Эффективность и идеалы в бизнес-образовании

Хронос — мифический бог, пожирающий собственных детей из страха, что они займут его место. Капитализм в каком-то смысле стал пленником своего динамизма и должен потреблять свое потомство, чтобы выжить

Робин МЭТЬЮЗ, Александр АГЕЕВ, Елена КАРПУХИНА
Новые программы менеджмента: роль российских менеджеров и их образование
"Экономические стратегии – Центральная Азия", №1-2006, стр. 96-101

Мэтьюз Робин — президент Международной Лиги стратегического управления, оценки и учета, профессор Центра международного бизнеса Школы бизнеса Кингстонского университета, Московской высшей школы социальных и экономических наук, академический директор программы МВА Кингстонского университета при Академии народного хозяйства при Правительстве РФ, член редакционного совета журнала «Экономические стратегии». Агеев Александр Иванович — генеральный директор Института экономических стратегий, президент Российского отделения Международной Лиги стратегического управления, оценки и учета, академик РАЕН, д.э.н., профессор. Карпухина Елена Алексеевна — проректор Академии народного хозяйства при Правительстве РФ, д.э.н.

Задача, возложенная на МВА, в самой своей основе консервативна: выпустить менеджеров среднего и высшего уровня, обученных управлению капиталистической системой посредством реализации содержания учебного плана, предоставления сети контактов и методов фильтрации информации. Между тем в конце XX в. капитализм претерпел фундаментальные изменения и в XXI в. вступил в новую фазу. Но программы МВА по большей части оказались нечувствительны к этим сдвигам.

Два класса управленческих задач

Управленческие задачи можно разделить на две группы: алгоритмические и те, что имеют дело с творческим воображением. При решении алгоритмических задач время на решение увеличивается экспоненциально числу переменных, входящих в задачу. Важным следствием алгоритмической природы управленческих задач первого класса является необходимость междисциплинарной поддержки управления с привлечением методов физических, биологических и вычислительных наук, которые выработали техники быстрого нахождения решений таких задач. Хотя решения могут быть оптимальными только на локальном уровне, существуют стандартные процедуры для достижения наиболее приемлемого решения в условиях ограниченного времени. Для управленческих задач, не являющихся алгоритмическими, но все более значимых в управленческом процессе, требуются умозрительные, в ряде случаев мистические платформы, в частности выработанные в буддизме, дзен-буддизме, суфизме, христианстве, в том числе в православии. Однако наследие традиционного, так сказать, технократического образования зачастую препятствует обращению к этим технологиям управления.

Совершенно ясно, что рамки ограниченной рациональности, установленные в 1957 г. Гербертом Саймоном, означающие ограниченность возможностей познания и вычисления в процессе принятия решения, теперь невероятно расширены благодаря технологической революции. Более того, сегодня способность справляться со сложными управленческими задачами может быть в значительной мере увеличена также за счет привлечения наук, в которых разработаны соответствующие алгоритмы для решения сложных задач. Подобно тому как технологический прогресс в свое время позволил заменить ручной труд машинами, сегодняшний прогресс позволяет заменить машинами процесс мышления. Многие управленческие задачи неизбежно будут заменены технологией.

На наших глазах происходит отнюдь не такая уж тихая революция, в которой не только системы бизнеса (бухгалтерское дело, финансы, стратегия, маркетинг, управление) технологически увязываются между собой, но и взаимодействие с индивидами приобретает все более утонченный характер. Если алгоритмический аспект менеджмента подразумевает междисциплинарный альянс между бизнесом и наукой, то второй класс задач требует импорта подходов из сфер знания, выходящих за рамки академических привычек. Все это провоцирует необходимость серьезных перемен в деловом образовании.

Новое лицо капитализма

Согласно Йозефу Шумпетеру, эволюция капитализма базируется на частной собственности и развитии финансовых рынков, способных направлять сбережения на инновации. Сейчас мы можем с полным правом добавить к этим характеристикам еще как минимум три, столь же очевидно фундаментальные: 1) развитие информационной инфраструктуры; 2) распад экономик, контролируемых государством, как в странах "Большой семерки", так и в бывшем коммунистическом блоке и в Азии; 3) развитие "комплекса Хроноса". Кратко охарактеризуем их.

1) Информационализм. Современную систему капитализма можно рассматривать как гигантскую систему передачи сообщений, принимающую сигналы и посылающую ответы. Информационное содержание продукции увеличилось не только в потреблении и производстве товаров и услуг, но и за счет увеличивающегося производства информации в виде образов и символов. Многие причудливые практики современного менеджмента (BRP, JIT, TQM, BSC и др.) являются не чем иным, как способами сокращения длины сообщения, уменьшения шума, увеличения информационной содержательности (эффективности) сообщения. Это ведет к интересному парадоксу. Фирма или экономика, которая добивается наиболее компактной последовательности символов, достигает максимума своих возможностей и не может сделать дополнительные сбережения. Конечно, в жизни такое положение невозможно, но тем не менее фирмы пытаются достичь его посредством мер экономии, снижения себестоимости и т.д. Парадокс заключается в том, что максимально компактная или даже близкая к этому последовательность таит огромную вероятность ошибок, поскольку обладает слишком малой избыточностью. Когда вся избыточность удалена, фактически любое изменение способно привести к катастрофе. Недавние финансовые кризисы в корпорациях и на уровне государств иллюстрируют эту уязвимость.

2) Уход государства. В 1980-1990-е гг. экономические системы, контролируемые государством, потерпели крупное историческое поражение. Это, например, бывший СССР, в котором излишек доходов распределялся политической верхушкой, а также системы, в которых имеются крупные государственные и административные секторы. Возможно, впервые одна система экономической организации, рыночный капитализм, доминирует в мире. Четкая линия на отказ от государственного контроля экономики содержится в документах Всемирного банка и МВФ. Под этим подразумеваются приватизация государственных активов, открытие государственной экономики потоку капитала и товаров и сокращение правительственного долга и бюджетного дефицита. Открытие национальных рынков международным потокам капитала и товаров является одним из непременных условий расширения глобального спроса.

Однако государственный контроль отнюдь не был искоренен. И дело не только в китайском или индийском опыте экономических реформ, проведенных при активном участии государств. Государственный контроль был возрожден в форме планирования стандартов качества. Так, большое число стандартов, устанавливаемых центральным и местными правительствами в Соединенном Королевстве, означает, что государственная собственность заменена новыми системами контроля.

3) "Комплекс Хроноса". Хронос – мифический бог, пожирающий собственных детей из страха, что они займут его место. Капитализм в каком-то смысле стал пленником своего динамизма и должен потреблять свое потомство, чтобы выжить. Эта картина отображается дарвиновско-шумпетерианской парадигмой: если Чарльз Дарвин изобразил природу в постоянном движении, причиной которого является борьба за выживание, то картина экономического движения, представленная Йозефом Шумпетером, есть творческая деструкция, процесс, движимый инновациями, ведущими к рождению и смерти отраслей и фирм. Система динамична, однако постоянно нависает угроза перепроизводства. Более того: если капитализм не будет производить больше, чем требуется, это приведет к недостаточному спросу и депрессии.
Потребление становится не столько удовлетворением потребностей, сколько расширенным воспроизводством вожделений, искусственно раздутого спроса на поток новых продуктов и услуг. Непрекращающееся возникновение и рост долгов, что само по себе является источником появления беспокойства, – это необходимый атрибут производства и потребления. Автомобили, дома, отдых, кофе, услуги дантиста, страхование, портативные компьютеры, губная помада, ипотека, мобильные телефоны, бакалейные магазины, кремы для лица – все это представляется как удовольствие само по себе. Но это наслаждение носит эфемерный характер, новое не всегда означает лучшее. Потребительский угар транжирит и без того не бесконечные ресурсы.

На более ранних стадиях капитализм был занят производством вещей, чья ценность определялась полезностью, или вещей, которые можно было обменять на другие вещи (обменная ценность). Но сам динамизм капитализма, тенденция, смысл которой заключается в том, что предложение, стимулируемое технологическими изменениями и конкуренцией, превысит спрос, вынудила фирмы заострять внимание на необходимости сбывать свой товар, соотнося это с процессом мышления, эмоциями и инстинктами, являющимися бессознательными (символические ценности). В свое время Торстейн Веблен писал об излишнем потреблении, о праздном классе. Позднее теоретики писали о демонстративных эффектах, потребности производить впечатление и обозначать социальный статус. В результате возникает расширенное потребление и производство семиотических знаков, символов, образов. Образы, знаки, символы, исторгнутые маркетингом, больше не имеют отношения к материальной реальности, они не обозначают ничего, кроме себя самих, и относятся только к другим знакам. Отсюда, между прочим, стремительное развитие технологий рефлексивного управления, чей деструктивный эффект почувствовали на себе экономики десятка стран Юго-Восточной Азии в период финансовых потрясений 1998 г.

Глобализация лишь на время решает проблему спроса на избыточное производство, но она же попутно приводит к увеличению производственного потенциала и нарастанию неуверенности, прежде всего потому, что рабочие места перераспределяются туда, где заработная плата ниже. Новая фаза глобализации мировых рынков составляет только часть процесса создания надлежащего спроса. Более фундаментальным является обилие символов неудовлетворенности и беспокойства. Это проявляется в том, что глобально действующие фирмы формируют свой образ и образы своей продукции. Развивающаяся технология создает все возрастающую линейку продуктов (которые должны быть потреблены), а медиа – символы в рекламе, маркетинге; их продвижение на рынок стимулирует аппетит к большему. Продукт становится не средством удовлетворения желания, а символом самого желания. Новый капитализм посвящает значительную часть своей энергии формированию неуемных потребностей и стремлений. Но индивиды, группы или целые народы, испытывающие недостаток в ресурсах для создания платежеспособного спроса, выпадают из обоймы. Таким образом, хотя капитализм невероятно динамичен, став глобальным, он в конечном итоге не справляется со своей первичной задачей – удовлетворить материальные потребности. По сути, капитализм занимается воспроизводством потребностей и нужд, вместо того чтобы удовлетворить эти потребности и нужды. Все эти новые черты вызвали шлейф противоречивых последствий. Запуск многочисленных программ культивации смоделированных как ненасыщаемые потребностей ведет к глобальному беспокойству. Конкуренция совместно с информационной эффективностью ведет к появлению организаций, чрезвычайно уязвимых к потрясениям и неопределенности. Отказ от государственного контроля обернулся возрождением планирования в форме бесчисленных стандартов качества. Вся эта конфигурация характеристик показывает глубоко переходный характер современного капитализма. Это имеет ряд следствий для программ МВА.

Дефицит самоорганизации в бизнес-образовании

Сегодня бизнес играет центральную роль в жизни общества. Иногда кажется, что общество и его ценности существуют ради бизнеса, вместо того чтобы бизнес служил на благо общества. За эту подмену программы МВА несут особую ответственность.

Один из основных аспектов сегодняшних программ МВА – это непременный курс "водопроводчика" для высшего звена менеджеров, который позволяет им адаптироваться во всех функциональных сферах бизнеса, обрести уверенность и умение задавать специалистам правильные вопросы и получать на них ответы.
Воображение также играет не последнюю роль в программах МВА. Частично это обучение самому процессу учебы. Вещи меняются с течением времени, и умение осваивать новые навыки имеет огромное значение. В ходе обучения способность забывать может быть настолько же ценной, как и способность запоминать. Менеджменту также необходимо изучить новые идеи, концепции, технологии и образ действия. Это также тренирует воображение, умение отказываться от привычек мышления, схем, парадигм, когда они перестают выполнять свои функции.

Менеджерское воображение включает в себя также герменевтику и эмпатию: герменевтика в смысле способности оценивать значение своих действий и их результатов, а эмпатия в смысле способности ощущать свое воздействие на отдельных индивидов и группы. Проблемой образования является и корпоративная алчность. Enron, Worldwide, Marconi и многие другие фирмы выявили основную проблему делового администрирования в конце XX в. Однако пока в программы МВА не включена критика управленческого поведения. Согласно данным Института Аспена, в конце обучения по программе МВА выпускники ставили потребности покупателя и качество продукции ниже, а ценность держателя акций выше, чем в начале.

Комплекс требований к таким навыкам, как воображение и эмпатия, формирует базис для адаптации программ МВА, которая имеет два аспекта:

1. Адекватность

Программы должны реагировать на изменения в деловом сообществе, с тем чтобы в процессе обучения можно было обновить необходимый репертуар менеджера. Только при соблюдении этого условия они будут приемлемы.

2. Влияние

Они должны обусловливать направление изменений в бизнесе и обществе посредством влияния на обучающихся по ним менеджеров.

Программы МВА должны также способствовать благотворному развитию капитализма. Роль академиков бизнеса состоит в том, чтобы информировать бизнес о новых идеях и практиках, критиковать практику его ведения, описывать изменения в обстановке, улавливать потребности бизнеса и делать все это таким образом, чтобы бизнес мог эффективно реагировать: необходимо изначально закладывать в бизнес менталитет.

Если капитализм представляет собой эволюционную систему, то и программы МВА должны быть самоадаптирующимися, способными к автономной эволюции. Самоадаптирующиеся системы имеют две характерные особенности: открытость для внешних влияний, которая позволяет держать программы МВА в неустойчивом состоянии, и, второе, – самоорганизация как способность неустойчивых систем развиваться при отсутствии контроля или манипуляций со стороны внешнего актора.
Система образования должна быть открыта внешней среде, но отделена от нее. Нужен порог, накопление давления, оказываемого извне, но необходимы также и внутренние процессы и сети, сопротивляющиеся трансмиссии внешнего давления. Применительно к МВА это означает, что открытость должна существовать наравне с сопротивлением, чтобы избежать конъюнктурного шараханья под влиянием модных веяний. Но на пути самоадаптации программ МВА стоят два препятствия. Первое – сам дискурс современной рыночной системы, второе – сложившаяся университетская культура.

Дискурс нового капитализма

На эволюцию рыночной системы глубокое влияние оказала философия нового капитализма, исходящая из предпосылки, что человек представляет собой животное, борющееся за выживание. По сути, программы менеджмента, в особенности программы МВА, вместо того чтобы быть отделенными от внешней среды неким порогом, являются пленниками этой философии, неспособными к продуктивной самоадаптации. В результате они не могут удовлетворять двум критериям – адекватности и влияния.

Современный дискурс МВА опирается на две посылки: а) конкурентное преимущество; б) эффективность. Для достижения конкурентного преимущества имеет значение его относительное исполнение. Это отдача выше среднего для сектора, в котором конкурирует организация. Успех в этом действует как магнит, стимулируя новый виток конкуренции, снижение издержек, внедрение нововведений, отбраковку неэффективных игроков и т.д. Вмешательство государства в данный процесс, гарантии занятости, социальная ответственность в этих рамках рассматриваются как оправдания или причины неэффективности. А организации оцениваются главным образом в соответствии с их способностью делать больше за меньшее. В такой теории менеджмента правильный вопрос – это не: "Описываем ли мы или анализируем ли мы их точно и правдиво?" – но: "Какую пользу они приносят? Являются ли они эффективными?"

Подобный дискурс нового капитализма сам по себе правомерен – в конце концов, он описывает систему, в которой мы живем – за исключением тех случаев, когда он рассматривается как единственный правомерный дискурс. Ведь дефицит и бедность существуют, и чем эффективней используются ресурсы (производительность), тем в большей степени они могут быть облегчены. Но конкурентное преимущество и эффективность становятся обоснованием для отказа от решения вопросов дефицита, бедности и маргинализации. Логика здесь следующая: динамика системы гарантирует, что в долгосрочной перспективе все эти язвы будут искоренены. Облегчение их в краткосрочной перспективе за счет перераспределения благосостояния представляется возвращением к экономике, контролируемой государством, что тождественно отрицанию принципов эффективности и конкурентного преимущества. Но на деле срабатывает другая логика – воспроизводство дефицита и бедности, а заодно и массового чувства тревоги как неотъемлемого условия для создания опережающего спроса при капитализме Хроноса.

Университеты без идеалов

Новый капитализм вездесущ. Университеты, особенно новые, например в Великобритании, уделяют все больше внимания эффективности, а не идеалам или идеям. Это утверждение не означает отсутствия в университетах лиц или групп, для которых эти вещи имеют доминирующее значение. Однако они сосредоточиваются на идеях и идеалах именно потому, что у них измененные отношения с университетом – до некоторой степени фокусирование на идеалах вопреки университету. Тем не менее давление стандартов, требований к гарантиям качества, эффективности, соотношению затрат и результатов требуют централизованной бюрократии, которая занимается администрированием в соответствии с дискурсом нового капитализма. Можно поспорить по поводу того, входит ли это в намерения правительств и бюрократических аппаратов, но таким образом трактует современное состояние образования большая часть преподавателей. И мы должны принять феноменологический взгляд: то, что воспринимается таковым, фактически таковым и является, независимо от настоящего или задуманного состояния.

Самоадаптирующиеся системы должны содержать генетическое разнообразие, что позволит им приспосабливаться к новым обстоятельствам.
Здесь мы должны вернуться к краху экономик, контролируемых государством. Если мы подразумеваем под ним крушение разновидности детального планового установления цен и объемов производства, что характерно для экономик централизованного планирования, то тогда действительно произошел их крах. Однако за последние десять лет или около того мы были свидетелями усиливающейся регламентации качества. Организации захлестнули стандарты гарантии качества, они опутаны дорогостоящей бюрократической сетью, их также коснулись крупные издержки на трансакции, необходимые для их администрирования. Это отражает состояние паранойи и, что самое важное, свидетельствует о недостаточном доверии правительства и институтов к их руководителям.

Программы менеджмента в России

Стоит заметить, что методологический эклектизм русской школы и система университетского образования дают студентам, обучающимся менеджменту, разноплановую базовую подготовку, необходимую для междисциплинарного подхода к задачам алгоритмического типа.

Характерно, что опыт 1990-х гг. показывает: менталитет российских менеджеров относительно более открыт для восприятия новых творческих подходов по сравнению с менталитетом их коллег из Европы и Северной Америки. Российские менеджеры, у которых техническая и философская подготовка зачастую лучше, чем у их западных коллег, имеют особые преимущества в этом отношении.

Одной из отличительных черт программ МВА эпохи постмодернизма является их способность к спонтанной самоадаптации, особенно по отношению к двум подгруппам проблем управления, отмеченным в начале. Дискурс нового капитализма и характер современного университета препятствует этому. К счастью, появляются новые решения.

Это отправляет нас к отношению между обучением администрированию и переходным периодом в России. Много оправданной критики вызывает влияние на образ действий российских управляющих наследия государственного планирования в России в XX в. и необходимость импортировать управленческие идеи. Именно из-за этого влияния существует возможность бросить вызов дискурсу нового капитализма и расширить практику творческого воображения. Влияние наследия советского администрирования имеет как негативный, так и положительный эффект. Обычно акцент делается на отрицательной его стороне. Понятия эффективности и конкурентного преимущества сложно ввести в практику российского менеджмента, что, несомненно, уменьшает динамизм российской экономики. Но положительным эффектом является то, что система российского образования, оставшаяся от советской эпохи, дает базу как раз для такого рода междисциплинарного менеджмента, который востребован новым капитализмом. Более того, для русского менталитета изначально характерно творческое воображение в процессе администрирования. Как говорится, "голь на выдумку хитра".

Принципиальным для России становится выбор акцентов в философии преподавания разных программ менеджмента эпохи постмодернизма. Лев Толстой в свое время утверждал: "…только кажется, что человечество занято торговлей, договорами, войнами, науками, искусствами; одно дело для него важно, и одно только дело оно делает – оно уясняет себе те нравственные законы, которыми оно живет". Не стоит ли выйти за рамки ставших массовыми во всем мире программ MBA и подумать о новых программах, где основное внимание уделяется таким сложным проблемам, как личный капитал (понимание себя и окружающих, включая этические и межкультурные установки), социальный капитал (взаимоотношения в сетевой экономике, управление отношениями на базе доверия), социальная ответственность бизнеса? Для России последних лет это особенно важно, ведь корпорации производят не только товары и услуги, они производят и поддерживают системы взаимных ожиданий, являются производителями того, что называется институциональной структурой общества. Институты демократии или антидемократии, институты подчинения, дисциплины или тоталитаризма формируются и "обкатываются" прежде всего на микроуровне – на предприятиях, в корпорациях. От того, как сформируются эти социально-экономические структуры, в конечном итоге зависит судьба российского общества в целом.