Геополитические размежевания в XXI столетии

Американский национализм подразделяется на два вида: изоляционизм и агрессивный мачо-милитаризм

Иммануил Валлерстайн
Геополитические размежевания в ХХI столетии
"Экономические стратегии – Центральная Азия", №2-2006, стр. 18-30

Валлерстайн Иммануил — заслуженный профессор Йельского университета, директор Центра им. Фернана Броделя по изучению миросистем, экономик и цивилизаций. Пер. с англ. — Э.С. Шиманская.

11 сентября 2001 г. явилось важным звеном в цепи событий, истоки которых надо искать в прошлом и которые будут происходить еще не одно десятилетие. Этот длительный период можно назвать закатом эпохи гегемонии США в хаотическом мире. Гражданам Америки необходимо попытаться сохранить все лучшие ценности и максимально обезопасить себя в период фундаментальных миросистемных изменений – изменений, в которых они могут принять участие, но которые не могут контролировать. Нам всем необходимо объединиться в созидательной деятельности по перестройке общества, в котором мы хотели бы жить в будущем.

Без сомнения, можно утверждать, что события 11 сентября разрушили иллюзии большинства. Однако администрация Буша делает все, чтобы помешать нам здраво оценить произошедшее. Я полагаю, что 11 сентября заставило нас обратить внимание на реальные последствия политики, проводимой Соединенными Штатами. Это – ограничение их былой военной мощи и нарастание антиамериканских настроений во всем мире; состояние, близкое к похмелью, после экономического подъема 1990-х гг., с одной стороны, а с другой – давление американского национализма в различных направлениях при сохранении неустойчивости традиционных гражданских свобод. Ни одно из перечисленных положений не корреспондируется с понятием "американская мечта", укоренившимся в нашем сознании.

Сегодня США действительно являются самой мощной военной державой в мире. Но столь же бесспорен факт, что разного рода группировки фанатиков, даже с минимальными финансовыми и военными возможностями, способны причинить серьезный ущерб престижу моей родины, лишить жизни и искалечить тысячи ее граждан, разрушить главные здания-символы в Нью-Йорке и Вашингтоне. Это дело рук людей, к которым применим термин "террористы". Собственно, после этих событий и была объявлена "война с терроризмом". Прошел год, но преступники не были найдены. И тогда нашим главным военным ответом стало нападение на Ирак – страну, которая не имела ничего общего с атакой 11 сентября.

Правительство США решилось на военные действия не потому, что в Ираке действительно находились запасы ядерного оружия, а потому, что их там не было. Однако война в Ираке ослабила военное и политическое влияние США. Стало очевидно, что Соединенные Штаты не способны вести успешные военные действия на территории противника. Конечно, они могли провести воздушную операцию с использованием ядерного оружия, но политические последствия такого решения были бы ужасающими. В итоге США утратили политическое влияние на страны Западной Европы и Юго-Восточной Азии. После захвата Ирака Соединенные Штаты уже не могли более принуждать кого-либо к ядерному разоружению.

В бытующих антиамериканских настроениях нет ничего нового. Широкое распространение они получили после 1945 г., с тех пор как США заняли в миросистеме положение гегемона. Этот антиамериканизм был порою ничем не оправдан, иррационален и непонятен. События 11 сентября вызвали сострадание и солидарность мировой общественности, симпатии к США. Однако уже через год это отношение сменилось гневной реакцией на внешнюю политику США. В 1990-е гг. Соединенные Штаты имели исключительно высокий уровень экономического развития – высокие темпы производительности, быстрый рост рынка ценных бумаг, низкий уровень безработицы и инфляции, а также успешное погашение внутреннего долга и накопление значительного резервного капитала. В целом американцы воспринимали все это как реализацию их мечты, обеспечивающую им передовые позиции в мироэкономике и гарантию бесконечного процветания в будущем. Теперь-то совершенно ясно, что это была не мечта, а иллюзия, и к тому же опасная.
11 сентября нельзя считать первопричиной последовавших затем трудностей в американской экономике, хотя, несомненно, эти события усугубили их.

Что же касается неблагоприятных перспектив для национальной экономики, которая успешно развивалась больше десяти лет, то по многим параметрам это процветание, особенно в конце 1990-х, было "мыльным пузырем", весьма призрачным, искусственно созданным и раздуваемым так же, как и все откровения о корпоративной алчности. На самом деле причины кроются гораздо глубже. Мировая экономика начиная с 1970-х гг. находится в состоянии длительной относительной стагнации. За это время уверенно заявили о себе три региона с мощным вектором экономических изменений – США, страны Западной Европы и Япония. Все они время от времени пытались сделать рывок в экономическом развитии за счет друг друга. В 1970-е это удалось Западной Европе, в 1980-е – Японии, а в 1990-е – Соединенным Штатам. Однако в целом мироэкономика за эти десятилетия существенно не укрепилась; негативные последствия для экономики во всем мире были значительными. Сейчас мы находимся на финальной стадии этого длительного понижательного спиралеобразного процесса. И однажды, когда процесс банкротств станет неуправляемым, в мироэкономике снова начнется подъем.

Совсем не бесспорен тот факт, что США превзойдут Западную Европу или Юго-Восточную Азию в этом вполне вероятном экономическом росте.
Еще одной проблемой, стоящей на повестке дня, является историческая природа американского национализма. Соединенные Штаты не более и не менее националистически настроены, чем любая другая страна. Но в силу того, что они являются мировым авторитетом, неустойчивый по характеру американский национализм способен вызвать более значительные разрушения, чем любой другой национализм. Американский национализм подразделяется на два вида: изоляционизм и независимый, агрессивный мачо-милитаризм. Последний предполагает проведение такого курса внешней политики, в основе которого лежит принцип "односторонних решений", жесткий и бескомпромиссный подход к союзникам – "либо Вы принимаете наши условия, либо исключаетесь из игры".

Что же касается наших традиционных гражданских свобод, то они великолепны по замыслу, но на практике чрезвычайно хрупки и неустойчивы. Для администрации Буша события 11 сентября оказались удачей, они способствовали осуществлению ее планов по всем пяти направлениям. Я не стремлюсь обвинить ее членов в тайном сговоре. Я просто констатирую, что они постарались немедленно извлечь преимущества из сложившейся ситуации, чтобы продолжить осуществление намеченного внешнеполитического курса. Именно администрация Буша несет ответственность за ослабление военного влияния США в мире. Обернется ли это для страны крупными потерями, будет видно впоследствии. Но уже ясно, что эта экспансия не является результатом тщательно продуманного и оправданного национальными интересами политического анализа.

Во время вторжения в Ирак мы получили возможность найти применение накопившемуся вооружению. Полагаю, что подобный шаг вряд ли усилит военное влияние Америки. Скорее подорвет былую славу как в краткосрочном, так и в долгосрочном плане. Представители американского внешнеполитического истеблишмента (большинство из них занимали высокие должности еще в правительстве Рональда Рейгана и Джорджа Буша-старшего) рассуждали очень просто. Свержение режима Саддама Хусейна вооруженными силами США вернуло бы стране былой авторитет в мире, стало бы актом устрашения для трех основных групп государств, препятствующих восстановлению американской гегемонии. Это прежде всего страны Западной Европы, претендующие на геополитическую автономию; страны, представляющие потенциальную ядерную угрозу для США (в особенности Северная Корея и Иран); арабские государства, намеренно затягивающие решение палестино-израильского конфликта политическими средствами.
В самом деле, путь, который избрала администрация Буша в борьбе с антиамериканскими настроениями в мире, надо признать весьма оригинальным.

Скоро все наши нынешние политические союзники и друзья станут нашими бывшими друзьями и союзниками. Политические консультации используются этими господами для того только, чтобы проинформировать о своих планах, а потом задать вопрос: Вы с нами или против нас? Свои позиции в экономической сфере президент Джордж Буш и его советники характеризуют как оптимистические и считают необходимым проведение инерционной политики. При этом они осуждают Билла Клинтона за значительный экономический рост в период его президентства. Этим политикам кажется, что 11 сентября укрепило их позиции. Они, конечно, заинтересованы в проведении экспертных оценок текущего состояния экономики, но в одном они остаются консервативными – в вопросах снижения налогового бремени и защите окружающей среды (вернее, ее "незащите"). Бесспорно, налоговые сокращения делают невозможным осуществление любых мер при проведении "нового курса", призванного вывести национальную экономику из состояния глубокой дефляции, в которую она стремительно катится.

Руководство страны, несомненно, питает надежды на то, что с помощью агрессивного милитаризма можно нейтрализовать голоса тех избирателей, которые считают, что экономика США сегодня находится в тяжелом положении. Эти представители американского истеблишмента считают необходимым открыть огонь по всей "оси зла". По словам советника президента Карла Роува, такое политическое решение позволяет США оставаться на высоте в процессе принятия решений.Для меня главными политическими вопросами современности являются следующие: какой смысл вкладывается сегодня в понятие "антисистемность" и какое будущее уготовано человечеству?

В данной статье я придерживаюсь точки зрения, что перед нами стоит три задачи: интеллектуальная – проанализировать актуальные проблемы современности с позиций здравого смысла и критического подхода; моральная – решить, каким же ценностям на сегодняшний день отдать предпочтение; и, наконец, политическая – незамедлительный поиск возможных мер, направленных на предотвращение сползания мира к хаосу в результате структурного кризиса капиталистической миросистемы и распространения его на другие миросистемы, с тем чтобы положение не стало значительно хуже, чем сейчас.

В первом десятилетии XXI в. и, вероятно, в течение нескольких последующих, мир ожидают три размежевания геополитических сил, которые взаимодействуют друг с другом, но имеют разную динамику. Не все аналитики современной мировой ситуации отчетливо различают эти три направления размежевания. Во-первых, это борьба между странами – членами так называемой Триады – Соединенными Штатами Америки, странами Европейского союза и Японией, – каждая из которых в ближайшие десятилетия будет стремиться занять лидирующее положение в процессе накопления капитала. Во-вторых, борьба между Севером и Югом, или между ядром стран, составляющих "золотой миллиард" и другими зонами мироэкономики, создающая условия для продолжения поляризации – экономической, социальной, демографической – миросистемы. В-третьих, борьба между духом Давоса и духом Порту-Алегре по вопросу о сущности миросистемы, которую мы все вместе намереваемся строить.

Первые два конфликта географически локализованы и связаны с межгосударственными отношениями, хотя и не обязательно. Третий конфликт – не межгосударственный. Это конфликт между группами / движениями / стратами, который пронизывает весь мир. Чтобы дать оценку будущего мира, необходимо рассмотреть каждый из трех конфликтов и обстоятельно объяснить происходящие процессы, вероятное их развитие в последующие 25-50 лет и проследить их взаимодействие.

Концепция Триады получила распространение в 1970-е гг. Это факт был институционально оформлен созданием Трехсторонней комиссии. Сама комиссия (ее полномочия) явилась следствием действия двух экономических факторов: ускоренного развития экономик стран Западной Европы и Японии, происходившего при поддержке США и позволившего им в 1960-е гг. "догнать" Соединенные Штаты по уровню экономического развития; и экономических кризисов в мироэкономике 1970-х, связанных с резким повышением цен на нефть в результате политики ОПЕК (но не вызванных им). Во-первых, новая экономическая реальность подразумевала, что к странам Западной Европы и Японии больше нельзя относиться столь высокомерно, как это делали США. Они более не были экономически зависимы от американского правительства. Когда отставание в развитии экономики союзников США во Второй мировой войне от их гегемона стало стремительно сокращаться, они перестали ориентироваться на Америку в принятии политических и финансовых решений. Во-вторых, экономическая действительность подразумевала сокращение норм прибыли во всей мироэкономике, результатом чего явилось обострение конкурентной борьбы между членами Триады: каждый искал способы минимизации своих потерь (непременно за счет других).
Трехсторонняя комиссия была политической попыткой ослабить напряжение, возникающее в отношениях между партнерами по Триаде. Был достигнут в лучшем случае частичный успех. Ничто не могло помешать США делать то, что подобает делать сверхдержаве: навязывать свою волю, исходя из долгосрочных интересов американского глобального проекта. К этому располагала и ситуация, сложившаяся на геополитической арене. Мировая экономика переживала эпоху невероятной экспансии, уровень жизни стремительно повышался, улучшалось качество здравоохранения и образования, процветали искусство и наука. Позднее этот период (с 1940-1945 до 1967-1973 гг.) назовут trente glorieuses – славное тридцатилетие.

Гармония, царившая в мире, была слишком хороша, чтобы длиться долго. Данный период известен как А-фаза в теории циклов Кондратьева. Это была эпоха расцвета мирового хозяйства, действительно самая яркая в истории экономических изменений при капитализме; она иллюстрировала девиз "Повышающий поток поднимает все суда". Однако следующие 30 лет стали периодом экономического застоя (В-фазы, по Кондратьеву), когда происходило перемещение инвестиций из сферы производства в банковско-финансовый сектор. Прибыль, полученная в результате производственного процесса, была ниже, чем в предыдущей А-фазе; происходило отраслевое перераспределение в промышленном секторе экономики; спекулятивная деятельность превратилась в источник прибыли, что не могло не повлиять на рост безработицы в мире и ускорение экономической поляризации. К 1970-м гг. развитие мироэкономики достигло таких масштабов, что в ведущих отраслях работало слишком много производителей (в результате изменения экономической структуры стран Западной Европы и Юго-Восточной Азии), что привело к резкому снижению норм прибыли в самых доходных секторах производства. Это, в свою очередь, не могло не отразиться на падении уровня безработицы в мире и ускорило процесс поляризации в мировом хозяйстве, затронув при этом (что естественно) и национальные экономики.

Такая проблема характерна для капиталистической экономики в целом, и ее последствия были предсказуемы: перемещение производства многих отраслей в страны полупериферии с более низким уровнем заработной платы; повышение уровня безработицы во всем мире, приведшее к снижению реальной заработной платы и налоговых поступлений; конкуренция по поводу "экспорта" безработицы между США и Западной Европой, с одной стороны, Японией и Юго-Восточной Азией – с другой; перемещение инвестиций из сферы производства в сектор финансовых спекуляций и резкий рост государственного долга. В этот период три главных региона размещения накопленного капитала стали ареной конкурентной борьбы, которая усиливалась за счет "экспорта безработицы" из одной страны в другую. Сложилась ситуация, при которой никто из них не мог преуспеть одновременно и в одинаковой степени. В результате Европа сделала рывок и вырвалась вперед в 1970-е гг., Япония, соответственно, в 1980-е, а США в 1990-е. При этом уровень жизни ни в одном из этих регионов существенно не снизился, в отличие от других частей миросистемы. Однако различия между членами Триады оставались, и значительные, на протяжении всего этого времени.

Конечно, все эти три региона мира в какой-то исторический период времени были относительно равновелики. Они все обладают высоким техническим потенциалом (так называемым человеческим капиталом) для того, чтобы участвовать в производственной деятельности в тех сферах, где на текущий момент можно извлечь максимальную прибыль. Они также владеют широкой сетью рынков, гарантирующих им возможность осуществлять сделки по покупке и продаже на мировом рынке. Их все отличает стремление обеспечить преимущество, продвигая соответствующие научно-исследовательские проекты и создавая в этих целях научные сообщества. Я не имею в виду, что их ресурсы являются абсолютно идентичными, но я действительно считаю, что любые различия, которые могут быть найдены, нельзя рассматривать как непреодолимые в относительно короткий период времени.

Предположим, длинная В-фаза закончится. Что тогда станет определяющим, какая из этих трех сил одержит верх в борьбе за то, чтобы оказаться основным носителем и местоположением накоплений в последующие тридцать лет? Я не думаю, что мы найдем ответ в такой "неуловимой" категории, как производственная эффективность, столь почитаемая учеными мужами. Преимущество производительности (даже если оно измерено точно, что очень трудно сделать) – проходящее явление. Но в то же время мне не кажется, что ответ надо искать в предпринимательской культуре – полагаю, для капиталистов стимул к накоплению является магической силой, способной преодолеть любые препятствия, включая и такое понятие, как культура. И, наконец, не считаю, что профсоюзы представляют собой такую уж значимую силу. Не думаю, что они оказывают сколько-нибудь существенное влияние на стоимость рабочей силы, занятой в производственном процессе. В этом отношении не вижу различий между тремя регионами.

Чем же тогда отличаются друг от друга члены Триады в их конкурентной борьбе? На мой взгляд, между ними есть два принципиальных отличия. Во-первых, наличие у государств представлений о приоритетности проведения научных исследований и, соответственно, о размерах инвестиций в инновационное развитие. Во-вторых, способность верхних страт (в широком смысле) распоряжаться доступом к потребляемому богатству. Межрегиональное отличие не должно основываться на изменениях ежегодных экономических индексов. Они составляют ту скрытую, среднесрочную, политико-культурную реальность, которая отражает происходящее в производственном и финансовом секторах.

США позиционируют себя как единственную сверхдержаву миросистемы в XXI в. В основе такого представления о себе лежит прежде всего подавляющая военная сила, далеко превосходящая военный потенциал не только отдельно взятого государства, но и нескольких вместе взятых. Полагаю, что за этой маской на самом деле скрывается неизбежное снижение реального политического влияния Америки в миросистеме. Что думают граждане и, прежде всего, политическая элита Соединенных Штатов о сформулированных правительством приоритетах в экономической сфере? В частности, это касается влияния в таких областях экономики, как потребительский рынок, налоговая политика и система управления.

Супердержава, чьей единственной целью является поддержание своего военного превосходства в мире, вынуждена сосредоточиться на наращивании инвестиций в производство и совершенствование военного вооружения. С точки зрения долгосрочного экономического развития сфера военного вооружения – это не основная траектория развития. В целях поддержания своей военной мощи США чинят препятствия в этой области всем другим участникам мирового процесса. В частности, имеется в виду развитие технологий производства ударного вида вооружений. Не в последнюю очередь подобного рода политика применяется к странам Западной Европы и Японии. Безусловно, эти государства не составляют серьезной конкуренции Соединенным Штатам в данном секторе экономики. Скорее всего, им хотелось бы и сейчас, и в будущем выделять гораздо меньший процент от национального бюджета на военные цели. Американское давление и устремления Западной Европы и Японии в совокупности означают, что последние фактически не являются конкурентами США в военном отношении. Но существует и другая сторона этой медали – они действительно намерены вести энергичную конкурентную борьбу по всем направлениям в сфере экономических новаций. Очевидно, что в странах Евросоюза и в Японии отдают предпочтение невоенному пути развития. И это, вероятно, щедро окупится уже в предстоящие 20-30 лет.

Правда, это их преимущество перед США ограничено высокой себестоимостью производимой продукции, обусловленной прежде всего дороговизной рабочей силы. Если к этому объему затрат на заработную плату рабочим добавить средства, которые государство перераспределяет в непроизводственную сферу (образование, здравоохранение, пенсионное обеспечение), то различия между странами – членами Триады окажутся невелики; каждый, кто посетил эти страны, смог увидеть, какой там уровень жизни.

Однако существует и другая группа работников наемного труда, которые тоже получают за свой труд и оказываемые услуги денежное вознаграждение. К ним относятся топ-менеджеры (очень обеспеченные люди) и среднее звено наемных работников, занятых как в производственном секторе, так и в некоммерческом, а также представители свободных профессий. Их заработная плата и доходы, как и численность этого социального слоя в составе рабочей силы, в США значительно выше, чем в странах Западной Европы и в Японии.

Недавно в Америке получили широкую огласку скандалы, связанные с акционерными предприятиями, на которых было предпринято понижение тарифных ставок. Этим США значительно отличаются от своих партнеров по Триаде и давних конкурентов. Единственный способ, позволяющий в какой-то степени нейтрализовать возможные последствия такой корпоративной политики, заключается в ослаблении миграционного потока в страну до 10-20% или же переориентации его в Западную Европу и Японию. Последний вариант представляется с политической точки зрения более целесообразным для американского правительства, так как проводимая в настоящее время миграционная политика грозит ему утратой поддержки основных его сторонников.
Таким образом, реальная альтернатива для США состоит в том, чтобы попытаться увеличить миграционный поток в вышеозначенные регионы Триады. Когда американское руководство поучает Японию и Германию по поводу необходимости "преобразовать" якобы устаревшую политику правительств этих стран, оно убеждается, что последние подражают Соединенным Штатам в распределении заработной платы в сторону увеличения выплат верхним стратам, лишаясь при этом своего преимущества. Это более чем таинственное культурное различие лучше всего объясняет, почему эти страны были настолько невосприимчивы к подобным советам. В отличие от государств Юга (даже таких относительно сильных, как Бразилия) Международный валютный фонд не может принудить страны Западной Европы и Японию "реформировать" их экономические структуры. Даже когда правительства этих стран поднимают долговой уровень, с тем чтобы решить проблему, указывающую на наличие спада в экономике, они неуязвимы для внешнего давления, поскольку их долги являются в значительной степени внутренними. Правительства стран Западной Европы и Японии, в отличие от США, стремятся сгладить последствия безработицы путем выплат более щедрых государственных пособий (например, по безработице, по страхованию), что позволяет им проводить дефляционный курс.

Сегодня мы не можем говорить о наличии у нас интегрированной экономики. По существу, мы имеем миросистему в границах главным образом стран – членов Триады. И это размежевание по трем региональным направлениям, вероятно, усилится в ближайшие десятилетия. При этом роль США в ближайшие 20-30 лет видится в наименее выгодном для них свете. Военное влияние Америки значительно уменьшится, в том числе в области экономических преобразований. В такой ситуации реальная конкурентная борьба будет вестись между странами Западной Европы и Японией, причем каждая из этих стран будет стремиться заполучить в союзники США. Полагаю, что экономический альянс США – Япония более вероятен, чем американо-европейский союз. Но в любом случае США вряд ли станут ведущим партнером. Американцам трудно, но нужно смотреть правде в глаза и уже сегодня предвидеть такой сценарий развития событий.

Разлом по линии Север – Юг

Как будут разрешаться противоречия внутри Триады, во многом зависит от того, какие формы примет развитие двух других геополитических конфликтов. В противостоянии Север – Юг члены Триады входят в группу государств, имеющих общие интересы, но, естественно, различающихся по своим внешнеполитическим курсам, а также "специфическим" отношениям с представителями Юга. В конфликте Север – Юг США в настоящее время играют ведущую роль в силу своей военной мощи и высокой степени влияния в таких международных организациях, как Международный валютный фонд и Всемирный банк.

Исходя из того факта, что Север не всегда представляет собой единый блок, то же можно сказать и о Юге. В политическом отношении Юг разделен. Есть режимы, являющиеся, по существу, проводниками политики Севера, его агентами, но существует и иная группа государств. Однако независимо от специфических режимов имеются объективные различия между относительно сильными полупериферийными зонами и теми странами, которые причисляют иногда к четвертому миру (т.е. самыми слабыми, самыми бедными, самыми мелкими государствами). Действительно, в группе государств Юга есть некоторые очень большие государства, которые имеют фактическое или потенциальное геополитическое влияние. К ним можно отнести Россию, Китай, Индию, Бразилию, Индонезию, Корею. Список можно продолжить.

Тем не менее разлом по оси Север – Юг реален и является частью фундаментальной структуры капиталистической мироэкономики. С экономических позиций продолжается процесс поляризации. Хотя время от времени наблюдается некое замедление, в целом он развивается в геометрической прогрессии. Север поддерживает сложившуюся структуру с помощью монополизации передовых технологий производственных процессов, контроля над мировыми финансовыми институтами, доминирования в области научно-технических исследований и средств массовой информации (СМИ) и, что особенно важно, превосходящей военной силы. Если и возникают конфликты внутри Триады, то они носят ограниченный характер благодаря силовому потенциалу каждого из ее членов. Конфликты же между Севером и Югом редко разрешаются подобным образом. Север использует железный кулак, хотя время от времени и надевает бархатную перчатку.

Каким же образом Юг справляется с реальностью – сочетанием увеличивающегося отставания в социально-экономической области и железного кулака Севера? В 1945-1970 гг. среди государств Юга была популярна теория, согласно которой "национальное развитие" стало возможно в результате следующих шагов: установления национального режима, нацеленного на национальное развитие; проведения правильной политики.

Безусловно, не существовало единого мнения относительно того, как осуществлять эти шаги. Дебаты продолжались достаточно долго, но в рамках структуры, известной как национальные освободительные движения. Однако эта дискуссия носила безотносительный характер. Во-первых, был достигнут геокультурный консенсус по поводу того, что развитие возможно как на Севере, так и на Юге. Существовало две версии: одна либеральная, запущенная в обиход Соединенными Штатами и их европейскими сателлитами; другая так называемая социалистическая, исходившая от Советского Союза. Однако обе версии настаивали на том, что "модернизационное" правительство (по версии СССР – "социалистическое") могло бы сформировать необходимые социальные структуры, позволяющие осуществлять так называемое экономическое развитие при содействии правительства и внешней помощи. Согласно обеим версиям, возможным результатом реализации "программ развития" являлось исчезновение поляризации в миросистеме. Обе версии потерпели полное фиаско. В лучшем случае они "работали" в нескольких странах. Для этого есть две причины. Лишь весьма ограниченное число государств способно за отведенный для этого срок улучшить свои позиции в системе капиталистической мироэкономики. Те страны, которые преуспели в этом (как, например, Корея или Тайвань), воспользовались в основном своим геополитическим положением (говоря языком "холодной" войны), а не каким-то иным преимуществом.

После 1970 г. наступил период разочарования в программных разработках по развитию ("девелопментализме") как со стороны тех акторов, которые взяли на вооружение неолиберальные теории, так и субъектов Юга, приступивших к поиску альтернативных путей сокращения угроз нарастающей поляризации. В основу были положены три варианта стратегии в борьбе с Севером:

1. Утверждение о существовании принципиального отличия в использовании риторики, чуждой современной миросистеме (эпохи модерна).
2. Прямая конфронтация с применением инструментария и риторики, исходящих из существующей миросистемы.
3. Миграция населения.
   

Принципиальное (радикальное) отличие означало неприятие основных ценностей Запада в современной миросистеме, т.е., по существу, тех ценностей, которые унаследованы из философии эпохи Просвещения и связаны с ее теорией неизбежности прогресса, основанного на распространении атеизма и образования. Безусловно, в мире всегда существовали те, кто не принимал эти ценности. Между ними и прогрессивно мыслящими людьми велась упорная борьба. Новым и особенно важным было то, что после 1970 г. появились так называемые движения "модернистов", движения "радикального отличия". Иногда их называют фундаменталистскими или интеграционными движениями, особенно если они призывают реанимировать религиозные верования. На мой взгляд, в связи с этими движениями необходимо отметить следующее.

Первоначально их главной целью был призыв к уменьшению влияния Запада и усиление, расширение исторически складывающихся в их собственных странах антисистемных движений, которые поддерживали идеи развития ("девелопментализма"). Основной аргумент, выдвигаемый в теоретических дебатах идеологами движения "радикального отличия", заключался в том, что национально-освободительные движения, обещавшие провести социальные преобразования и преодолеть рост поляризации миросистемы, потерпели неудачу. Движения "радикального отличия" объясняли эту неудачу тем, что национально-освободительные движения, несмотря на заявленную ими антисистемность, фактически проповедовали ценности доминирующей геокультуры. Из этого следовало, что они были привязаны к мировой структуре власти и в силу этого не способны провести обещанные преобразования.

Затем движения "радикального отличия" назвали себя представителями гражданского общества, выступающими против не оправдавших надежды правительств ряда государств Юга. Они активизировались каждый раз, когда руководство той или иной страны не могло обеспечить эффективное решение проблемы в интересах своих граждан. Эти движения выдвинули альтернативное предложение – гарантированный материальный и духовный комфорт всем, кто в нем нуждался. В то же время национально-освободительные движения продолжали придерживаться принципа ведения националистической борьбы и тем самым зачастую играли на руку новой номенклатуре.

Кроме того, движения "радикального отличия" были весьма заинтересованы в развитии технического прогресса, в первую очередь всех современных видов инфраструктуры в сфере коммуникаций, технологий и приемов ведения военных действий. Отмечалось также, что эти движения привлекали к работе студентов университетов, специализирующихся в области прикладных и точных наук.

Наконец, идеологи этих движений придумали теологическое учение, которое сложно назвать традиционным, т.е. тем, что было известно и исповедовалось многие века. Они использовали известные тексты в собственной интерпретации в целях создания политической структуры, способной уцелеть и преуспеть. Естественно, чтобы продемонстрировать свое отличие, эти движения должны были доказать свою полную оппозиционность всему, что делает Запад и что он проповедует как на теоретическом, так и личностном уровне.
Наиболее показательным примером движений "радикального отличия" является движение, которое возглавил аятолла Хомейни в Иране. Оно сместило одного из главных союзников Севера, стоявшего во главе большого богатого государства. Оно заклеймило Соединенные Штаты как Большого Сатану и Советский Союз как Сатану-2. Оно бросило вызов международному праву, захватив посольство США в Иране, но тем не менее устояло, выжило. Некоторое время США пребывали в состоянии истерики, затем сконцентрировали свое внимание на арабском мире в целом и на Саддаме Хусейне в частности. Причина, по которой движения подобного типа не получили широкого распространения в других странах, кроется прежде всего в том, что в их основе лежат специфические религиозные традиции, нашедшие последователей только в узком круге стран.

В самом деле, движения "радикального отличия" смогли укорениться в государствах Юга и даже стать влиятельной силой. Если подходить формально, то они явились примером, которому подражали другие, подобные им движения. Нельзя сказать, что движение "Аум Синрикё" в Японии или "Аль-Каида" сознательно смоделированы, как движение Хомейни. Дело в том, что они используют ряд тех же самых методов социальной организации и видов риторики. Сегодня существует много таких движений; одни из них более влиятельны, другие – менее. Больше всего их в странах Юга, но встречаются они и в регионах Севера. Они продолжают (порой с непредсказуемыми последствиями) оказывать влияние на стабилизационные процессы на Севере, с тем чтобы обеспечить себе привилегированное положение. Их влияние в последующие 25-50 лет может только возрастать, поддерживая хаотическое состояние миросистемы, возникшее в результате структурного кризиса. Сами по себе эти движения представляют собой одно из проявлений политического хаоса; они не исчезнут до тех пор, пока не завершится переход от существующей миросистемы к ее преемнику. До тех пор они будут оставаться источником постоянных военных конфликтов во взаимоотношениях Севера с Югом.

Еще одним инструментом в борьбе Юга против Севера является стратегия прямой конфронтации, рассматриваемая как противоположность стратегии радикального отличия. Может показаться, что конфронтация – это норма межгосударственных отношений. Но фактически более слабые нации Юга обычно избегали конфронтации с Севером именно потому, что были слабее. Часто Север сам провоцировал конфронтацию, желая навязать что-то или предотвратить инициативы Юга. Далее речь пойдет о реальности прямых конфронтаций Юга, провоцируемых им самим.

Наглядный пример – Саддам Хусейн и нападение Ирака на Кувейт. Мне кажется, чтобы лучше понять это, не обязательно считать Хусейна безумцем или порочным завоевателем соседских земель. Полагаю, он, подобно Бисмарку, рассчитывал совершить ряд осторожных и в то же время дерзких шагов (как в шахматах), направленных на обнаружение слабости Севера и усиление военного потенциала Юга (особенно в арабском регионе), с целью пересмотреть баланс сил на мировой арене.

Когда 2 августа 1990 г. Ирак оккупировал Кувейт, Хусейна, я думаю, волновала реакция мировой общественности на его действия, которые, согласно критериям международного права, безусловно, являлись агрессией. Однако ввиду наметившегося развала Советского Союза он мог не считаться с мнением Москвы. Хусейн также был уверен в том, что в случае необходимости он справился бы, используя военные методы, и с Саудовской Аравией. Единственным препятствием для Ирака оставались Соединенные Штаты. Возможно, Хусейн рассуждал следующим образом: США либо ничего не предпримут, либо начнут военные действия. Шансы были приблизительно равные. Если США отреагируют на агрессию Ирака, то в худшем случае иракцев просто вытеснят из Кувейта.

После недолгих колебаний США все-таки отреагировали на действия Ирака и начали политическую и военную кампанию. С помощью союзников они вытесняли иракцев из Кувейта и остановились на границе (опасаясь возможных негативных последствий для США после оккупации Ирака). В итоге был восстановлен status quo. Бесспорно, под влиянием санкций ООН и многочисленных ограничений, наложенных на суверенитет Ирака, незначительные изменения все-таки произошли. Учитывая ряд причин как внутри-, так и внешнеполитического характера, можно сказать, что США в тот период не чувствовали себя достаточно сильными, чтобы захватить и удержать Багдад. Тогда, в начале 1991 г., они опасались, что ведение затяжных военных действий в одной из стран Ближнего Востока дестабилизирует режимы в государствах всего региона. Смена режима могла бы поддерживаться только военной силой, а это, в свою очередь, привело бы к некоторым нежелательным последствиям в самой Америке.

Анализ внешнеполитического курса США после 11 сентября дает основание утверждать, что в его основе лежит агрессивная политика "ястребов", которая, вполне вероятно, будет продолжаться еще несколько лет. Можно предположить также, что все ранее предпринятые военные действия не имели законной силы, и это оправдывает в конечном счете политическую победу Саддама Хусейна. Именно поэтому США предприняли вооруженный захват Багдада. Вскоре нам представится возможность узнать, чьи предположения окажутся наиболее верными. Если события будут разворачиваться в направлении, предсказанном и Хусейном, и первой администрацией Буша, то тогда США ожидает политическое поражение. Оно подтолкнет Юг к тому, чтобы последовать примеру Хусейна, который, в свою очередь, является последователем осмотрительно-смелой стратегии Бисмарка. В любом случае есть уверенность, что стремление заполучить ядерное оружие является основополагающим в политике сильных государств Юга. Они, конечно, осознают, что не смогут конкурировать с ядерным потенциалом США. Однако лелеют надежду приобрести ядерное оружие как средство устрашения, а не нападения. Усилия США по сдерживанию наращивания этого вида вооружений вряд ли окажутся успешными. Это не срабатывало раньше, когда США были значительно более могущественной державой, тем более не получится теперь. Таким образом, уже в следующем десятилетии можно ожидать появления новых ядерных держав.

Последний из стратегических инструментов Юга – тот, что сознательно не используется, но имеет более всего шансов быть примененным. Социально-экономической поляризации миросистемы противостоит демографическая поляризация, чрезвычайно обострившаяся за последние 50 лет. Очевидным стал тот факт, что население государств Севера не воспроизводится в той пропорции, которая необходима для решения проблем занятости и поддержки людей трудоспособного возраста. Это важно, так как от этого зависит проведение в жизнь экономических программ, в том числе связанных с социальным обеспечением и медицинским обслуживанием, прежде всего лиц старше шестидесяти пяти лет. Государства Севера чрезвычайно нуждаются в иммигрантах.

В то же время в странах Юга большую часть населения составляют люди, получившие образование, владеющие некоторыми профессиональными навыками, но малообеспеченные. Они не могут трудоустроиться у себя на родине и по этой причине стремятся эмигрировать в страны Севера. И хотя Север испытывает необходимость в иммигрантах, население этого региона воспринимает их как угрозу – конкуренция на рынке труда, снижение уровня заработной платы, усиление антисоциальной направленности политики местной власти. В этой связи правительства стран Севера, с одной стороны, положительно относятся к прибытию иммигрантов в страну, с другой – сами оказываются в сложном положении и вынуждены постоянно менять принятые ранее решения.

С точки зрения потенциальных иммигрантов, подобного рода политика поощряет использование незаконных каналов иммиграции.
В ближайшие десятилетия ситуация в сфере иммиграции с Юга на Север будет только ухудшаться, вследствие чего усилится волна незаконной иммиграции. Это означает, что в странах Севера неизбежно возникнет новая (и довольно значительная) социальная прослойка, политические, экономические и социальные права которой будут ограниченны. В перспективе она будет только увеличиваться. Можно ожидать, что это станет серьезным фактором роста политической напряженности в государствах Севера и вряд ли будет способствовать укреплению там стабильности, а значит, неминуемо окажет негативное воздействие на способность этих стран отстаивать свои интересы в противостоянии Север – Юг.