Финансово-кредитная система в России в XVIII и первой половине XIX века

В течение XVIII и в первой половине XIX века в России сложилась финансово-кредитная система, которая сохранилась в своих основных чертах до 60-х годов восемнадцатого столетия. В принципах ее организации и инструментах выявились особенности политической, социальной и экономической жизни России. До середины XIX века кредитная система в России носила преимущественно государственный характер. Банки подразделялись на государственные, местные и частные, однако последних было мало из-за отсутствия значительного свободного капитала. Но и казенные банки могли существовать только при постоянных денежных вливаниях со стороны государства. Деятельность банков была нацелена на удовлетворение потребностей дворянско-помещичьего слоя в долгосрочных земельных кредитах. Краткосрочные кредиты посадскому и купеческому населению для финансирования оборотного капитала предоставляли казенные конторы, созданные в разных городах России. Они же обслуживали и мелких вкладчиков. Вскоре стало ясно, что действовавшая финансовая система не способствовала экономическому развитию страны. Чрезмерные государственные расходы, неэффективная система налогов подрывали платежные силы общества. Усиливались социальные противоречия. Крепостное право мешало позитивным начинаниям, которые пытались осуществить самые прогрессивные люди того времени.

В. Андриевская
Финансово-кредитная система в России в XVIII и первой половине XIX века
“Экономические стратегии”, 2000, №1, стр. 69-81

Умом Россию не понять,
аршином общим не измерить.
Ф.И. Тютчев

В течение XVIII века и в первой половине XIX века в России сложилась финансово-кредитная система, которая сохранилась в своих основных чертах до Реформ 60-х годов прошлого столетия. В ее принципах организации и инструментах выявились такие существенные черты политической, социальной и экономической жизни России, которые были глубоко укоренены в психологии населения.

Эти особенности определили общественное развитие страны не только в самом XIX, но и в XX веке.

Процесс формирования финансово-кредитной системы в России, в отличие от стран Европы, управлялся не потребностями экономического развития страны, а собственными целями государства. В то время эта система была уместным и могущественным орудием укрепления государственной власти. Это и понятно, так как в условиях полунатурального российского хозяйства XVIII века частные финансы лишь начали складываться. В дальнейшем же прочной основой сильного государства мог быть только рост экономического потенциала и благосостояния людей.

Доходная часть государственного бюджета России

Целям реализации потребности государства в деньгах должны были служить общероссийский государственный бюджет и банковский кредит, а в чрезвычайных обстоятельствах и иностранные займы. До XVIII века среди потребностей российского государства преобладали натуральные (армии нужен был чугун, сукно, корабельный лес, продукты питания и так далее). Однако в начале XVIII века стали преобладать денежные потребности. Это было связано с частичным переходом к товарно-денежной форме хозяйствования. Естественно, главным источником денежных доходов государства стали налоги.

Налоги обычно подразделяются на прямые и косвенные. Объектом прямых налогов является имущество или доход. В XVIII веке в России вместо подворного налога был введен подушный налог, которым облагались все лица мужского пола независимо от возраста. Новый принцип обложения в некоторой степени связал получателя налогов с конкретным плательщиком, тогда как при ранее действовавшем подворном налоге нельзя было учесть, сколько людей находится в одном дворе. Однако и при подушном налоге осталась прежняя архаичная организация сбора налогов: со времен татарской дани между плательщиком и получателем налога стояла тягловая земледельческая община. Вводились новые налоги, изменялся их размер, но незыблемым оставался принцип: раскладка правительственных налогов по душам производилась самой тягловой общиной, и она же отдавала казне все собранные средства. Плательщики налогов не лично имели дело с казной, а через посредника-общину. Такой принцип организации сбора налогов назывался “раскладочным”, и он просуществовал весь дореформенный период.

Община делила землю по душам. Были определены единицы земли, обложенные единицей налога, разбиравшиеся наличным населением общины. Однако в таком случае необходимо было установить постоянное наблюдение за числом душ в общине. Для этих целей проводились один раз в 20 лет переписи. Суммарный объем подушных податей с общего числа душ, занесенных в “ревизскую сказку”, за этот период не изменялся, поэтому в период между переписями община должна была платить за всех “мертвых душ”. Это и дало возможность “чичиковым” обогащаться, продавая “мертвые души” тем помещикам, которые закладывали государственному ипотечному банку свои имения, стоимость которых оценивалась банком вместе с числом душ. От этих операций выигрывал не только продавец “мертвых душ”, но и сам помещик, и банк, и “казна”, получавшая больший процент по государственному кредиту. А кто проигрывал? Проигрывала, во-первых, община, которая должна была платить подать за “мертвых душ”, а во-вторых, общество в целом, так как уменьшались его производительные силы.
Единичная подушная подать в течение века оставалась постоянной и составляла 80 копеек. В конце XVIII века она была несколько увеличена. Чтобы уплатить такой налог, крестьянин должен был нести свой продукт на продажу. Но и в этом случае не все члены общины могли выручить требуемую сумму, и поэтому другие общинники должны были покрывать их долги.
Вначале местные органы власти для сбора налогов использовали расквартированных в данной местности солдат, что вызывало неудовольствие и у крестьян, и у помещиков. Поэтому с 1731 года сбор налогов был возложен на помещиков. Но это оказалось не слаще: за недоимки по налогам помещики подвергали крестьян жестоким наказаниям в виде отдачи в рекруты или посадки в острог.

В то же время помещики очень часто скрывали от властей своих крестьян при проходящих переписях. Им не хотелось оплачивать недоимки, да и посылка неплательщиков в рекруты или в острог их не всегда устраивала, так как они теряли даровую рабочую силу. Наконец, помещикам тоже нужны были деньги, и они заменяли отработочную ренту денежной.
Поскольку производительность крепостного труда не росла, крестьянину очень часто не хватало денег. Он был вынужден заниматься каким-нибудь видом кустарного труда. Но о непродуктивности крепостного труда писали еще в Древней Греции:

Раб нерадив; не принудь
господин повелением строгим
К делу его, за работу
он сам не возьмется охотой:
Тягостный жребий печального
рабства избрав человеку,
Лучшую доблестей в нем
половину Зевес истребляет.
“Одиссея”, CVII, 320-323, пер. В.А. Жуковского

До Екатерины II население Сибири и Башкирии уплачивало ясак (дань), который был несколько меньше подушной подати. В основном, именно это обстоятельство привлекало свободных и несвободных крестьян в сибирские и башкирские земли. Так шла колонизация новых территорий, и расширялась Российская империя. Однако при Екатерине II ясак был заменен подушной податью, чтобы увеличить общий объем собираемых денег. Местное население возмутилось не только ростом налога, но и приходом людей с иным укладом жизни и с часто их сопровождающими солдатами. Впоследствии многие недовольные присоединились к движению Пугачева.

В XVIII веке подушная подать была распространена на крестьян церковных и монастырских земель.

Все сказанное выше касалось крестьянствующего населения. В отношении городского населения, именуемого тогда “посадским людом”, налоговая политика была иной. Так, если в начале XVIII века подушная подать распространилась и на посадское население, то уже в конце века, в 1775 году, Екатерина II издала манифест, в котором велела с тех, кто имел какое-либо “дело”, вместо подушной подати брать один процент с объявленного капитала. По этому манифесту все купцы в зависимости от размера капитала делились на три гильдии. Для третьей гильдии минимальный размер капитала был определен в 500 рублей, а для первой – не менее 10 000 рублей. Такой принцип организации сбора налогов был более выгоден казне, так как налоги взимались пропорционально материальному состоянию плательщиков. Эту идею высказывал еще Петр I, но смогла реализоваться она только в последней четверти XVIII века. Впервые были созданы условия для формирования третьего сословия.

Подушный налог с 1724 по 1850 год возрос примерно в 12 раз, но его удельный вес в общих доходах казны упал более чем в 2 раза. Для взимания прямых налогов нужен был сложный бюрократический механизм, устройство и поддержание которого стоило правительству больших хлопот и постоянного надзора, а следовательно, и значительных денег – тех самых, которые собирались столь многотрудно. Издержки по сбору налогов росли из года в год.

С ростом оборота продовольственных товаров российское правительство уже в первой четверти XVIII века прибегло к другому – косвенному – роду налогов. Их уплачивал не продавец, а покупатель, так как они включались в стоимость продаваемого товара. Правительство сознавало социальную несправедливость этого элемента налоговой политики: по отношению к доходам бедные платили намного больше, чем богатые, которые не могли съесть соли и выпить вина во столько раз больше, во сколько раз они богаче. Однако слишком ощутима и слишком трудно заменима для казны была выгода от этих налогов. Поэтому доля косвенных налогов в общей сумме налогов, получаемых казной, за рассматриваемый период возросла с 32,7% до 52,9%. Кроме того, по мнению чиновников той поры, эти суммы вносились как бы незаметно для самих плательщиков и потому не могли вызвать большого неудовольствия населения. Чиновники также полагали, что в этом было и удобство, и политическая выгода для власти: если и возник бы гнев покупателей из-за повышения цен, то направлен он был бы не на власть, а на продавцов. Итак, в этот период косвенные налоги на какое-то время стали для казны важнейшим источником пополнения средств, однако они же оказались причиной их уменьшения в более длительной перспективе. Являясь принудительным расходом для покупателей, они подрывали платежную силу населения и тем самым уменьшали финансовое благополучие казны, поскольку это финансовое благополучие, в конечном счете, зависит только от платежеспособного спроса людей, стимулирующего рост производства товаров и услуг.

В указанный период в России казна не ограничивалась сбором косвенных налогов с главнейших предметов потребления. Государство брало на себя и производство этих предметов, и их продажу; в таких случаях косвенный налог приобретал характер “государственной регалии”. Однако правительство все время колебалось между собственным производством и передачей его в частные руки. При этом правительство в обоих случаях обирало покупателей: когда оно реализовывало продукцию с госпредприятия, то завышало цены, пользуясь своим монопольным положением на рынке; когда же оно отдавало предприятие в частные руки, то с помощью системы налогообложения частных предпринимателей принуждало их завышать цены, используя косвенный налог. К косвенным налогам относились и таможенные сборы, поскольку они также входили в стоимость товаров и оплачивались миллионами покупателей.

С конца XVIII века и до 60-х годов XIX века косвенные налоги составляли главную часть доходов государственного бюджета. Меньшую и при этом постоянно уменьшающуюся часть давало собственное производство, те самые “государственные регалии”. В чем же были причины этого? А вот в чем. Государственные предприятия, казалось бы, могли давать доход казне за счет монопольных цен. Однако из-за очень высоких издержек при производстве товаров, из-за плохой организации и неэффективного управления предприятиями, а также воровства на всех уровнях этого не происходило. Поэтому государство в конце XVIII и в течение всего XIX века отдавало свои предприятия частным лицам.

Так, одним из традиционных доходов казны были средства, получаемые от продажи казенной соли. На ее производство еще с давних времен государство имело монополию. Государством же определялась цена на соль, однако из-за низкого платежеспособного спроса населения и страха перед очередным “соляным бунтом” нельзя было установить ее на желаемом уровне. Не один раз правительство пыталось передать производство соли (с транспортировкой и продажей) в частные руки. Но купцы не хотели заниматься этим, даже когда государство гарантировало нормальные доходы. Такое положение было и с другими государственными монополиями: поташом, смольчугой, рыбьим клеем, икрой. Торговля ими была убыточной, и поэтому правительство постепенно в конце XVIII и начале XIX века отказывалось от этих и многих других своих монополий.

Другим традиционным источником доходов казны была чеканка монеты. Со второй половины XVIII века правительство перечеканивало иностранную монету в свою и пускало ее по более высокой цене. Но после Крымской кампании этот доход уменьшился до ничтожно малой величины. Таков был конец “государственной регалии” на чеканку монет.

Не большим успехом с точки зрения доходов отличались и такие давние (еще со времен Петра I) монополии, как горная и почтовая.

Еще один доход в казну был с земли, а также со всего того, что находилось на земле: лугов, лесов с пушным зверем, рек с богатейшими рыбными ловлями и так далее. Государство владело огромнейшими территориями, но у него не было необходимых ресурсов для их освоения и рачительного, с выгодой, использования. Все эти богатства просто пропадали, гибли или хищнически разворовывались. Таково было положение с природными богатствами в рассматриваемое время; впрочем, оно во многом повторилось и потом, уже в XX веке.

Подведу итоги по доходной части государственного российского бюджета за данный период.

1. Произошло усиление централизации сбора налогов. Основные финансовые вопросы решались с начала 60-х годов XVIII века генерал-прокурором Сената; ему подчинялись местные губернские органы по сбору налогов. Замена принципа коллегиального сбора налогов принципом единоначалия, по-видимому, была вызвана сильным казнокрадством и разными злоупотреблениями (как писали исследователи того времени).

2. Государство увеличило налоговый гнет на все население. По подсчетам профессора П.Н. Милюкова, с 1725 года до 70-х годов XIX века общая сумма доходов государства возросла почти в десять раз, тогда как количество населения увеличилось только в девять раз. Принимая в расчет увеличение количества населения и изменение стоимости денег, Милюков рассчитал, что население России с середины XIX века стало ежегодно платить налогов в 3-4 раза больше, чем в первой четверти XVIII века. Чтобы покрывать эти дополнительные налоги, земледельческой части населения приходилось искать дополнительные источники дохода, к примеру заниматься кустарничеством. Уместно отметить, что в те времена в наиболее развитых европейских странах (в Англии, Франции) государство заставляло население платить налоги по абсолютной величине в 2-3 раза большие, чем в России. Однако тяжесть этих налогов была меньшей, поскольку они составляли меньшую долю дохода населения. Другими словами, наши люди не были способны платить эти суммы, налоги разоряли их, сохраняли бедность, а ведь именно они были главным источником денежных поступлений в казну.

О том, насколько была плоха доходная база государства, можно судить по весьма красноречивой картине, нарисованной поэтом Иваном Саввичем Никитиным в середине ХIХ века:

Душный воздух, дым лучины,
Под ногами сор,
Сор на лавках, паутины
По углам узор;

Закоптелые полати,
Черствый хлеб, вода,
Кашель пряхи, плач дитяти…
О, нужда, нужда!

Мыкать горе, век трудиться,
Нищим умереть…
Вот где нужно бы учиться
Верить и терпеть!

Удивительно ли, что при такой финансовой политике Россия проиграла Крымскую кампанию!

3. Выросли издержки при собирании налогов. Уже в царствование Екатерины II шло постоянное возрастание процентного отношения издержек при сборе налогов к чистому доходу казны. В конце XVIII века чистый доход только втрое превышал издержки. Поэтому переход в начале XIX века от прямых налогов к косвенным был закономерен. Доля косвенных налогов в общей сумме доходов стала составлять более половины. Налоговый гнет продолжал расти, но в новых формах.

4. Рост налогового гнета на все население России привел под знамена Пугачева самые различные социальные группы. В “стране рабов, стране господ” начала разрушаться сложившаяся социальная гармония!

5. Раскладочный принцип сбора налогов отнимал у налоговой системы ее регулирующую экономическую роль, оставляя ей только роль фискальную. Желание правительства и государственных чиновников иметь гарантию постоянного поступления налогов было сильнее их желания повысить производительность труда через разумные налоговые механизмы.

6. Раскладочный принцип сбора налогов имел еще одно далеко идущее последствие. Он в сильнейшей степени влиял на формирование особенностей национального характера. Этот принцип, с одной стороны, защищал слабых, но с другой – порождал психологию иждивенчества, безынициативности, несамостоятельности. Более того, те посадские люди, которые были выходцами из крестьянской общины, сохраняли эти черты и неохотно шли на заведение собственного дела, требующего риска и инициативы; они предпочитали оставаться полукрестьянами-полукустарями или работать в сфере услуг. Поэтому частное торгово-производственное дело развивалось медленно. Медленно росло и третье сословие.

7. Правительство не проводило целенаправленной политики в сфере развития товарно-денежных отношений. Однако потребности правительства, чиновничества и дворянства в деньгах хоть и медленно, но заставляли развивать торговлю. Так, по инициативе графа Шувалова были отменены внутренние пошлины на отечественные товары, а для импортных товаров пошлины были сделаны более умеренными. В то же время для купцов подушная подать была заменена гильдейским сбором. Это стало важным элементом в череде условий, способствовавших формированию третьего сословия.

Расходная часть государственного бюджета России

Со времен Петра I военные расходы постоянно составляли не менее половины, а порой доходили и до 3/5 всех государственных расходов. Надо отметить, что участие России во многих военных кампаниях было вызвано не оборонительными и даже не геополитическими задачами типа борьбы за выход в Средиземное море, а амбициозными стремлениями правящей элиты России поддержать свой политический престиж в Европе. Это вело к новым войнам и новому росту государственных расходов, а иногда и к страшным опустошениям больших территорий с массовой гибелью людей, что, в свою очередь, опять-таки увеличивало расходы и снижало доходы. По мнению многих историков, реализация этих стремлений была материально непосильна для угнетаемого налогами населения страны.

Уместно напомнить, что проникнуть в Европу, быть на равных с тамошними королями и императорами, принимать иной раз благодарность от некоторых из них за успешные действия наших чудо-богатырей и великолепных полководцев, а также получать иностранные награды для своего бравого офицерского корпуса – все это намного приятнее, чем ездить по полупроходимым, непросыхающим, в зловонной жиже дорогам России. Государь Император Александр I, этот утонченно-возвышенный питомец поэта-романтика Жуковского, ненавидел дороги своей собственной страны, но он не мог заставить себя строить новые. Дороги Европы, строившиеся давно и помногу, часто по римским образцам, были намного более капитальны и комфортны.
Вся Европа была несравнимо более обустроена, чем полудикая, а временами и непролазно дикая Россия с ее рабовладением, компрометирующим этого просвещенного человека в глазах дворян Европы и его августейших родственников. Что и говорить, бывать в Европе было куда приятнее, чем заниматься черновой работой дома, среди подобострастного невежества и воровства, почти поголовной безграмотности, где только-только начали дворян учить грамоте, да и то чуть ли не по принуждению и требованию самого царя. А про обучение грамоте остальной массы подданных, этих полуазиатских крепостных мужиков и баб, даже и думать было невозможно: столь неподъемной была эта задача.

Да и с кем было обустраивать эту Россию? Команды подходящей не было. По всему выходило, что действовать в Европе было более интересно и результативно, чем дома; поэтому вкладывать деньги в разные царские мероприятия в Европе было как-то легче и психологически более оправдано. Приближенным это тоже больше нравилось. Так вот все и шло: “великая Россия” делалась все больше за границей, а не у себя дома. И никому не хотелось вспоминать, что в той самой Европе косились на Россию, побаивались ее и ждали часа. Наполеон решился раз и навсегда изгнать из Европы царя этой полудикой державы, слишком уж много, по его и общему мнению, стремящейся влиять на европейские дела. Так что наши амбиции стоили нам большой крови и разорения в 1812 году. Конечно, эта причина войны затмилась большой и славной победой над агрессором, но ведь без нее не было бы ни войны, ни жертв, ни еще большей отсталости.

После военных расходов другой важнейшей статьей бюджета были расходы на поддержание внутреннего порядка. Огромная величина этих расходов была связана со страхом перед нарастающим крестьянским движением.

В течение XVIII и XIX веков резко возросли расходы на бюрократический аппарат. Дворянство было кровно заинтересовано в создании новых государственных учреждений и умножении чиновничьих должностей, так как дворяне желали служить, предаваться же хозяйским делам в отцовских поместьях им не всегда хотелось. Военная служба не могла удовлетворить требования всего дворянского сословия, статских должностей на всех не хватало, продвижение по службе было крайне медленным (“Ждать слишком долго, пока из списков исключат [то есть когда откроются вакансии]”, – говаривал полковник Скалозуб у Грибоедова). И вообще, жизнь в те времена давала мало простора для приложения сил.

В статье расходов на управление первой строкой стояли расходы на содержание царского двора. Дворцовое управление в России с древнейших времен было слито с государственным. В реальности и в сознании правителей и населения “остаточные явления” такой старины все еще сохранялись и в XVIII-XIX веках.

Трудно осуждать за это людей той далекой поры. Ведь и в ХХ веке расходы на “дворец государев” по-прежнему совпадали и совпадают с расходами на государственное управление.
Такое понимание расходов на содержание царского двора отражалось в значительной доле бюджета, отводимой на двор. При Петре I, крайне бережливом на личные расходы, дворцовые потребности сильно сократились и составляли только 4% общего расхода. При более расточительных дворах императриц дворцовые расходы снова достигли 10% всего бюджета. В XIX веке доля дворцовых расходов уменьшилась до 5% и даже ниже, но выросло абсолютное значение этой статьи расходов. В статье расходов на управленческие нужды большую долю составляли расходы на взимание податей. После царствования Екатерины и до конца XIX века они колебались между 20% и 25%.

Таким образом, можно сделать вывод, что войско, финансы, издержки по сбору налогов и на содержание двора поглощали от 75% до 80% бюджета. Из остальных 20% расходной части бюджета нужно было покрыть обязательные расходы на общественные постройки, пенсии, иностранные дела, на содержание духовенства. Наконец, на государственное же управление, на суд, на народное образование оставалась самая ничтожная доля. Эти мизерные расходы красноречиво свидетельствуют о том, как мало внимания обращала власть на высшие задачи государственной деятельности, к которым относятся экономика, право, социальные вопросы, госуправление и культура – основы прогресса любой страны.

Поражение России в Крымской войне подтвердило порочность финансовой политики российского правительства. Главный просчет ее состоял в том, что поддержание государственной власти ставилось выше общественных задач развития страны.

Низкий уровень экономического и социального развития не позволял решать не только чисто политические задачи, но и насущные задачи социально-экономического обустройства громадной территории. В свое время о Франции, владевшей куда меньшей территорией, французский ученый Фернан Бродель писал, что огромная территория с богатыми ресурсами без ее обустройства может превратиться из потенциального источника могущества в обузу для государства. Именно такой обузой в итоге стали необустроенные пространства России, и это отбросило ее далеко назад по сравнению с процветающими странами Европы и Северной Америки.

Каковы еще причины неразумно высоких расходов государства?

Думается, что большие непроизводительные расходы в значительной степени были обусловлены психологией чиновников государственного аппарата. Чувство причастности к власти, особенно в тех условиях, когда человек не может себя применить в другом месте, очень часто способствует рождению чувства властолюбия (“С головы до пят ты – король”, – писал Шекспир). Нередко последнее превращается в страсть, и человек, облеченный властью, забывает о своем назначении служить обществу. Такое чувство может овладеть людьми на всех ступенях власти. Множество молодых людей в России думали только о доходных местах в аппарате, их тип хорошо обрисован в русской литературе: молодой Адуев у Гончарова, Жадов у Островского и многие другие. “Мне только бы досталось в генералы” – вот какова была мечта большинства служащих на военной и статской службе. Тысячи людей навязывали государству тысячи своих личных интересов вместо того, чтобы всем вместе воспринять один государственный интерес – честно служить отчизне. У государственных служащих нравственная граница между частным имуществом и общественным была столь неявна, что они легко и незаметно для самих себя переходили ее и путали собственный карман с государственным. При этом, что не удивительно, свой карман они всегда считали более важным, чем государственный, отчего и не привыкли считать государственные деньги, транжиря их зачастую бездарно и без пользы для страны. Но было бы ошибкой считать, что только у чиновников было такое наплевательское и иждивенческое отношение к собственности государства. На государственном жаловании состояло и великое множество простого люда. Их менталитет был тем же, если не более рваческим. Такое отношение к государственной собственности и государственным расходам распространялось и глубоко укоренялось в крестьянской массе.

Вспомним “гаечников” – климовских мужиков, описанных в рассказе Чехова “Злоумышленник”. Они разрушали железнодорожное полотно, чтобы делать грузила из гаек. Таким образом, мы видим, что в рассматриваемый период все слои общества противостояли разумным расходам государства и волей-неволей способствовали расходам неразумным. Надо сказать, что всему этому благоприятствовало отсутствие какой-либо отчетности чиновников перед обществом или хотя бы его частью по тратам общественных денег налогоплательщиков (до сих пор в России приходится говорить о прозрачности бюджетов тех или иных ведомств). Государственный аппарат практически превращался в касту неподконтрольных служащих, считавших вполне естественным служить самим себе.

С другой стороны, у многих честных молодых людей, например у тех, кто усвоил идеи Геттингена, возникало чувство протеста. “Служить бы рад, прислуживаться тошно”, – говорили они. Некоторые из них, не будучи в состоянии помочь обустройству самой России, покидали ее и уезжали в другие страны умирать за свободу, а иногда и просто за идеи правителей чужих народов. Тех же, кто оставался – а это такие деятели, как граф М.М. Сперанский, А.Т. Болотов, В.Н. Татищев, – увольняли, их имена предавали забвению. Таковы были последствия финансовой политики описываемого времени.

Банковско-кредитные институты

В XVIII веке и в течение первой половины XIX века происходило постепенное формирование банковско-кредитного института – этого совершенно нового элемента в жизни России, который в условиях товарно-денежного хозяйства становится важнейшим механизмом экономического развития. Экономическое развитие в таких условиях предполагает обязательное накопление капитала в денежной форме. Уже в древнем Риме этим целям служило ростовщичество. В России до XVIII века оно также имело место, процентные ставки по займам достигали 70%. В XVIII-XIX веках росли потребности дворянства, удовлетворить которые оно могло только посредством денег; появившееся купечество также нуждалось в капитале.
Однако в России в это время не было свободного частного капитала для создания частных банков. Более того, не было и деловых людей, которые имели бы опыт ведения совместных дел и такое ценное свойство характера, как предприимчивость. О причинах этого мы уже говорили выше.

Создавать банки и заменять ими систему ростовщичества начала еще Императрица Елизавета Петровна. Эти банки должны были предоставлять ссуды дворянству и купечеству. Указом 13 мая 1754 года в Санкт-Петербурге и в Москве были учреждены Дворянские заемные банки при Сенате и Сенатской конторе и Купеческий банк при коммерцколлегии для торгующего в петербургском порту купечества.

Вначале услугами дворянских банков могли пользоваться только великороссийские дворяне и “принявшие вечное подданство” иностранцы, которые владели имениями в Великороссии. Позже это право распространилось на дворян Малороссии и других частей империи.

Дворянский банк выдавал ссуды одному лицу в размере не более 500 рублей при ставке 6% сроком на год. Залогом могло служить золото, серебро или алмазные вещи в размере их половинной стоимости; недвижимость в виде имений, сел и деревень с крестьянами и со всеми угодьями, полагая при этом по 500 рублей за душу. Позже было разрешено давать ссуды под заклад каменных домов. Для большей гарантии получения процентов требовалось еще поручительство людей “знатных и зажиточных”.

Отсрочка ссуды не должна была превышать трех лет, после чего не выкупленное вовремя имение продавалось с торгов. Позже этот срок был продлен до 7 лет.

В царствование Екатерины II размер ссуд Дворянского банка был значительно увеличен. Банку было разрешено брать деньги взаймы от частных лиц с выплатой таких же процентов. По указу 1761 года Дворянский банк был обязан ежемесячно докладывать Сенату о состоянии ссуд, однако организация дела была весьма скверной, а делопроизводство велось крайне беспорядочно. Правильной бухгалтерии не было вовсе.

Ссуды выдавались часто без какого-либо обеспечения; помещики-заемщики не возвращали ни долгов, ни даже процентов; предписанная законом продажа просроченных займов на практике не применялась. В 1786 году Санкт-Петербургский и Московский дворянские заемные банки были закрыты, а капиталы их переданы Государственному заемному банку.
Купеческий заемный банк выдавал ссуды русским купцам, торговавшим при петербургском порту, под залог товаров в размере 3/4 их стоимости сроком сначала на 1-6 месяцев, позже – до 1 года. В крайних случаях давались и более продолжительные отсрочки. В 1774 году банку было разрешено выдавать ссуды купцам под поручительство магистратов и ратуш. При продаже имущества с торгов банк имел привилегии перед другими кредиторами, даже если последние и выдали ссуду раньше. Деятельность Купеческого банка была тоже мало удачна. Он был закрыт. В 1786 году Купеческий банк, как и Дворянские, был передан новому Государственному заемному банку.

Государственный заемный банк просуществовал до 1859 года. Он был основан главным образом с целью “оказать содействие дворянскому землевладению, дабы всякий хозяин, – как было сказано в манифесте, – был бы в состоянии удержать свои земли, улучшить их и основать навсегда непременный доход своему дому”. В основной капитал ему были переданы оставшиеся ресурсы закрытых Дворянских банков и, кроме того, из Ассигнационного банка было передано 22 миллиона рублей для ссуд дворянству и городам.

Ссуды выдавались под залог “помещичьих населенных имений, причем за каждую ревизскую мужскую душу по 40 рублей”; “фабричных населенных горнозаводских имений”; “домов каменных и фабричных строений в Санкт-Петербурге”. Ссуды выдавались дворянству “на 20 лет с погашением из 8%, а городам – на 22 года с погашением из 7%”.

Государственный заемный банк действовал почти исключительно на средства Ассигнационного банка, так как вклады населения в банк были слишком малы. Поэтому во времена царствования Павла I, в 1797 году, был устроен Вспомогательный банк для дворянства. Ссуды банка выдавались “на 25 лет, но не деньгами, а банковыми билетами под залог недвижимых имений в размере от 40 до 75 штук на душу. Билеты погашались в 25-летний срок, принося 5 процентов в год”. “Банковые билеты” должны были приниматься как частными лицами, так и казной, по нарицательной стоимости; в этом и заключался самый большой недостаток данного установления. Принудительный курс этих билетов увеличивал огромную сумму бумажных денег, выпущенных Ассигнационным банком.

В 1802 году этот банк был присоединен к Заемному под названием “25-летней экспедиции”.

В царствование Александра I манифестом 7 мая 1817 года был создан Совет государственных кредитных установлений с целью создать единство в управлении всей кредитной системой. На него была “возложена ревизия и поверка с уставами всех операций банка. Под ведение Совета поставлены Государственная комиссия погашения долгов, Ассигнационный банк, Заемный банк и вновь организованный Государственный коммерческий банк”. Этот последний был основан в 1817 году вместо существовавших “учетных контор” при Ассигнационном банке “для оживления оборотов промышленности”, то есть предоставления ссуд для финансирования оборотного капитала. В нем нуждалась как развивающаяся промышленность, так и торговля. Банку было выделено 80 миллионов рублей для приема вкладов на хранение, для трансфертов и других операций.

В конце XVIII века в России возникает система бумажно-денежного обращения. Для этой цели уже в XVIII веке правительством были созданы ассигнационные банки. Идея выпуска бумажных денег занимала еще Петра I, который хотел выписать из Франции Ивана Ляуса – известного Джона Ло (1671-1729 годы), изобретателя бумажных денег. Однако данная идея получила свое воплощение только в 1769 году, опять же при Екатерине II. Ассигнационные банки имели цель заменить полноценную ходячую монету бумажными деньгами. Ассигнациям был дан ход наравне со звонкой монетой и при казенных сборах. Размен ассигнаций на звонкую монету должен был производиться постоянно. Никакое правительство не имело права ни брать, ни занимать никакую денежную сумму, имеющуюся в Ассигнационном банке. Для облегчения обмена ассигнаций на звонкую монету в крупных городах России были открыты “банковые конторы”, за деятельностью которых должны были следить губернаторы, а в уездах – городничие. Однако их деятельность была неуспешна, и вскоре эти конторы были закрыты.
В 1771 году двум Ассигнационным банкам, в Санкт-Петербурге и Москве, было “дозволено принимать вклады от частных лиц исходя из 5% годовых и раздавать их в ссуды”. В 1786 году эти два Ассигнационных банка были переименованы в один Государственный ассигнационный банк, которому были даны следующие привилегии: “закупать внутри государства медь и выпускать ее за границу”; “выписывать из-за границы золото и серебро в слитках и иностранной валюте”; “завести в Санкт-Петербурге монетный двор и чеканить монету, производить учет векселей”.
Количество ассигнаций возрастало из года в год, следствием этого было падение курса рубля. В 1817 году новые выпуски ассигнаций были прекращены. Ассигнации стали изыматься и заменяться, согласно манифесту Николая I 1843 года, государственными кредитными билетами. Государственный Ассигнационный банк прекратил свое существование, и его закрытие стало структурным элементом реформирования всей кредитно-денежной системы. Ассигнационный банк должен был, по замыслу его учредителей, быть чисто депозитным учреждением и регулировать бумажно-денежное обращение. Следовательно, он не должен был предоставлять никому ни ссуд, ни кредитов. Но это правило было нарушено: как упоминалось выше, его деньгами пользовался Государственный заемный банк.

Сформулирую теперь кратко выводы о деятельности кредитно-денежной системы в России в XVIII веке и в первой половине XIX века.

1. В течение XVIII века и вплоть до середины XIX века кредитная система в России носила преимущественно государственный характер. Хотя “Свод установлений” 1857 года и подразделял банки на государственные, местные и частные, последних было мало – в 1857 году частных банков было всего 21 с общим капиталом 0,5 миллиона рублей. Слабое развитие частных банков объяснялось отсутствием значительного свободного капитала. Торговцы и промышленники были слишком разрозненны, чтобы объединиться в собственных же интересах. Старые казенные банки, созданные на неправильном экономическом основании, могли существовать только при постоянных денежных вливаниях со стороны государства.

2. В течение всего этого периода российские правительства, какими бы они ни были, служили прежде всего интересам дворянско-помещичьего слоя, который был заинтересован в долгосрочном земельном кредите. Кроме того, сама казна часто прибегала к “позаимствованиям” в казенных банках. Бумажно-денежное обращение было отличным источником дохода государства в краткосрочном плане, но пагубно в долгосрочном.

3. Интересы нарождающегося купеческого слоя удовлетворялись через систему казенных контор, созданных в разных городах России. Они предоставляли кредиты посадскому и купеческому населению для финансирования оборотного капитала. Кредиты носили краткосрочный характер. Эти конторы также удовлетворяли интересы мелких вкладчиков. Однако деятельность этих учреждений была незначительна.

Общие выводы об особенностях финансовой и кредитно-денежной системы России первой четверти XVIII века – первой половины XIX века

Говоря о финансовой и кредитно-денежной политике Российского государства первой четверти XVIII-первой половины XIX века, можно отметить следующее.

В этот период происходило формирование финансовой и кредитно-денежной системы, то есть шло создание финансовых и кредитно-денежных институтов. Хотя все их создатели и основывали свои действия на европейском опыте, в специфических условиях России они не могли его достаточно грамотно реализовать.

Полагаю нелишним кратко коснуться вопроса об определении содержания этих самых “специфических условий России”, которые слишком часто используются как особый семиотический знак в политике, в научных и обыденных беседах и в СМИ.

Этому понятию придают какую-то метафизическую глубокомысленность огромной разрешающей силы, его используют как все объясняющий и всем понятный символ. Но на поверку оказывается, что определить его невозможно, оно представляется чем-то нерасчлененно-аморфным, свернутым и понимаемым всеми по-разному, причем преимущественно в романтически-патриотическом духе некой загадочности и даже превосходства над другими народами.

Лучше всего разъяснил этот вопрос русский человек, вице-губернатор Тверской губернии Салтыков-Щедрин в не всеми читанной работе “Русские за рубежом”. Особенно доходчиво и ярко это сделано им в известном “диалоге мальчика в штанах с мальчиком без штанов”, который использовал даже крупнейший идеолог XX века В.И. Ленин, когда боролся с расхристанностью в делах, с безалаберностью в управлении экономикой, прикрываемыми тезисом о “нашей специфике” с высокомерным пренебрежением к порядку и профессионализму как к чему-то “глупо-немецкому”.

Как было показано выше, “специфические условия России”, препятствующие нормальному социально-экономическому развитию страны и улучшению жизни населения, были отнюдь не так метафизически необъяснимы, как это фаталистически объясняли славянофилы (“у ней [России] особенная стать” и тому подобное). Эта специфичность состоит в легко постигаемых явлениях такого рода, как рудиментарно сохранившаяся в сознании почти поголовно всех слоев населения привычка к аморфным личным трудовым отношениям тягловой общины, привычка к личной безответственности. Каждый не отвечает за себя по двум причинам: во-первых, потому что он отвечает по налогам только за всех – при общем для всех наказании, – а во-вторых, потому что за него по налогам отвечают все другие, на них переложат его долги, то есть за него накажут всю общину. Далее, эта специфичность состоит в вековой привычке к волевым, а не рациональным, основанным на правилах деловой этики решениям, к неупорядоченному делопроизводству и вообще к слабости формализованных деловых отношений между людьми там, где это необходимо, к постоянному использованию личного эмоционального и оценочного подхода вместо вежливого ролевого взаимодействия, к неумению и нежеланию рассчитывать последствия реализации идей; в привычке жить в основном сегодняшним днем, основывать действия больше на энтузиазме, настроениях, симпатиях-антипатиях, а не правилах, дисциплине, служебном долге… Вот такие “специфические условия России”, на мой взгляд, и были основным тормозом развития России в XVIII веке и в первой половине XIX века. Кстати говоря, то же мнение об этих “специфических условиях” прослеживается в трудах многих российских ученых, касавшихся экономической истории России. Отмечу попутно, что эти же “специфические условия”, но уже в конце ХХ века по-прежнему замечают работающие в России иностранцы.

Тем не менее, работа по совершенствованию финансовой и кредитно-денежной системы в этих самых “специфических условиях” хоть и медленно, но все же двигалась вперед. В XVIII веке и в первой половине XIX века обнаруживается стремление правительства к упорядочиванию управления финансовой системой. Так, еще в середине XVIII века вместо множества организаций по сбору налогов появилась одна организация при генерал-прокуроре Сената. Следовательно, управление сбором налогов стало более централизованным.

В царствование Александра I был создан целый ряд финансовых учреждений: Министерство финансов, Государственное казначейство, Госконтроль, Комиссия погашения долгов и Казенное управление винной торговли. В царствование Николая I министр финансов граф Канкрин, стремясь достичь равновесия в бюджете, стал совершенствовать систему отчетности различных финансовых органов.

Наиболее неэффективной в данный период была бюджетная политика, самой характерной чертой которой явился бюджетный дефицит. Это привело к росту внешних и внутренних “позаимствований”. В начале XX века и в России, и за границей стали говорить о скором банкротстве России. Чрезмерные государственные расходы, неоправданные реальными хозяйственными и социальными условиями, вместе с неэффективной системой налогов подрывали платежные силы общества и возможности экономического развития. Усиливались социальные противоречия. Система крепостного права изжила себя, именно она и мешала тем позитивным начинаниям, которые пытались осуществить самые прогрессивные люди того времени, в том числе и служащие на государственных постах: граф Шувалов, князь Безбородко, граф Сперанский, министры финансов граф Гурьев и граф Канкрин.

Кстати говоря, этим и многим подобным им людям вполне удалось понять Россию именно умом вопреки тютчевской парадигме (смотри эпиграф). Они отрешились от метафизической веры в “специфические условия России” и ее “особый путь”; они поняли, что путь России таков же, как и у иных народов – путь грамотной экономической, финансовой и кредитно-денежной политики, которая ведет к развитию всей страны, а не только одной ее государственной машины.

Реформы во всех сферах жизни были в то время императивным вызовом России. И она, как умела (и как могла!), старалась отвечать на него.

Литература

• Милюков П.Н. Лекции по введению в курс Русской истории, читанныя на историко-филологическом факультете Московского университета в 1894-95 акад. году прив. доцентом Милюковым. Москва, 1894-95.
  
• Чечулин Н.Д. Очерки по истории русских финансов в царствование Екатерины II. С.-Петербург, 1916.
  
• Куломзин А.Н. Финансовые доклады. Т 1, 2. С.-Петербург, 1885.
  
• Силин Н.Д. Банковое дело в России. Москва, 1885.
  
• Троицкий С.М. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII веке. М.: Наука, 1961.