Глобальный капитализм

 

Мануэль Кастельс
Глобальный капитализм
“Экономические стратегии”, 2000, №3, стр. 14-25

Журнал “Экономические стратегии” продолжает предварительную публикацию докладов международной конференции “Постиндустриальный мир: центр, периферия, Россия”, прошедшей в Москве с 21 по 23 октября 1999 г. в Институте мировой экономики и международных отношений РАН при содействии фонда Фридриха Эберта, Горбачев-фонда и фонда Сороса. Тексты докладов предоставлены Оргкомитетом конференции и публикуются с его согласия. Сегодня мы публикуем статью Мануэля Кастельса “Глобальный капитализм: уроки для России”, в которой он рассказывает о процессе глобализации современной экономики, рассматривает основные признаки глобализации, ставит под сомнение утверждение о распространении в мире явления регионализации. Автор анализирует те определяющие изменения, которые происходят сегодня в сфере производства, – глобализацию, информатизацию, стирание границ в мире науки и технологий. Россия, несомненно, подвержена влиянию глобализации экономики, но воспринимает это влияние в соответствии со своей историей, экономикой и политикой. Кастельс рассматривает особенности интеграции России в глобальную экономику и делает выводы о том, какие ключевые вопросы Россия должна решить на настоящем этапе, чтобы преодолеть кризис и, используя свой огромный потенциал, успешно развиваться в новых экономических условиях. В настоящем номере журнала мы публикуем первую часть статьи.

Введение

Экономика в эпоху информации стала глобальной. Глобальная экономика – это новая историческая реальность, отличная от мировой экономики. Мировая экономика является такой экономикой, в которой накопление капитала происходит повсюду в мире. Она существует на Западе, по меньшей мере, с XVI века, как учат нас Фернанд Броудель и Иммануил Валлерстайн¹. Глобальная экономика – это совсем иное явление, это экономика, которая может работать как единое целое в реальном времени или в каком-то выбранном времени в мировом масштабе. Хотя характерной чертой капитализма является постоянное стремление к экспансии, к преодолению любых границ -и временных, и пространственных, – только в конце ХХ века мировая экономика смогла стать действительно глобальной. Основой для глобализации послужила новая инфраструктура, созданная на основе современных информационных технологий и телекоммуникаций, а также, несомненно, проводимая правительствами и международными учреждениями политика либерализации и прекращения регулирования экономики. Конечно, еще не вся мировая экономика является глобальной: деятельность большинства фирм, многие процессы производства остаются локальными и будут такими и впредь. Несмотря на то, что международная торговля в последние два десятилетия XX века развивалась более быстрыми темпами, чем производство, в большинстве стран до сих пор внутренний сектор экономики вносит наибольший вклад в валовой национальный продукт (ВНП). Иностранные прямые инвестиции, развивавшиеся в 90-х годах ХХ века еще быстрее, чем торговля, пока составляют лишь небольшую часть общего объема прямых инвестиций. Тем не менее, мы можем утверждать, что глобальная экономика существует, потому что экономики всего мира зависят от производительности их центра глобализации. Этот центр глобализации включает в себя финансовые рынки, международную торговлю, транснациональное производство и, до некоторой степени, науку, технологии и профессиональный труд. Посредством этих глобализированных стратегических составляющих экономическая система глобально взаимосвязана. Таким образом, я могу сформулировать более точное определение: глобальная экономика – это экономика, в которой ключевые компоненты имеют институциональную, организационную и технологическую возможность работать как единое целое в реальном времени или в каком-то выбранном времени в мировом масштабе. Я кратко остановлюсь на основных признаках этой глобальности.

Глобальные финансовые рынки

Рынки капитала глобально взаимозависимы, и это немаловажно для капиталистической экономики. Капиталом круглосуточно управляют глобально интегрированные финансовые рынки, впервые в истории работающие в реальном времени. Сделки на миллиарды долларов заключаются за считанные секунды с помощью электронных сетей, оплетающих земной шар. Новые информационные системы и телекоммуникации позволяют за короткое время перемещать капитал из страны в страну. Поэтому капитал и, следовательно, сбережения и инвестиции сегодня взаимосвязаны во всем мире, от банков до пенсионных фондов, фондовых бирж и курсов обмена валют.

Таким образом, объем, скорость, сложность и связанность глобальных финансовых потоков стремительно возросли за последнее десятилетие.

Давайте рассмотрим, как изменялись некоторые основные показатели финансовой глобализации в конце ХХ века, и начнем с зарубежных операций по облигациям и акциям в крупнейших капиталистических странах. Между 1970 и 1996 годами объем внешнеэкономических операций по отношению к объему ВНП возрос в 54 раза в США, в 55 раз в Японии и почти в 60 раз в Германии. Кроме того, активно проходила интеграция так называемых возникающих рынков (emerging markets – то есть развивающихся стран и государств с переходной экономикой) в схему глобальных потоков капитала: общий объем финансовых потоков в развивающихся странах увеличился в 7 раз в течение 1960-1996 годов. В 90-х годах началась интернационализация банковской промышленности. В 1996 году, в то время как инвесторы приобрели на 50 миллиардов долларов США акции и облигации возникающих рынков, банки дали этим рынкам заем на 76 миллиардов долларов США. Между 1970 и 1997 годами объем приобретения зарубежных акций инвесторами в промышленно развитых странах увеличился в 197 раз. В США суммы, выделяемые пенсионными фондами на иностранные инвестиции, возросли от менее 1% активов фондов в 1980 году до 17% в 1997 году. В глобальной экономике к 1995 году инвестиционные фонды, пенсионные фонды и институциональные инвесторы в целом контролировали 20 триллионов долларов США, то есть приблизительно в 10 раз больше, чем в 1980 году. Это сумма, равная в то время 2/3 глобального ВНП. В течение 1983-1995 годов средние годовые объемы реального ВНП выросли на 3,4%, мирового экспорта – на 6,0%, общего количества облигаций и займов – на 8,2%, а общий объем непогашенных облигаций и займов – на 9,8%. В итоге в 1998 году общий объем непогашенных займов и облигаций составил 7,6 триллиона долларов США, что эквивалентно более 1/4 глобального ВНП.

Важное явление в процессе финансовой глобализации – ошеломляющая своими объемами торговля валютой, которая обусловливает курс обмена национальных валют и оказывает серьезное противодействие попыткам правительств независимо проводить денежную и фискальную политику. В 1998 году ежедневный оборот валютных рынков по всему миру достиг 1,5 триллиона долларов США, что составляло более 110% ВНП Великобритании в том году. Однако этот чрезмерный рост объемов валютных торгов практически не связан с развитием международной торговли. Отношение годового оборота иностранной валюты к объему мирового экспорта изменилось от 12:1 в 1979 году до 60:1 в 1996 году, свидетельствуя, таким образом, о преимущественно спекулятивном характере курсов обмена валют.

Глобальная взаимозависимость финансовых рынков есть результат пяти важнейших событий. Во-первых, это прекращение государственного регулирования деятельности финансовых рынков в большинстве стран и либерализация зарубежных сделок. Переломным моментом в процессе прекращения регулирования работы финансовых рынков стал так называемый “большой взрыв” лондонского Сити 27 октября 1987 года. Новая финансовая свобода позволила неограниченно перемещать и инвестировать капитал из любых источников. В США между 1980 годом и концом 1990-х годов объем инвестиций пенсионных фондов, инвестиционных фондов и институциональных инвесторов возрос в 10 раз, так что в 1998 году капитализация фондовой биржи составила 140% ВНП страны.

Второе событие – это развитие технологической инфраструктуры, которая включает в себя современные телекоммуникации, интерактивные информационные системы и мощные компьютеры, способные с высокой скоростью обрабатывать информацию, необходимую для проведения сделок.

Третье событие – это появление новых финансовых продуктов, таких как вторичные ценные бумаги (фьючерсы, опции, свопы и другие), которые представляют собой искусственные ценные бумаги, часто соединяющие в себе стоимость акций, облигаций, опций, предметов потребления и валют различных стран, действуя на базе математических моделей, они рекомбинируют стоимость по всему миру и сквозь время, создавая, таким образом, рыночную капитализацию из рыночной капитализации. По некоторым предположениям, рыночная стоимость вторичных ценных бумаг, проданных в 1997 году, составила приблизительно 360 триллионов долларов США, что в 12 раз превышает объем глобального ВНП.

Проявлением операций с вторичными ценными бумагами стала взаимосвязанность товаров, реализованных на различных рынках, в результате которой функционирование рынков оказалось зависимо от стоимости этих товаров на любом другом рынке. Если одна из составляющих вторичных ценных бумаг (например валюта) падает в цене, девальвация может передаться и другим рынкам посредством девальвации вторичных ценных бумаг, при этом не имеет значения, как функционирует тот рынок, на котором продаются эти ценные бумаги. Однако эту девальвацию можно компенсировать ревальвацией другой составляющей вторичных ценных бумаг. К сожалению, практически невозможно предсказать, когда и насколько произойдет обесценивание или, наоборот, повышение стоимости различных составляющих вторичных ценных бумаг. Из-за этого операции с вторичными ценными бумагами повышают изменчивость в глобальных финансовых сетях.

Четвертый источник интеграции финансовых рынков – спекулятивные передвижения финансовых потоков, которые сегодня стремительно перемещаются с рынка на рынок, от одних ценных бумаг или валют к другим. Цель этих перемещений – воспользоваться преимуществом разницы в стоимости или избежать потерь капитала. В результате передвижений финансовых потоков усиливается изменчивость рынков и возбуждаются подобные процессы на рынках всего мира. В такой обстановке финансовые организации, первоначально созданные в целях противостояния риску (например страховые фонды (hedge funds), стали основным орудием глобальной интеграции, спекуляции и, наконец, финансовой нестабильности. Страховые фонды, обычно призванные ослаблять регулирование и часто удаленные от основных финансовых рынков, сегодня управляют деньгами крупных инвесторов, в том числе банков и институциональных инвесторов, для того чтобы получить более высокие (как плата за больший риск) прибыли, чем в условиях ограничений, накладываемых рыночным регулированием. В 90-х годах капитал и финансовое влияние страховых фондов необычайно возросли. В течение 1990-1997 годов их активы умножились в 12 раз, и в конце 90-х годов страховые фонды управляли капиталом на общую сумму 200 миллиардов долларов США, а также использовали этот капитал для того, чтобы занимать – и ставить – еще более крупные суммы.

Пятый источник глобальной взаимозависимости финансовых рынков – это фирмы, оценивающие потенциал рынков, такие как Standard&Poor или Moody’s. Определяя стоимость ценных бумаг и иногда даже целых стран в соответствии с международными стандартами предоставления информации, эти фирмы пытаются установить для всех рынков в мире общие правила. Рейтинги этих компаний часто инициируют движения на определенных рынках (например, в Южной Корее в 1997 году), которые затем распространяются и по другим рынкам.

Поскольку рынки капитала и валют взаимозависимы, в современном мире зависят друг от друга и процентные ставки, и кредитно-денежная политика, а также все страны, которые вовлечены в глобальную финансовую и торговую систему. Хотя крупные корпоративные центры и предоставляют человеческие ресурсы и средства, необходимые для управления все более сложной глобальной финансовой сетью, реальные операции с капиталом осуществляются в информационных сетях, соединяющих эти центры. Потоки капитала стали одновременно глобальными и все более самостоятельными по отношению к реальному функционированию стран. В конце концов, именно функционирование капитала на глобально взаимосвязанных финансовых рынках определяет в наибольшей степени судьбу стран в общем смысле. Это функционирование не целиком зависит от экономических законов. Финансовые рынки – это рынки, но настолько несовершенные, что они только частично соответствуют законам спроса и предложения. Движения на финансовых рынках есть результат сложной комбинации законов рынка, стратегий бизнеса, расчетливой политики, интриг центральных банков, технократической идеологии, психологии толпы, спекулятивного маневрирования и информационных бурь различного происхождения. Возникающие вследствие такого взаимодействия потоки капитала, стремительные процессы покупки и продажи ценных бумаг распространяются по всему миру со скоростью света (хотя влияние этих движений на отдельные рынки различно) и заставляют финансовых инвесторов совершать невозможное, предугадывая варианты, предлагаемые компьютерными моделями и ставя на различные сценарии. Таким образом, создается капитал из капитала и экспоненциально повышается номинальная стоимость (а также одновременно происходит периодическое разрушение некоторой части этой стоимости в ходе “корректирования рынка”). Следствие этого процесса – возрастающая концентрация стоимости и создания стоимости в финансовой сфере, в глобальной сети потоков капитала, управляемых сетями информационных систем и их вспомогательных служб. Глобализация финансовых рынков является основой новой глобальной экономики.

Глобализация рынков товаров и услуг: рост и преобразование международной торговли

Международная торговля исторически была главным связующим звеном между странами. Однако в современном процессе глобализации ее относительное влияние меньше, чем влияние финансовой интеграции и интернационализации иностранных прямых инвестиций и производства. Тем не менее, торговля до сих пор является фундаментальной составляющей новой глобальной экономики. В последней трети ХХ века объем международной торговли существенно возрос, и увеличилась ее доля в ВНП как развивающихся, так и развитых стран. В развитых странах доля экспорта в ВНП выросла от 11,2% в 1913 году до 23,1% в 1985 году, тогда как доля импорта изменилась от 12,4% в 1880-1900 годах до 21,7% в 1985 году. В развивающихся странах, не экспортирующих нефть, доля экспорта в ВНП в конце 90-х годов ХХ века составила 20%. Отношение экспорта к ВНП в 1913 и 1997 годах в США возросло от 4,1% до 11,4%, в Великобритании – от 14,7% до 21%, в Японии – от 2,1% до 11%, во Франции – от 6% до 21,1% и в Германии – от 12,2% до 23,7%. В целом, отношение мирового экспорта к мировому производству в 1997 году колебалось от 18,6% до 21,1%. В США с середины 80-х до конца 90-х годов ХХ века доля экспорта и импорта в ВНП возросла с 18% до 24%.

Развитие международной торговли в последней четверти ХХ века характеризовалось четырьмя основными тенденциями: преобразованием секторной структуры международной торговли; ее относительной диверсификацией и увеличением объемов торговли в развивающихся странах, хотя и с большими различиями между развивающимися странами; взаимодействием между либерализацией глобальной торговли и регионализацией мировой экономики; формированием сети торговых отношений между фирмами, не совпадающей с границами регионов и стран. Рассмотрим каждую из этих тенденций.

Сегодня торговля промышленными товарами представляет собой основную часть международной торговли, не связанной с энергоносителями, в отличие от ранних периодов развития международной торговли, характеризующихся преобладанием сырьевых товаров. Однако уже с 60-х годов ХХ века торговля промышленными товарами составляет большую часть мировой торговли, и в конце 90-х годов ее доля достигла 3/4 всей торговли. И эта перестройка секторов международной торговли продолжается, причем все большее значение приобретает сфера услуг, благодаря, прежде всего, международным соглашениям о либерализации торговли услугами. Создание инфраструктуры телекоммуникаций и перевозок позволяет осуществить глобализацию деловых услуг. К середине 90-х годов объем торговли услугами превысил 20% общего объема мировой торговли.

В настоящее время происходит и более глубокая трансформация структуры торговли: знания как компонент товаров и услуг становятся определяющим фактором при создании добавленной стоимости. Следовательно, к традиционному торговому дисбалансу между развивающимися и развитыми странами, возникающему из-за неравноценного обмена дорогих промышленных товаров на менее дорогое сырье, добавляется новая форма дисбаланса. Этот торговый дисбаланс возникает из-за разницы в цене между товарами, созданными с применением высоких технологий, и товарами, производящимися без использования высоких технологий, а также между услугами, требующими специальных знаний, и услугами, не нуждающимися в знаниях. Таким образом, современная торговля характеризуется еще и неравномерным распределением знаний и технологий между странами и регионами мира. С 1976 года по 1996 год доля товаров, произведенных с применением высоких технологий, и товаров, созданных с использованием технологий со средней наукоемкостью, в глобальной торговле возросла с одной трети до половины. Из этого следует, что внешняя ориентация экономики отнюдь не гарантирует развития страны. Развитие зависит от цены продукции, которую страна может экспортировать. Именно поэтому возможен один из великих парадоксов нового характера роста: Центральная и Южная Африка имеют более высокое отношение экспорта к ВНП, чем развитые страны (29% ВНП в 90-х годах). Однако поскольку этот экспорт состоит преимущественно из дешевого сырья, в результате неравного обмена экспортируемых и импортируемых товаров африканские страны до сих пор пребывают в нищете, и лишь малочисленная верхушка населения этих стран получает личную прибыль от неприбыльной национальной торговли. Технологические возможности, технологическая инфраструктура, доступ к знаниям и высоко квалифицированные человеческие ресурсы стали определяющими источниками конкурентоспособности в новом международном распределении труда.

Наряду со всемирной экспансией международной торговли существует тенденция к относительной диверсификации регионов торговли. В 1965 году 59% общего мирового экспорта приходилось на долю развитых стран, но к 1995 году она снизилась до 47%, тогда как соответствующий показатель для развивающихся стран возрос с 3,8% до 14,1%. Однако следует рассматривать это расширение географической базы международной торговли, учитывая следующие замечания.

Во-первых, развитые страны продолжают оставаться преобладающими партнерами в международной торговле: они распространили свою систему торговли на страны, только вступившие на путь промышленного развития, то есть страны, удаленные от международной конкуренции.

Во-вторых, хотя доля развивающихся стран в экспорте промышленных товаров значительно возросла, от 6% в 1965 году до 20% в 1995 году, на долю развитых стран все еще приходится 80% экспорта этой продукции.

В-третьих, торговля дорогостоящими высокотехнологичными товарами в значительной мере осуществляется между развитыми странами и в основном в пределах какой-либо отрасли промышленности.

В-четвертых, приобретающая все большее значение торговля услугами также развивается, прежде всего, в интересах развитых стран: в 1997 году на долю стран Организации экономического сотрудничества и развития (OECD) пришлось 70,1% общего экспорта услуг и 66,8% импорта услуг.

В-пятых, экспорт промышленных товаров из развивающихся стран осуществляется, в первую очередь, странами, либо недавно ставшими промышленными, либо только вступившими на путь промышленного развития. Это, главным образом, страны Восточной Азии. В течение 90-х годов доля Африки, Среднего Востока и Латинской Америки в мировой торговле не изменялась. Значительно увеличился объем экспорта из Китая (при-рост составил в среднем до 10% в год в течение 1970-1997 годов), что внесло существенный вклад в увеличение до 20% общей доли развивающихся стран в мировом экспорте. Тем не менее, к концу столетия на долю стран OECD все еще приходится 71% общего мирового экспорта товаров и услуг, несмотря на то, что в этих странах проживают всего 19% населения Земли.

Таким образом, новое международное разделение труда, с одной стороны, сохраняет торговое доминирование стран OECD, особенно в сфере торговли дорогостоящими товарами, с помощью развития технологических усовершенствований и торговли услугами. С другой стороны, оно открывает новые каналы для интеграции стран, недавно ставших на путь промышленного развития, в систему международной торговли, однако эта интеграция крайне неравномерна и высоко избирательна. Ее следствием становится фундаментальное расщепление стран и регионов, ранее традиционно сгруппированных под неопределенным понятием “Юг”.

Глобализация против регионализации?

В 80-х и 90-х годах ХХ века развитие международной торговли было отмечено напряжением между двумя явно несовместимыми тенденциями: с одной стороны, растущей либерализацией торговли, а с другой – рядом различных правительственных проектов по созданию торговых блоков. Наиболее важным из этих блоков является Европейский союз (EU), однако очевидная тенденция к регионализации мировой экономики наблюдалась и в других регионах: например, Североамериканское соглашение о свободной торговле (NAFTA) и Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество (APEC). Эта тенденция наряду с устойчивой практикой протекционизма во всем мире, главным образом в Восточной и Южной Азии, привела ряд наблюдателей, в том числе и меня, к предположению о существовании явления регионализации глобальной экономики.

Регионализированная глобальная экономика – это глобальная система торговли между торгующими районами, характеризующаяся возрастающей однородностью таможенных пошлин внутри района и возведением торговых барьеров, отделяющих данный район от остального мира. Однако при более пристальном рассмотрении этого явления в свете событий конца 90-х годов возникают сомнения, справедлив ли тезис о регионализации. Хелд, Макгрю, Голдбдатт и Перратон после анализа ряда исследований сделали такое заключение: “Данные свидетельствуют, что торговая регионализация является побочным следствием межрегиональной торговли”. Действительно, исследование системы мировой торговли, начиная с 30-х годов ХХ века, проведенное Андерсоном и Норхеймом, показало существование одинаково значительного роста торговли как внутри регионов, так и между ними. Интенсивность внутрирегиональной торговли в Западной Европе ниже, чем в Америке или Азии, что указывает на важную роль институционализации в усилении внутрирегиональной торговли. Согласно другим исследованиям, в Америке и Азии наблюдается большее, чем в Европе, стремление к внутрирегиональной торговле.

События 90-х годов заставляют нас пересмотреть тезис о регионализации более тщательно. В 1999 году EU в практических целях стал единой экономикой с едиными таможенными пошлинами, единой валютой и Европейским центральным банком. Принятие евро Великобританией и Швецией является лишь делом времени, необходимого, чтобы приспособить требования внутренней политики этих стран к новым экономическим условиям. Следовательно, некорректно будет рассматривать в дальнейшем EU как торговый блок, поскольку торговля в границах союза является не международной, а внутрирегиональной, подобной внутрирегиональной торговле в пределах США. Это не означает, что европейские страны исчезнут, однако они вместе сформировали не просто торговый блок, но принципиально новую форму государства – сетевое государство с единой экономикой.

Давайте теперь обратимся к Азиатско-тихоокеанскому региону. Франкель показал, что большая часть роста объемов торговли между азиатскими странами в 80-х годах была функцией высоких темпов экономического роста в этом регионе, что вместе с географической близостью азиатских стран увеличило долю региона в мировой экономике. Кохен и Геррьери различали два периода внутриазиатской торговли – 1970-1985 и 1985-1992 годы. В первый период азиатские страны преимущественно экспортировали товары для остального мира, поставляя их, главным образом, в Северную Америку и Европу. В этот период устойчиво рос объем внутрирегионального импорта. Однако в самой Азии Япония располагала более значительными торговыми профицитами по сравнению со своими соседями. Следовательно, Япония вела прибыльную торговлю с Северной Америкой, Европой и Азией, тогда как остальные азиатские страны компенсировали торговый дефицит с Японией созданием дополнительного торгового профицита с Америкой и Европой. Во втором периоде объем внутрирегиональной торговли азиатских стран значительно увеличился, от 32,5% азиатского экспорта в 1985 году до 39,8% в 1992 году. Внутрирегиональный импорт достиг 45,1% всего азиатского импорта. Но этот совокупный показатель скрывает асимметрию импорта: импорт Японии из Азии снизился, тогда как ее экспорт в Азию возрос, особенно в сфере высоких технологий. В течение этого периода существенно повысился дефицит торговли остальных азиатских стран с Японией. Как и в первом периоде, чтобы возместить торговый дефицит с Японией, азиатские страны усиленно создавали торговые профициты с США и менее активно – с Европой. Выводы, которые можно сделать на основании этого анализа, противоречат утверждению об интеграции Азиатско-тихоокеанского региона. Из-за внутренней динамики торговли в регионе дисбаланс между Японией и остальной Азией был сохранен путем постоянного создания азиатскими странами торгового профицита с остальным миром, особенно с США. Рост объема торговли внутри Азии не изменил фундаментальной зависимости региона от производительности его экспорта на мировом рынке, особенно на рынках неазиатских стран OECD. Спад в японской экономике в 90-х годах и азиатский кризис 1997-1998 годов еще больше усилил эту зависимость.

Столкнувшись со снижением спроса на внутрирегиональных рынках, азиатские страны сделали ставку на повышение производительности экспорта на внешних рынках, чтобы восстановить национальную экономику и даже стать более конкурентоспособными. Многие азиатские страны, особенно Тайвань, Сингапур и Южная Корея, успешно справились с этой задачей. Возросшая роль Китая как основного мирового экспортера (главным образом, на рынки США) и большая внешняя ориентация индийской экономики определенно склонили чашу весов в пользу разнонаправленного типа торговли в азиатских странах. Что касается APEC, то это просто консультирующая ассоциация, работающая в тесном сотрудничестве с США и Организацией мировой торговли (WTO). Наиболее известная инициатива APEC – декларация Осака, провозглашающая задачу развития свободной торговли по всему тихоокеанскому региону к 2010 году, – не может рассматриваться как шаг к региональной интеграции, но является проектом полной интеграции тихоокеанских стран в мировую торговлю. Однако институциональная интеграция Азиатско-тихоокеанского региона в систему мировой торговли сталкивается с непреодолимыми геополитическими проблемами. Провозглашение Китая сверхдержавой и память о японском империализме во время Второй мировой войны делают невозможной модель организационного сотрудничества наподобие EU между двумя основными странами региона, а также между ними и их соседями, что исключает вероятность создания торгового блока на основе йены или азиатско-тихоокеанского таможенного союза. Подводя итог, отметим: то, что мы наблюдаем сегодня, – это, скорее, растущая интеграция азиатско-тихоокеанской торговли в глобальную экономику, чем взрыв активности тихоокеанской внутрирегиональной торговли.

В Америке NAFTA не более чем институционализирует уже существующее экономическое взаимопроникновение трех североамериканских стран. Канадская экономика в течение долгого времени является лишь регионом экономики США.

Значительные перемены происходят в Мексике, так как США удалось снизить тарифные барьеры, главным образом на благо американских фирм, по обеим сторонам границы. Но либерализация иностранной торговли и инвестиций в Мексике уже была начата в 80-х годах ХХ века, например, программа Maquiladoras. Если мы добавим к ней свободные перемещения капитала и валюты, массовую миграцию мексиканских рабочих через границу и формирование трансграничных производственных сетей в сфере обрабатывающей промышленности и сельском хозяйстве, то мы увидим, что сегодня в Северной Америке происходит не создание торгового блока, а формирование единой экономики – североамериканской экономики, объединяющей США, Канаду и Мексику. Центральная Америка и страны Карибского бассейна являются, за исключением в данный момент Кубы, сателлитами блока NAFTA, что есть лишь следствие их исторической зависимости от США.

MERCOSUR (экономический блок, сформированный Бразилией, Уругваем и Парагваем, а также Боливией и Чили в конце столетия) является многообещающим для Южной Америки проектом. Располагая общим ВНП объемом 1,2 триллиона долларов США в 1998 году и потенциальным рынком, насчитывающим более 230 миллионов человек, этот союз действительно наиболее близок понятию торгового блока. Внутри MERCOSUR происходит общий процесс унификации таможенных пошлин, что ведет к интенсификации торговли внутри союза. Однако существуют очень серьезные препятствия консолидации MERCOSUR. Наиболее важное из них – необходимость координировать денежные и фискальные политики стран-участниц союза, для чего в конце концов придется искусственно поддерживать на одном уровне курсы валют участвующих стран. Напряженность отношений между Бразилией и Аргентиной, возникшая в 1999 году, показала уязвимость соглашения в отсутствие координированного подхода к финансовой интеграции в глобальную экономику. Наиболее значительное следствие развития MERCOSUR – это растущая независимость южноамериканских стран от США. Действительно, в 90-х годах объем экспорта MERCOSUR в страны EU превысил объем экспорта в США. Вместе с растущими европейскими инвестициями в Южную Америку (главным образом из Испании) консолидация MERCOSUR могла бы свидетельствовать о тенденции к многонаправленной интеграции Южной Америки в глобальную экономику.

В 90-х годах ХХ века проекты создания торговых блоков либо постепенно угасали, либо вовлекались в полную экономическую интеграцию, а предпринимаемые организационные шаги к либерализации глобальной торговли активно способствовали ее открытости. В 1994 году после удачного завершения раунда GATT (Общего соглашения по тарифам и торговле) в Уругвае соглашением Marrakesh, ведущим к значительному снижению тарифов по всему миру, была создана Организация мировой торговли, призванная действовать как наблюдательный орган либерального торгового порядка и посредник в торговых спорах между торговыми партнерами. Многосторонние соглашения, организованные WTO, создали новую структуру международной торговли, содействующую глобальной интеграции. В конце 90-х годов по инициативе правительства США WTO сосредоточила свою деятельность на либерализации торговли в сфере услуг и на достижении соглашения по аспектам продажи прав на интеллектуальную собственность, что сигнализировало о стратегической связи между новым этапом глобализации и информационной экономикой.

Таким образом, при близком рассмотрении оказывается, что современная конфигурация глобальной экономики вовсе не похожа на ту регионализированную структуру, модель которой предлагалась в начале 90-х годов. EU – это единая экономика, а не один регион. Восточная Европа находится в процессе интеграции в EU, и поэтому в течение некоторого времени она будет являться, главным образом, дополнением к EU. России потребуется много времени, чтобы восстановиться после разрушительного перехода к беспорядочному капитализму, но когда она будет способна торговать с глобальной экономикой (помимо поставок дешевого сырья, осуществляемых сегодня), она сделает это на собственных условиях. NAFTA и Центральная Америка являются, фактически, расширением экономики США. MERCOSUR находится в настоящее время в процессе становления, однако благополучие этого союза постоянно под угрозой из-за столкновений президентов Бразилии и Аргентины. Чилийские товары распространяются по всему миру. Возможно, происходит расширение и колумбийского, боливийского и перуанского экспорта, особенно если мы сможем определить стоимость основного экспортного товара этих стран (не кофе).

В этих условиях традиционная зависимость торговли южноамериканских стран от США кажется все более сомнительной. Похоже, что “американский регион” уже не существует, хотя есть единство США и NAFTA и развивающийся независимо проект MERCOSUR. Нет Азиатско-тихоокеанского региона, хотя есть активная торговля между тихоокеанскими странами (в том числе и США). Китай и Индия утверждают себя как отдельные, континентальные страны, устанавливающие свои собственные, независимые связи с сетями международной торговли.

Средний Восток продолжает придерживаться своей ограниченной роли поставщика нефти, с небольшой диверсификацией стран внутри региона. Северная Африка находится в процессе подчинения EU в целях сдерживания неконтролируемой и нежелательной иммиграции населения бедных стран. Остальная Африка, за исключением ЮАР, все больше отдаляется от мировой экономики.

Таким образом, можно сделать вывод, что регионализация глобальной экономики вне обычных торговых соглашений и разногласий между EU, Японией и США крайне незначительна. Более того, зоны влияния этих трех экономических сверхдержав все больше перекрываются. Япония и Европа предпринимают попытки вторжения в Латинскую Америку. США интенсифицируют торговлю как с Европой, так и с Азией. Япония расширяет торговлю с Европой. Наконец, Китай и Индия решительно интегрируются в глобальную экономику, имея в своем распоряжении установленные отношения с множеством торговых партнеров. Следовательно, в настоящее время процесс регионализации глобальной экономики иссякает, уступая дорогу многослойным, многосетевым структурам торговых отношений, понять которые с использованием категории страны как единицы торговли и конкуренции невозможно.

Действительно, рынки товаров и услуг становятся все более глобализированными. Но реальные торговые единицы – это не страны, а компании и сети фирм. Это не означает, что все фирмы торгуют по всему миру. Но это означает, что стратегическая цель крупных и малых компаний – продавать свои товары по всему миру, где они только могут, как напрямую, так и через их связи с сетями, оперирующими на мировом рынке. И сегодня, главным образом, благодаря новым технологиям связи и перевозок, действительно стало возможно торговать повсюду в мире. Однако при этом следует учитывать, что на долю внутренних рынков приходится значительная часть ВНП в большинстве стран и что в развивающихся странах в деятельность неформальных экономик, направленных, в основном, на местные рынки, вовлечена большая часть городского трудоспособного населения. Кроме того, в некоторых крупных странах, например в Японии, до сих пор существуют сегменты экономики (например, общественные работы, розничная торговля), надежно укрытые от мировой конкуренции правительственной защитой, а также культурной и институциональной изоляцией. В каждой стране мира от одной трети до более половины рабочих мест в сфере общественных услуг и в правительственных учреждениях есть и будут значительно удалены от международной конкуренции. Тем не менее, в любой стране доминирующие сегменты экономики и крупные фирмы глубоко связаны с мировым рынком, и судьба страны есть результат функционирования этих фирм на этом рынке. Невозможно отделить секторы экономики и фирмы, производящие неходовые товары и услуги, от тех, которые создают рыночную продукцию. Динамизм внутренних рынков зависит в конечном счете от способности фирм и сетей фирм конкурировать на мировом уровне. Более того, нельзя более отделить международную торговлю от транснациональных производственных процессов в сфере товаров и услуг. Таким образом, на долю внутрифирменной международной торговли можно отнести более одной трети общего объема международной торговли. Интернационализация производства и финансов является одним из самых важных источников развития международной торговли в сфере услуг.

Споры о регионализации глобальной экономики, помимо прочего, поднимают очень важный вопрос: вопрос о роли правительств и международных организаций в процессе глобализации. Сети фирм, торгующих на глобальном рынке, являются только одной стороной этого процесса. Не меньшее значение имеет деятельность общественных организаций по поощрению, ограничению, формированию свободной торговли и определению позиции правительств для поддержки тех экономических игроков, чьи интересы эти организации представляют. Однако сложность взаимодействия стратегий правительств и торговой конкуренции невозможно понять, оперируя упрощенными представлениями о регионализации и торговых блоках. Я предложу некоторые советы, касающиеся политико-экономического подхода к глобализации, после обзора еще одного уровня этой сложности: сетевой интернационализации основ производственного процесса.

Примечание
1. См.: Валлерстайн, И. “Глобализация или переходный период?” Журнал “Экономические стратегии”, №2/2000.

---

В следующих номерах журнала мы опубликуем продолжение статьи Мануэля Кастельса “Глобальный капитализм: уроки для России”, где автор анализирует процесс интернационализации производства, формирования многонациональных корпораций и международных производственных сетей, рассматривает основные аспекты глобализации науки и технологий, глобализации труда, описывает структуру глобальной экономики, а также исследует особенности интеграции России в глобальную экономику и предлагает пути преодоления текущего кризиса и дальнейшего развития страны в условиях новой экономики.
Во второй половине 2000 года Институт экономических стратегий выпустит в свет сборник докладов конференции “Постиндустриальный мир: центр, периферия, Россия”. Первый сборник “10 взглядов на проблему глобализации” будет включать расширенные тексты докладов И. Валлерстайна, М.С. Горбачева, К. Джомо, В.Л. Иноземцева, М. Кастельса, А.Г. Макушкина, А.И. Неклессы, Н.А. Симонии, В.Г. Хороса, А.Я. Эльянова. Сборник докладов будет выпущен ограниченным тиражом. Предварительный заказ можно оформить, связавшись по телефону с редакцией журнала.