Элиты и экономические стратегии в российской истории: синдром «дежа вю»

Статья Михаила Кутузова является своеобразной репликой на опубликованный в «ЭС» №1 за 2004 год материал «Модернизация или мобилизация: стратегическая развилка 2004 года», в котором утверждается, что стратегии задает, прежде всего, носитель власти, а элита их либо принимает, либо нет. Михаил Кутузов, в свою очередь, считает, что роль и функции элиты в разработке того, что называется экономическими стратегиями, гораздо значимее.

Михаил Кутузов
Элиты и экономические стратегии в российской истории: синдром "дежа вю"
"Экономические стратегии", №5-6-2004, стр. 30-35

Идея данной статьи родилась у меня еще в конце 2003 года. Однако в итоге она стала своеобразной репликой на опубликованный в журнале "Экономические стратегии" (№ 1/2004) материал Д.А. Андреева и Г.А. Бордюгова "Модернизация или мобилизация: стратегическая развилка 2004 года", который помогает систематизировать взаимоотношения основных субъектов общественного развития – народа (я бы назвал его социумом), элиты и носителя власти. Авторы придерживаются мнения, что стратегии задает прежде всего носитель власти. Элита их либо принимает, либо нет. Но, как мне кажется, роль и функции собственно элиты в разработке того, что называется экономическими стратегиями, более значимы. Об этом я и приглашаю порассуждать…

Прежде всего придется достаточно ясно определить для себя, что есть элиты и что есть стратегии в их экономическом варианте. Элита – качество части социума, готовая принять на себя ответственность за будущее нации и способная к практическому действию в собственных интересах. В разные периоды истории Государства Российского и на разных его территориях эту функцию выполняли различные сообщества: военная аристократия, духовенство, предприниматели. И каждая из этих элит по-разному видела первенство собственного положения по отношению к остальным и функцию экономики в собственном понимании. Соответственно, каждая из элит на разных исторических этапах выбирала (или была вынуждена выбирать) разную экономическую стратегию, то есть одновременно масштаб экономического управления и форму управления за пределами осязаемого ресурса. При этом она так или иначе подчиняла себе остальные части элиты и, если получалось, государственный аппарат. Однако методы экономической политики оказывались на удивление однообразными, что и создает иллюзию того, что все это уже было. Своего рода синдром "дежа вю". Вместе с тем, с точки зрения исторической оценки этого бесценного опыта не все так просто, как могло бы показаться вначале.

Прежде всего, концепция академической истории сильно привержена "московитству". Иными словами, только московская модель управления государством признается единственно правильной и "единственно российской". Опыт Новгорода Великого, Великого княжества Литовского совершенно неизвестен, хотя в не меньшей степени стоит того, чтобы быть исследованным. Совершенно неизвестна тема сибирской, аляскинской, калифорнийской, то есть российской колониальной экономики [1]. Наконец, очень мало исследована история российских предпринимательских корпораций, таких как Российско-Американская компания, компания Китайско-Восточной железной дороги и ей подобные. В силу этих причин практически все государственное управление во всех учебных пособиях определяется как деятельность военно-аристократической администрации и формируемого ею носителя власти – царской династии.
В осязаемой истории страны – династии Романовых.

В моделях, предложенных Д.А. Андреевым и Г.А. Бордюговым, можно видеть два типа элиты: матричную европейскую и пирамидальную российскую. Однако пример Новгородской республики позволяет отнести новгородскую элиту именно к западной, матричной модели [2]. Речь идет прежде всего о купцах, главах крупных торговых корпораций, тесно связанных с европейскими рынками через Ганзу, членом которой являлся Новгород Великий [3]. Это была элита и наиболее многочисленная, и наиболее влиятельная. Ее экономическая стратегия предусматривала насущную необходимость выживания собственно корпорации, для чего нужно было вести политику, обеспечивавшую достаточную долю новгородцев на европейских рынках. Прежде всего за счет пушнины и "рыбьего зуба" – товаров, весьма востребованных в Европе. Эта стратегия обеспечивалась в Новгороде соответствующими институтами "оперативного искусства" и "тактики", начиная с активной пропаганды "уходничества", то есть освоения новых, неосвоенных в хозяйственном отношении, но богатых пушниной земель, и заканчивая попытками взять под свой контроль все торговые пути на Западе и Востоке: лихие новгородские ушкуйники были первыми, кто осваивал волжские просторы. Элита формировала соответствующий носитель власти – выборную предпринимательскую аристократию, соблюдавшую прежде всех других интересы купеческой корпорации. При этом административная и духовная элиты играли второстепенную роль: выступали в качестве защитников купечества и идеологического обеспечения его интересов. И (естественно!) с этим боролись. Такая борьба находила поддержку в первую очередь у московских князей. Последние были крайне заинтересованы в подчинении предпринимательского сообщества, то есть придерживались стратегии удержания позиций московской военно-административной элиты за счет воплощения царства Божия на земле под отеческим руководством царей московских. Не имея выхода на европейские рынки, Москва инстинктивно чувствовала угрозу собственному укладу извне, от европейских государств, активными "агентами" которых были иностранные купцы: богатые, самостоятельные и способные на реальную политику в собственных интересах. Они могли предлагать своим государствам не только финансовую поддержку, но и совместные проекты, главным образом колонизационные. Распространение "новгородчины" в "московском направлении" через "тверской коридор" было для Московии вполне реальной опасностью. Кроме всего прочего, тверские купцы хорошо знали торговые пути на Восток (вспомним Афанасия Никитина); существовала реальная угроза полного "торгового окружения" Московии. Противостояние московской и новгородской "пирамидальной" и "матричной" элит длилось достаточно долго и вполне имело шанс завершиться победой новгородцев: на пике противостояния новгородцы освоили территорию от нынешней Карелии и Шпицбергена до Обской губы, их торговые обороты в разы превышали расходы Москвы на обеспечение государственных нужд [4].

Два исторических обстоятельства подкосили силы Новгорода: страшная чума, европейская "черная смерть", которая пришла на Русь именно из Новгородских земель, и недовольство не только части элиты, но и собственно новгородского населения местной олигархией. Москва не замедлила этим воспользоваться: пропаганда "сильной княжеской руки" и "противостояния латинской ереси" очень помогла Ивану III в завоевании Новгорода и полном уничтожении верхушки новгородской "предпринимательской элиты". Кстати, он же первым применил депортацию как административную меру воздействия: из новгородских пределов в московские земли были переселены остатки бывшей вольницы, а в новгородские земли – московские дворянские роды, ни сном, ни духом не знавшие ни о каком республиканском правлении и служившие государю московскому не за страх, а за совесть.

Вместе с тем значительная часть предпринимательского сообщества сумела избежать уничтожения, поскольку обитала не в ближних новгородских землях, а на колонизированной территории: на русском Севере от Беломорья до Урала, в вологодских и пермских лесах. Эти люди, обладавшие предпринимательской ментальностью, составили определенного рода человеческий капитал для дальнейшего московского развития. Из него сформируется впоследствии новая предпринимательская элита: сибирская и поволжская.

Крах административно-государственной системы царствования Ивана Грозного в конце XVI – начале XVII века привел к необходимости пересмотра определенных государственных парадигм в интересах не только служилой, но и предпринимательской элиты. Первым представителем такой элиты принято считать нижегородского купца Кузьму Минина, собиравшего деньги на московское ополчение [5], надо полагать, совсем небескорыстно. Однако почти за тридцать лет до Минина род Строгановых, осевший в Пермском крае, сумел обеспечить себе возможность стабильного и гарантированного развития за счет освоения новых земель, лишь номинально признававших над собой власть Москвы. Строгановы известны главным образом тем, что якобы спонсировали Ермака в его сибирской экспедиции [6]. Но при этом забывают главное: Строгановы осваивали территорию ДЛЯ СЕБЯ. То есть видели в территориях ресурс прежде всего СОБСТВЕННОГО развития. И эта ментальная особенность впоследствии прочно закрепилась в сибиряках и дальневосточниках, начиная от Демидовых и заканчивая Чуриным и Касьяновым [7]. Формировавшаяся на этой ментальности элита создавала очень интересные модели взаимодействия с московской властью, достаточно хорошо изученные сибирскими учеными XIX века Н.Я. Словцовым, Г.Н. Потаниным, Н.М. Ядринцевым.

С одной стороны, элита сибирского предпринимательства была разработчиком и исполнителем собственной стратегии, а также оперативного искусства и тактики, ее обеспечивавших. По большому счету это типично колониальная модель экономического развития: государство приходило лишь туда, где уже была создана определенная система отношений между местным населением и колонизационным контингентом – в данном случае казаками-землепроходцами и относительно немногочисленными сибирскими аборигенами. Куда идти, лихая казачья ватага решала самостоятельно, но не наобум Лазаря: пушнина, моржовый бивень, золото и пахотные земли (в Сибири было очень плохо с хлебом) определяли главные векторы перемещения колонизаторов. Москва либо присылала своих администраторов в уже созданную государственную инфраструктуру, либо формировала ту же администрацию из сибирского контингента, зачастую противопоставляя новую администрацию купеческим корпорациям, "забывавшим" в своем обогащении о государственных интересах. Как отмечал когда-то Г.Н. Потанин, "Сибирь по происхождению есть продукт самостоятельного народного творчества… Мы вправе считать Сибирь по преимуществу продуктом вольнонародной колонизации, которую впоследствии государство утилизировало и регламентировало" [8].

С другой стороны, местная администрация, находясь вдали от "государева ока", достаточно ясно осознавала возможности предпринимательского действия и для освоения территории, и для собственного обогащения: многочисленные жалобы на "лиходейство воевод" в XVII веке сменялись не менее многочисленными жалобами на "мздоимство губернаторов и чиновников" в XVIII-XIX веках, но принципиально картина не менялась. Сибирское чиновничество получало немалые прибавки к государеву жалованью (которое иногда не платили годами) за счет утайки части натурального налога, участия казенными деньгами в обеспечении промысловых экспедиций и т. п. Иные, умудряясь иметь собственные вооруженные формирования, были, по сути, более чем самостоятельными правителями на своей территории. Наиболее одиозными личностями подобного рода остались в памяти современников князь Гагарин, закончивший жизнь на плахе, и Иван Пестель, отец известного декабриста, бывший сибирским генерал-губернатором. Противоборство предпринимательской и административной элит в Сибири продолжалось практически всю историю ее освоения. Полем противостояния были экономические стратегии, направленные на выживание каждой из элит и предполагавшие обеспечивавшую их тактику. Интересы предпринимательства требовали быстрейшего освоения богатых ресурсов, получения сверхприбыли и поиска новых богатых ресурсов, интересы правящей административной элиты – создания достаточно эффективной системы государственного фиска.

Нельзя сказать, что элиты не перенимали лучшее друг у друга: государство очень быстро усвоило, что возможности создания собственной финансовой системы расширяются не за счет торгового налога с предпринимателя, а за счет монопольной торговли эксклюзивным экспортным товаром: пушниной и моржовым бивнем. Оно ввело государственную монополию на экспортную торговлю этими товарами, намертво захлопнув собственное купечество на внутреннем рынке. Меры, принимавшиеся государством в отношении сибирского купечества, ничем не отличались от тех, которые англичане предпринимали в отношении своих заокеанских колоний. Система внутренних таможен была создана для жесткого контроля всего, что шло из Сибири в Россию [9] и из России в Сибирь.
Главными воротами на Восток в XVII веке был Великий Устюг: всякий, кто выходил из его восточных ворот, становился человеком вольным, ему прощались его долги, недоимки, провинности и преступления. Надлежало "писать его казаком на Сибири, а по имени как сам скажет" [10]. Естественно, что в Сибирь пошли потомки новгородских "уходников" – жители Поморья, Вологодской земли, пермяки. Вся элита сибирских землепроходцев казаки Поярков, Атласов, Дежнев, Хабаров, Бекетов, Москвитин – вологжане или устюжане. Антропоток в Сибирь был достаточно интенсивен: уже первая перепись сибирского населения в 1632 году [11] показала население в 70 000 человек. Для такой громадной территории мало, но по московским меркам – очень много.

Что касается обратной дороги – из Сибири в Московию, то она охранялась ничуть не менее строго, чем государственная граница. Еще раз о распространенной легенде относительно того, что российский флот создал Петр I. Архангелогородские, кемские и мезенские купцы имели не просто хороший по тем временам, а уникальный флот, способный к длительному плаванию в полярных условиях. Они отлично знали путь из Архангельска на Восток, в Обскую губу и, возможно, даже до Енисея. Летом они могли покрыть это расстояние за три недели. Однако Москва категорически запретила плавать на Восток, суда сожгли, разорив тем самым множество торговых домов, живших зверобойным промыслом. Казалось бы, полная несуразица? Ничуть не бывало: морские корабли было невозможно контролировать. Поэтому лучше их уничтожить. Петр I создавал российский флот после того, как при его царственном батюшке пустили дымом лучший полярный флот мира. Прекрасный кадровый потенциал русских мореходов, опыт полярного кораблестроения пал жертвой схватки двух элит. Кстати, если следовать позиции Ф. Броделя [12] относительно того, что государство становится национальным после уничтожения внутренних таможен, можем сказать: формирование Российской империи, начавшейся с Ивана Грозного, провозглашенной Петром I, закончилось в 1756 году [13], при Елизавете Петровне, когда была упразднена последняя внутренняя таможня на границе Сибири, в Верхотурье.

Предпринимательская элита также достаточно успешно перенимала лучшее из арсенала конкурентов. Зависимость государственной машины от Сибири стала абсолютной к началу наполеоновских войн: единственное место добычи золота в империи – Забайкалье, а на вооружение и оснащение одного пехотного полка военного времени нужно было до полумиллиона золотых рублей. Местные купцы это поняли очень быстро: ведь золото можно было изыскивать не только на казенных копях, но и в диких урманах, которым несть числа. Вопрос был в том, куда это золото девать помимо государства. Видимо, в какой-то момент иркутского купца Григория Шелихова осенила идея о создании собственного государства, в котором предприниматели смогут решать все внутренние вопросы, но исключительно в интересах собственного процветания и реализации своих далеко идущих намерений. Стратегию предпринимательства было решено развести со стратегией имперской административной элиты. Так возникла Российско-Американская компания – крупнейшая российская предпринимательская корпорация, по масштабам и оборотам непревзойденная до сих пор. Устав компании был весомее любой конституции: она самостоятельно управлялась, имела свои денежные знаки (!), свой флот и вымпел, свои территории: от Аляски до Калифорнии. За без малого шестьдесят лет своего существования компания смогла добиться многого, многое сделала и для страны: на ее деньги оснащались морские экспедиции и кругосветное плавание, она построила несколько десятков городов и поселков в Америке, многие из которых стоят и поныне. Имелись у нее и интересы, до сего дня покрытые тайной: главным идеологом декабристского восстания был чиновник Российско-Американской компании в Петербурге Кондратий Рылеев…

Но опыт оказался неудачным. Предприниматели не любят платить налоги, поэтому могут сосуществовать только там, где есть возможность получать сверхприбыль. После того как на Аляске выбили пушного зверя, она перестала быть привлекательной. Из Калифорнии ушли еще раньше – перед американо-мексиканской войной. Аляскинские жители вспомнили о государстве тогда, когда сами себя обеспечить уже не могли. Однако империя предпочла избавиться от аляскинской обузы в пользу освоения территории новой военной колонии – Амурского края, перешедшего к России по Айгунскому и Пекинскому договорам в начале 60-х годов. Аляску спихнули американцам, раздав на взятки громадные суммы: американцы отнюдь не стремились приобрести этот хомут себе на шею… "Хомут" впоследствии оказался золотым.

По мере сближения государства и предпринимательского сообщества верх в извечном противостоянии стратегий одерживала то одна, то другая. Петр I железной рукой заставлял бояр, ни бельмеса не соображавших в коммерции, составлять кораблестроительные "кумпанства". Оные строили ужасные корабли и просуществовали в качестве предпринимательских корпораций в среднем по три года каждое. Но при нем взошла звезда выдающихся предпринимателей Демидовых, размахнувшихся от Невьянска до Алтая. Екатерина Великая вводила еврейскую "черту оседлости", дабы, соблюдая интересы прежде всего собственных налогоплательщиков и, естественно, государства, не допустить на внутренний российский рынок исключительно опасного конкурента – еврейский торговый капитал. Но она же создавала возможности интенсивного развития внешнеторговой деятельности и привлечения иностранных инвестиций через систему порто-франко [14]. "Наводил порядок" в предпринимательстве Николай I, сильно поприжавший своей тарифной политикой "самоварников-аршинников". Но при нем же была решена проблема Амура, что открыло дорогу на Дальний Восток, к новым рынкам и перспективам развития. При Александре II началась эпоха российского среднеазиатского купечества, при Александре III приступили к строительству Транссибирской магистрали: государство создавало все условия для развития предпринимательства на громадной территории.

Советскую эпоху принято считать совершенно не предпринимательской. Я бы с этим не согласился. История НЭПа пока не написана, а если судить по намерениям, которые заявлены в рамках этой политики, то неиспользованные возможности того времени вполне реализуемы и сегодня. "Цеховики", "теневые дельцы", "спекулянты и валютчики" были опасны для государственной системы советского типа не столько своими доходами, сколько своим примером. Поэтому их и преследовали столь усердно, но далеко не всегда успешно…

В новой России маятник качнулся в другую сторону. Без предприимчивых людей государство оказалось неспособным не только решать проблемы своих граждан, но и элементарно выживать. Предпринимательское сообщество – достаточно непричесанное, но весьма пронырливое – начало расправлять плечи, приобретать черты цивилизованности и… порождать собственную элиту, с которой разучились работать задолго до Второй мировой войны. Попытка подменить "новыми русскими бизнесменами" систему государственного управления в конечном счете обанкротилась, но при этом стратегии государства и предпринимательского сообщества остались такими же, какими были сотни лет назад.

Это стратегии, направленные прежде всего на выживание элит. Но исторический опыт подсказывает: для того чтобы выжили обе элиты (а их взаимная ценность не требует доказательств), необходим компромисс, в котором соблюдены стратегические интересы и тех и других. Государство, правда, пока не приучено к мысли, что стратегия может вырабатываться не только государственными структурами, но это дело времени. Предпринимательские элиты рано или поздно придут к выводу о необходимости брать на себя ответственность не только за "своего брата-предпринимателя", но и за всю нацию. Экономические стратегии придется вырабатывать обеим элитам. При этом идеологом может послужить забытая элита – духовенство, если, конечно, священнослужители сумеют между собой договориться, что, кстати, тоже непросто.

Завершая статью, есть смысл сделать некоторые выводы и обобщения. Если у читателя возникла мысль о том, что "народ опять будет кормить захребетников и дармоедов" (элиты), от этой мысли следует отказаться. Элиты составляют достоинство нации; у каждого народа есть те, кто его олицетворяет. Это те, кому доверили власть на выборах, те, кто своими успехами в предпринимательской деятельности доказал право управлять – по крайней мере своим бизнесом, те, кто видит себя впереди других. Элитам в российской истории всегда было трудно договориться между собой, потому что каждая из них пыталась доказать свое превосходство перед другими вплоть до полного взаимного уничтожения. Потому и возникает иллюзия "дежа вю" – это уже было…

Но история не есть безысходность следствия, исходящего из известной причины. Исторические тенденции, которые явно выявлены, могут меняться. Очевидно, именно это и происходит в сегодняшней российской действительности. Постепенное сближение интересов элит становится все более очевидным. Как ни парадоксально, и такие периоды в российской истории были, правда, кратковременные. Очень хотелось бы верить, что сегодняшние политики и люди бизнеса сумеют продлить это "дежа вю" на достаточно длительный срок.

---

Примечания

1. Российская колониальная экономика, кстати, очень тщательно и подробно описана несправедливо забытым сибирским ученым Н.М. Ядринцевым в его книге "Сибирь как колония в экономическом, географическом и историческом отношении", которая была издана еще в 90-е годы XIX века.
2. К такому же типу элиты следует отнести крупные купеческие корпорации Галицко-Волынского княжества (Львова, Луцка, Владимира Волынского) и Литовского княжества (Бреста, Пинска, Новогрудка).
3. Этот факт тоже не изучается в школьном курсе истории. Кстати, быть членом Ганзы можно было только при наличии собственного флота.
4. О бюджете в данном случае говорить не приходится – его попросту не было.
5. Правильнее сказать, насильно выколачивая необходимые средства из горожан и посадских, не особенно считаясь с его (населения) желанием эти средства предоставлять.
6. Автор крайне осторожно относится к этой теме: многочисленные источники до такой степени полны легендами о Ермаке и его "историческом походе", что отделить злаки от плевел фактически невозможно.
7. Богатейшие восточносибирские и дальневосточные купцы, миллионеры, жившие во второй половине XIX – начале XX века.
8. См. Потанин Г.Н. Города Сибири // Сибирь, ее современное состояние и ее нужды. СПб., 1908. С. 4.
9. В Сибири ДО СИХ ПОР Россией в обыденном понимании называют территорию западнее Волги.
10. См.: "Казаки Сибирские", сборник материалов по истории сибирских казаков. Омск, 1913.
11. Год основания Якутска.
12. См. Бродель Ф. Материальная цивилизация: экономика и капитализм, XV-XVIII вв. М.: Прогресс, 1986.
13. По другим данным, двумя годами позже.
14. Наиболее известна в этом смысле Одесса, но всего в России было три порта, имевших такой статус: кроме Одессы это Владивосток и Петропавловск-Камчатский.