Мир, который построил Буш: логика геоэкономической трансформации

Причины избрания той модели глобализации, которую реализует в настоящее время администрация Буша, кроются в кризисной ситуации, складывающейся в мировой и национальной экономике.

Александр Неклесса
МИР, который построил БУШ: ЛОГИКА геоэкономической трансформации
"Экономические стратегии", 2003, №3, стр. 40-41.

То, что происходит на планете в начале нового века, – это изменение привычной траектории человеческой деятельности, смена системы мировой регуляции, трансформация политического и экономического уклада. Проблема глобальной трансформации обсуждается достаточно давно, причем дизайн структур мирового управления толкуется весьма различным образом: то как регулирующий правила поведения международный публичный ареопаг, то как элитарное мировое правительство, порой – как анонимная олигархическая власть, действующая на основе разветвленной системы ТНК и ТНБ, порой как-то иначе. Сейчас, кажется, на передний план выдвинулась тема конкуренции различных версий глобализации, столкновения моделей социально-культурной топологии и схем управления.

Модель глобализации, которую реализует в настоящее время администрация Буша, создает военно-политическую, силовую прокладку для всей совокупности структур транснационального финансово-правового регулирования, для обеспечения национальной транспарентности в рамках "вашингтонского консенсуса", то есть для той гибкой системы перераспределения ресурсов и мирового дохода, которая складывалась на планете в предыдущие годы. Нынешняя администрация США практически выстраивает под это, еще не сформировавшееся до конца, геоэкономическое мироустройство свою версию его властного обеспечения. И одновременно реализует собственную концепцию обустройства глобального мира.

Ведь когда мы говорим о политической системе, то ведем речь о формах, методах и механизмах проекции власти. Последняя базируется на силе, однако эффективно действующих транснациональных институтов для стабильной и глобальной проекции властных решений пока не существует. Эту роль и взяли на себя Соединенные Штаты Америки. Отсюда генезис темы "глобальной империи", образа "Четвертого Рима" или страны-системы (государства-региона), проецирующей цивилизационную волю и свои жизненные интересы практически на весь мир. То есть Соединенные Штаты, в сущности, уже не являются национальным государством, а представляют собою новый социально-политический феномен. Однако основной исторический конфликт обнаруживается не в конкуренции между моделями глобализации администрации Клинтона и команды Буша. И даже не конкуренции между образами глобального мира по-американски или по-европейски, исламским или конфуцианским проектами. Скорее, он проявляется в драматичном столкновении стратегий, оперирующих привычными, хорошо отрефлектированными социополитическими реалиями, с какой-то иной метрикой глобализации, связанной с "новыми организованностями": разнообразными НПО, амбициозными корпорациями, астероидными группами, теневыми консорциумами и различными конфигурациями мировой элиты.

Сложившаяся ситуация достаточно беспощадна по отношению к самим Соединенным Штатам. Америка по ряду причин взяла на себя бремя глобальной ответственности и регуляции. Но при этом, оказавшись перед необходимостью активно утверждать новый статус, она близка к состоянию фрустрации, ибо столкнулась с субъектами, для эффективного взаимодействия с которыми у нее, в сущности, нет ни соответствующих институтов, ни механизмов. Ключевой вопрос, стоящий перед США, формулируется примерно следующим образом: по какому пути двигаться стране – преадаптации к еще только складывающейся реальности либо развития все более могучих механизмов превентивных действий по снятию множащихся проблем и угроз со стороны нового мира? Естественно, реальная политика старается уйти от однозначного ответа на этот и подобные вопросы, представляя прагматичную амальгаму, более-менее соответствующую историческому моменту.

И все же почему администрация Буша действует именно таким образом? Для этого у нее есть веские основания, не в последнюю очередь связанные с ситуацией в мировой и национальной экономике.

Дело в том, что наряду с кризисом глобального регулирования имеет место еще другая коллизия, вызванная серьезной мутацией кодов индустриального развития. И в числе других значимых факторов, как ни парадоксально это прозвучит, приостановкой, прерыванием органичного для предшествующей эпохи фундаментального инновационного процесса, то есть интенсивного, скачкообразного создания новых предметных полей деятельности, оригинальных областей для приложения капитала, обновления реестра актуальных ресурсов.
Экономика эпохи Модернити в значительной мере строилась на подобной смене предметных полей, на их усложнении и развитии, поэтому в орбиту хозяйственной практики вовлекались все новые виды ресурсов, менялись их иерархия и значение. Когда же данный процесс приостанавливается, возникает, в частности, ресурсный кризис. Новые, специфические ресурсы не опознаются как таковые, оказываются в значительной мере не востребованными и не включаются в хозяйственный оборот, что со временем ведет к перерасходу прежнего, стандартного набора ресурсов и их дефициту.

Предложенная в 1990-е годы форма решения данного клубка проблем – цифровая "новая экономика" – после пережитого бума и периода эйфории оказалась, в сущности, паллиативной мерой и свою основную роль не выполнила. С этим процессом в значительной мере связано витающее предчувствие кризиса глобальной финансовой системы. Прежде всего, рынка ценных бумаг, но также и валютного рынка: потери в капитализации предприятий США достигли за последнее время нескольких триллионов долларов, а учетная ставка Федеральной резервной системы достаточно давно опущена до минимума – 1,25%, который заметно ниже уровня инфляции. Иначе говоря, обозначился горизонт "большого финансового взрыва", могущего привести к формированию драматичной социальной вселенной по ту сторону экономического Big Bang’а.

США как глобальный геоэкономический регулятор оказались в достаточно непростой ситуации, к тому же осложненной тем двусмысленным положением, в которое попала "традиционная" экономика в период бума экономики цифровой. Планка оказалась для нее лишком высокой, корпорациям подчас приходилось лукавить, чтобы удержать размеры капитализации. И в краткосрочной перспективе серьезно повлиять на создавшуюся к настоящему моменту в американской промышленности ситуацию может не слишком широкий спектр мер: доверие к новому статусу и возможностям США, увеличение уровня государственных расходов, снижение курса доллара и, одновременно, цен на энергоносители…
В среднесрочной же и долгосрочной перспективе в мире volens nolens возникают проблема глобального дефицита ресурсов (прежде всего, энергоресурсов, но также пресной воды и т.п.), и, соответственно, новые формы конфликтов на этой почве – "ресурсный шантаж" и "ресурсный апартеид". Глобальная энергетическая стратегия США предусматривает целый ряд серьезных подвижек, ведущих к устойчивому контролю над рынком энергоносителей, включая транспарентность и управляемость ОПЕК, а также создание альтернативных конфигураций стран-экспортеров нефти.

Так что администрация Буша, отстраивая новый миропорядок, избирает действия, соответствующие решению наиболее насущных проблем, в том числе наращивая статусную капитализацию Америки и взимая с мира своеобразную "ренту управления".

Еще одной палочкой-выручалочкой для американской промышленности является создание искусственных предметных полей деятельности. При этом используются не только такие механизмы, как финансово-информационные пузыри, модификация законодательства, умелое управление потребительским обществом и модой, но также методы, характерные для "деструктивной экономики", сформировавшейся в ходе высокотехнологичных войн ХХ века: производство средств уничтожения, деконструкция материальной среды обитания и ее последующее восстановление. Отсюда – повышение оборонных расходов, дорогостоящие боевые действия и борьба за послевоенные возможности и контракты.
Это одновременно помогает Америке выстраивать трансграничную систему силовых модулей – опорных пунктов с не слишком ясным международно-правовым статусом при наличии боеспособных частей, находящихся в перманентно алертном состоянии. Они отрабатывают новые способы обеспечения господства и безопасности, постоянно ведя боевые действия низкой интенсивности, испытывая экспериментальные военные технологии и новые виды оружия, а также апробируя другие властные конфигурации для управления и контроля над миром, в частности, над таким турбулентным регионом, как Большой Ближний Восток, протянувшийся от Косова до Афганистана.