этого осуществлять Убывание. Только в этом случае в Убыли будет Прибыль, и Убыль не принесет никаких неприятностей. Такова ситуация Убыли, когда в начале нужно быть осторожным и осмотрительным.

Девятка вторая

Польза-ЛИ в Выдержке-ЧЖЭНЬ,
поход – к несчастью,
от этого ни Убавить, к этому ни Прибавить.

В Девятке второй твердость обретает срединность. Сердце-сознание Пути постоянно сохраняется, а человеческие пристрастия не рождаются, ИНЬ и ЯН действуют в согласии единства. Именно в этот момент следует проявлять особую тщательность в сбережении и сохранении. Если не способен Сдерживаться и не знаешь меры, то продолжишь Убавлять. Тогда вновь возникнет человеческое сердце-сознание, а сердце-сознание Пути омрачится. Не только не будет Пользы, но еще и несчастье придет. Такова ситуация, когда нельзя ни Убавлять, ни Прибавлять.

Шестерка третья

Если три человека действуют,
то Убавится один человек,
если один человек действует,
то обретет себе друга.

В Шестерке третьей не обладаешь знаниями; все, что видишь, рождает настроения – не способен к Убавлению эмоциональности, наоборот, руководствуешься эмоциями. Стремишься к Прибыли, а получается Убыль. Если знаешь, что в Прибыли есть Убыль, и способен Убавить от двойственности сердца человеческих пристрастий, чтобы прибавить к единству сердца Пути-ДАО, тогда ИНЬ и ЯН будут соответствовать друг другу, а в Убавлении будет Прибыль. Такова ситуация, когда, стремясь к Прибыли, нужно применять Убавление.

Шестерка четвертая

Убавление своего недуга (резкости),
если сразу – наличие довольства,
отсутствие неприятностей.

В Шестерке четвертой чистый ИНЬ без ЯН – этот недуг сильно запущен. К счастью, мягкость в ней обладает срединностью, пустота и полнота резонируют друг с другом, поэтому посредством ИНЬ проявляют послушность по отношению к ЯН и искренне стремятся найти рецепт бессмертия в другой семье. Тем самым, Убавляют от тяжелой немощи в своей семье, и даже не умеющий Убавлять сможет Убавить. В таком Убавлении будет Прибыль, и не только радость будет, но и неприятности исчезнут. Такова ситуация, когда, Убавляя мягкость, стремишься к Прибавлению твердости.

Шестерка пятая

Может быть, и Прибавится ему черепаха ценой в десять двойных раковин,
никак не справиться с противодействием,
Главное-ЮАНЬ счастье.

В Шестерке пятой мягкость обретает срединность – Сдерживаешься на своем месте, опустошаешь сердце и, следовательно, можешь наполнить живот. Опустошение и наполнение резонируют друг с другом; твердость и мягкость поддерживают друг друга. Может быть, и Прибавится ему черепаха – это значит, что, и не стремясь к Прибыли, получаешь Прибыль. Прибыль возникает сама собой, без напряжения и стараний. Так обретаешь Путь счастья возвращения к Главному. Такова ситуация, когда при Убавлении мягкости, твердость Прибавляется сама собой.

Верхняя Девятка

От этого ни Убавить, к этому ни Прибавить,
отсутствие неприятностей,
в Выдержке-ЧЖЭНЬ – счастье,
Польза-ЛИ в наличии, куда уйти,
обретение слуги без семьи.

Верхняя Девятка находится в конце ситуации Убавления, то есть Убавляют там, где уже нельзя Убавлять, а Прибавляют там, где уже нельзя Прибавлять. Нельзя ни Убавить, ни Прибавить, и уже никакое действие не может быть чревато неприятностями, уже не возникает более ни одной неправильной ситуации. В целостности с начала и до конца, так достигается счастье. Сердце-сознание Пути соответствует хозяину, а человеческие пристрастия – слуге. Сердце Пути, применяясь в делах-событиях, в каждом устремлении соответствует Небесному закону, и эгоистические желания не рождаются. И даже человеческое сердце становится сердцем Пути – обретаешь слугу без семьи. Все грязное вещество исчезает, вся стая ИНЬ убирается и удаляется. Такова ситуация, когда посредством Убавления и Прибавления приходишь к высшему добру. В применении наработки Убыли нужна предельная чуткость и предельная тонкость, нельзя зависеть от существующих правил. Нужно меняться вместе со временем, сохраняя единство твердости и мягкости. Пределом наработки является достижение недвижности на Земле высшего добра, где отсутствует зло. Так разве при осуществлении Пути можно не сохранять искренней веры в УБАВЛЕНИЕ и целостность, как в самом начале, так и в конце?

Примечание
1. Девятка соответствует сплошной "янской" черте, Шестерка – разорванной "иньской". Чтение знака идет снизу вверх.