Наживка для акул капитализма

Автор рассматривает опыт создания иностранных концессий в Советской России в 1920-е годы. Западным инвесторам пришлось столкнуться с социалистической действительностью, где не работали ни законы формальной логики, ни нормы международного права.

Виктор ТОПОЛЯНСКИЙ
Наживка для акул капитализма
"Экономические стратегии", 2002, №4, стр. 94-97

Летом 1922 года на заседании эмигрантского Объединения деятелей Русского финансового ведомства в Париже известный промышленник, бывший товарищ московского городского головы П.А. Бурышкин сделал доклад "О финансовом положении в Советской России". Такие понятия, как Государственный банк, бюджет или кредит, сказал он, в советском государстве не имеют того смысла, какой придают им в западных странах. Большевики просто используют общепринятые термины, дабы ввести в заблуждение остальной мир.

Доклад Бурышкина не имел фактически никакого резонанса среди западных предпринимателей, поскольку сочувствие к российским эмигрантам вовсе не подразумевало готовности прислушаться к их аргументам. Тем временем советское правительство закинуло в капиталистическое море кованый крюк, именуемый "концессия", с наживкой из национализированной собственности и громко запустило пропагандистскую трещотку, сулившую выгодную сделку каждому азартному бизнесмену. Для сортировки улова 21 августа 1923 года Совнарком СССР учредил Главный концессионный комитет, возложив на него задачу "общего руководства всем делом привлечения и допущения иностранного капитала и промышленности к торговой и иной хозяйственной деятельности на территории СССР" (1).

Ленская концессия

В начале XX столетия одиночные старатели и артели, работавшие в Ленско-Витимском горном округе, самыми нерентабельными способами намывали столько россыпного золота, что по уровню такой добычи Ленские прииски занимали первое место в мире. Для реализации драгоценного металла в 1906 году было основано Англо-русское акционерное общество "Русская горнопромышленная Корпорация" (Russian Mining Corporation).

Недостаток средств вынудил Корпорацию передать функции посредника между сибирскими золотопромышленниками и британскими финансовыми кругами новому акционерному обществу "Ленские прииски" (The Lena Goldfields Limited), зарегистрированному в Лондоне 10 июля 1908 года с первоначальным капиталом 1,4 млн фунтов стерлингов. К 30 сентября 1910 года общество "Ленские прииски" скупило около 70% акций Ленского золотопромышленного товарищества, добывавшего не менее трети всего российского золота, и в последующие несколько лет получало многотысячные барыши от одной лишь перепродажи акций.

Зимой 1923 года акционерное общество "Ленские прииски" задалось целью вернуться в Россию. Необходимость в воссоздании золотого запаса государства побудила советское правительство безотлагательно рассмотреть заявку западных инвесторов, готовых (на определенных условиях) восстановить и модернизировать российскую золотодобывающую промышленность. Переговоры относительно Ленской концессии начались, как только советские эксперты ознакомились с письмом Красина от 22 февраля 1923 года: "В Лондоне ко мне обратились представители "Лена-Гольдфильдс Лимитед" – небезызвестный в Петрограде банкир Бененсон, выехавший, если не ошибаюсь, из России в 1918 году в Швецию с покойным И.Е. Гуковским, и английский банкир Герберт Гедалла, совладелец Англо-Индийского Банка Гедалла. <…> Названные лица обратились ко мне по поводу предоставления их обществу в концессию: 1) предприятий бывшего Ленского золотопромышленного Товарищества "Лензолото"; 2) Николо-Павдинского горно-промышленного округа; 3) Сысертского Горного Общества и 4) Алтайского Горного Общества (бывшая концессия Турн-Таксис)" (2).

Отдать на концессию все Ленские золотые прииски Политбюро ЦК РКП(б) сочло целесообразным 27 июля 1923 года. Однако окончательный договор между советским правительством и акционерным обществом The Lena Goldfields Limited был подписан лишь 14 ноября 1925 года. По этому соглашению британский банковский консорциум, связанный с американским банкирским домом Kuhn, Loeb & Со и германскими кредиторами, получал право на добычу золота в Ленско-Витимском горном округе на протяжении 30 лет, а также полиметаллических руд на Алтае и меди на Урале – в течение 50 лет. Акционерное общество "Лена-Гольдфильдс" (ранее "Ленские прииски") планировало построить ряд металлургических заводов, открыть новые шахты и намывать ежегодно до 700 пудов золота, предоставляя советскому правительству 7% продукции, а по окончании действия концессионного договора передать в собственность СССР всю горнорудную технику.

Почти 4 года фирма неукоснительно соблюдала взятые на себя обязательства. Но уже 1 августа 1929 года Политбюро одобрило предложение ВЦСПС об объявлении забастовки на предприятиях "Лена-Гольдфильдс" в случае категорического отказа концессионеров удовлетворить его требования. В ответ концессионеры прекратили выплачивать советскому руководству долевые отчисления и предъявили к правительству СССР иск в третейском суде; Политбюро, в свою очередь, 25 февраля 1930 года постановило возбудить встречный иск. Тогда же Политбюро решило выдворить из страны всех западных предпринимателей, установив для них сначала "временный специальный режим" с подразделением концессий на три группы. Искоренение концессий первой группы надлежало осуществлять на основе "полюбовного соглашения и без применения искусственных мер, которые бы позволили концессионеру возложить ответственность за ликвидацию на советскую сторону". Ко второй группе пришлось отнести несколько концессий, пока еще экономически оправданных или функционирующих на основе международных соглашений. Для прекращения хозяйственной деятельности третьей группы концессий, куда автоматически попадала Ленская концессия, Политбюро рекомендовало "в подходящий политический момент" создать условия, позволяющие заметно снизить прибыль предприятий.

Спустя четыре месяца советское правительство потеряло уверенность в благоприятном для себя исходе тяжбы с акционерным обществом "Лена-Гольдфильдс". Тогда Политбюро согласилось утвердить запросы одних только германских кредиторов (в сумме 13,5 млн рейхсмарок), но лишь в том случае, если третейский суд не вынесет вердикт по существу вопроса. Третейский суд, состоявшийся 2 сентября 1930 года, констатировал, что за четыре с половиной года работы компания "Лена-Гольдфильдс" сдала советской стороне 1844 пуда золота (зафиксированная в концессионном договоре возможность свободной продажи золота свелась к нулю запрещением в СССР "кому бы то ни было покупать золото под угрозой смертной казни"). За свое золото акционерное общество предполагало получить не менее 3 250 000 фунтов стерлингов, но советское правительство настояло на уплате в рублях. Еще в 1923 году советские финансисты назначили за один фунт стерлингов 9,40 рубля золотом и спустя семь лет не собирались отступать от первоначального умозрительного курса, по-прежнему исчисляя эквивалент лондонской цены в рублях по паритету, официально установленному им самим, безотносительно к стоимости русского рубля на мировом рынке, а именно 9,45 рубля за 1 фунт стерлингов. В действительности один фунт стерлингов стоил приблизительно сорок рублей, а истинный паритет нельзя было точно определить, так как рубль на иностранных биржах не котировался. Третейский суд констатировал также, что советское правительство не выполнило своих обязательств по охране предприятий и контролю местных властей, из-за чего акционерное общество потеряло до 40% добытого золота вследствие постоянных краж на производстве.

Концессионерам пришлось прекратить свою деятельность в СССР после того, как советское правительство, разжигая классовую борьбу, вынудило большинство сотрудников компании отказаться от работы, а ночью 15 декабря 1929 года отправило отряды чекистов сразу на все многочисленные предприятия акционерного общества, значительная часть которых находилась далеко от железной дороги. В одну ночь были изъяты все документы, задержаны 130 служащих; в дальнейшем под арестом остались 12 человек, обвиненных в контрреволюционном умысле и шпионаже.

В итоге приговор третейского суда гласил: действия советского правительства разрушили сами основы концессионного договора, подлежащего теперь расторжению. Ему предлагалось выплатить акционерному обществу "Лена-Гольдфильдс" 13 млн фунтов стерлингов, причем только в данной валюте. В ответ на это решение 6 сентября 1930 года Политбюро поручило фельетонисту "Правды" излить в газете раздражение вождей "в совершенно издевательском стиле" (3).

К последующим судебным заседаниям советская сторона вывела свою, оригинальную формулу расчета с концессионерами, установив 6 августа 1931 года сальдо в свою пользу в размере 6 млн рублей. Однако 10 сентября 1931 года Сталин и Молотов предложили отдать компании "Лена-Гольдфильдс" – в виде уступки – максимум 8-10 млн рублей с рассрочкой на 5-7 лет. Между тем концессионеры снизили свои претензии до 3,5 млн фунтов стерлингов за имущество компании и 865 тыс. фунтов стерлингов в качестве процентных начислений. В результате 1 сентября 1932 года Политбюро согласилось выплатить 1,5 млн фунтов стерлингов. Но лишь 4 ноября 1934 года было подписано соглашение, по которому действие концессионного договора от 14 ноября 1925 года прекращалось. Все имущество компании "Лена-Гольдфильдс" переходило в собственность советского правительства без каких-либо дополнительных формальностей. Последнее принимало на себя обязательство выплатить компании 3 млн фунтов стерлингов с рассрочкой на 20 лет, но без начисления процентов и предъявления акционерному обществу претензий по всякого рода налогам, штрафам и неустойкам.

Призрак концессии

До Первой мировой войны шотландский горный инженер и удачливый предприниматель Джон Лесли Уркарт (1874-1933) имел неплохие шансы войти когда-нибудь в число промышленных "королей". Получив образование в университетах Глазго и Эдинбурга, он около десяти лет (1896-1906) проработал на Бакинских нефтяных промыслах, после чего организовал в Лондоне "Англо-Сибирскую корпорацию" с первоначальным капиталом в размере 500 тыс. фунтов стерлингов. В 1912 году эта корпорация была распущена, а большинство ее акций обменены на ценные бумаги новой компании – "Русско-Азиатского объединенного общества", владевшего горнорудными предприятиями на Урале (Кыштым, Таналык), в Северном Казахстане (Экибастуз) и на Алтае (Риддер). Избранный председателем общества, Уркарт полностью оправдал надежды акционеров: их дивиденды постоянно росли, несмотря на значительные затраты в связи с радикальной технической реконструкцией Кыштымских медеплавильных заводов.

Конфискация иностранного имущества и капиталов, произведенная большевиками в 1918 году, почти дотла разорила "Русско-Азиатское акционерное общество". Стоимость утраченной им собственности оценивалась минимально в 56 млн фунтов стерлингов. К тому же на обществе повисли долги, достигавшие 640 тыс. фунтов стерлингов. Не случайно Уркарт, предъявив советскому правительству иск на 56 млн фунтов стерлингов, встал во главе нового объединения – "Общества кредиторов России", а летом 1920 года, когда Красин принялся смущать британское правительство, предпринимателей и финансистов радужными посулами, выступил с резким заявлением: "Я не позволю Красину ввезти в Англию ни одного фунта золота без того, чтобы немедленно не наложить на это золото ареста. Я не позволю Советской России торговать в этой стране, и если даже Ллойд Джордж заключит торговый договор с Советской Россией, я прибегну к защите английских судов и фактически отвергну этот договор". (4).

Тем не менее, в мае 1921 года он не устоял перед искушением вероятной концессии и сам предложил Красину начать переговоры. Обрадованный Красин тотчас пустил в ход всю свою сноровку многоопытного "ловца человеков", по выражению М. Горького, и обнадеженному Уркарту почудилось, что с "умеренными" большевиками можно сотрудничать. Уже к середине июня Уркарт и Красин договорились о предварительных условиях концессии, а заодно подружились семьями. Приятно взволнованное таким успехом Политбюро 2 июля постановило сообщить Красину: "Согласны дать в концессию все 4 группы предприятий Уркарта (в том числе Кыштым, Экибастуз, Риддер, Таналык). Торгуйтесь!" (5).

К середине августа Уркарт помчался в Москву для завершения переговоров, захватив с собой проект возможного займа различными товарами на сумму до 25 млн фунтов стерлингов. Однако, он совершил один нечаянный промах. В беседе с Чичериным 26 августа он упомянул о важности непременного, по его мнению, привлечения Всероссийского комитета помощи голодающим (Помгола) к распределению британских товаров, что для Ленина, люто ненавидевшего почти всех работавших в Помголе, было абсолютно неприемлемо. Уже на следующий день после встречи Помгол разогнали, а большинство его членов арестовали. После этого советская сторона потеряла всякий интерес к займу, предложенному Уркартом. 20 августа в Риге было заключено соглашение об оказании помощи голодающему населению РСФСР с возглавляемой Г. Гувером американской благотворительной организацией АРА Идти на немедленный разрыв с Уркартом Ленин все-таки не рискнул. Выразив сомнения в полезности сделки с ним, вождь пожелал заслушать суждение экспертной комиссии. В середине октября Ленину зачем-то подыграл Красин, приславший телеграфный донос о "подоплеке инициативы Гувера в деле помощи голодающим"; по словам наркома, "это было отчасти согласованное действие с Уркартом, чтобы помочь делу последнего" (6). Может быть, Красин хотел тем самым подчеркнуть многообразие связей Уркарта и целесообразность его концессии?

В марте 1922 года, надеясь угодить вождю, эксперты отрапортовали: горнорудную промышленность восстановим собственными силами. На протяжении последующих 5 месяцев заниматься концессией Уркарта вождю было сначала недосуг, а потом невмоготу. Лишь 4 сентября, немного оправившись после серии инсультов, он распорядился: "Дать концессию Уркарту только при условии предоставления нам большого займа" (7). Между тем Красин проявил инициативу и 9 сентября подписал контракт, в соответствии с которым "Русско-Азиатское акционерное общество" получало свою бывшую собственность в аренду на 99 лет. В ответ Уркарт предложил британскому правительству пригласить советскую делегацию на Лозаннскую конференцию и затем признать страну невразумительных советов de jure.

Но Ленину померещилось вдруг, что ратификация концессии способна создать прецедент возвращения иностранцам национализированной собственности, поэтому 7 октября Совнарком аннулировал соглашение. Красину оставалось лишь объяснить Уркарту отказ от утверждения концессии "нервной болезнью" вождя. В 1923 году вялые переговоры с Уркартом возобновились через посредников. Минул еще год, и они несколько оживились, но вскоре снова угасли.

Подковерная суета вокруг злосчастной концессии вновь началась через год после разрыва в мае 1927 года дипломатических отношений между СССР и Великобританией. Несмотря на ленинское предостережение относительно Уркарта, 21 июня 1928 года Политбюро приняло постановление, в котором переговоры с ним о концессии рассматривались как допустимые. Уркарт опять поверил в возможность благоприятного исхода и 15 сентября встретился в Париже с бывшим председателем Главного концессионного комитета СССР Ю.Л. Пятаковым, а 5 октября в очередной раз направил советскому правительству свой проект соглашения. Он так и не осознал, что очутился в ситуации, где не действуют ни законы формальной логики, ни нормы международного права, где пустые обещания создают всего лишь видимость реальных поступков. И невдомек ему было, что 15 сентября 1928 года, в тот самый день, когда он беседовал с Пятаковым, Реввоенсовет СССР уже высказался против заключения концессии "по соображениям обороны", а 21 февраля 1929 года Политбюро решило навсегда переговоры с ним заморозить из-за "неприемлемости предлагаемых им условий" (8).

Примечания:
1. Документы внешней политики СССР. — Т. VI. — С. 413-416.
2. РГАСПИ, ф.82, оп.2, д.454, л.8.
3. РГАСПИ, ф.17, оп. 162, д.9, л.28.
4. Красин Л.Б. Вопросы внешней торговли. — М.-Л. — 1928. — С. 388-391.
5. РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 183, л.л. 3-4. Документы внешней политики СССР. — Т IV. — С. 183-186.
6. Документы внешней политики СССР. — Т IV. — С.432.
7. Ленин В.И. — Полн. собр. соч. — Т. — 45. — С. 205.
8. ГАРФ, ф. Р-8350, оп. 1, д. 3280, л. 136; д. 3281, л.л. 76-77. РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 7,л.36.