Деинтеллектуализация России не менее опасна, чем потеря природных ресурсов

В интервью журналу «ЭС» первый вице-президент РАН Геннадий Месяц указал на отсутствие в России единой государственной политики в сфере науки и недопустимое к ней отношение. «Необходимо понимать, что потеря науки куда опаснее, чем потеря природных ресурсов», – отметил он. Великое наследие нескольких поколений отечественных ученых ни в коем случае не должно погибнуть. Его необходимо развивать и преумножать. Без этого Россия не может претендовать на то, чтобы называться великой страной.

Геннадий МЕСЯЦ
Деинтеллектуализация России не менее опасна, чем потеря природных ресурсов
"Экономические стратегии", №8-2004, стр. 06-10

Геннадий Андреевич Месяц родился 29 февраля. Но уникальность этого человека, разумеется, вовсе не в том, что официально он может справлять день рождения раз в четыре года. Доктор технических наук, профессор, академик и вице-президент РАН, создатель двух институтов РАН сильноточной электроники и электрофизики, а ныне и директор Физического института РАН. Председатель Высшей аттестационной комиссии, председатель Совета по науке Комитета по науке и образованию Госдумы. Лауреат Государственных премий СССР и РФ, лауреат Международной премии "Глобальная энергия", Международных премий им. Эрвина Маркса и Уолтера Дайка, "крестный отец" и лауреат Демидовской премии. Один из крупнейших в мире специалистов в области электрофизики, сильноточной электроники, импульсной энергетики. Автор более 500 научных работ, он подготовил 50 кандидатов и 20 докторов наук. И это – навскидку, без учета других многочисленных премий и званий, ряда научных открытий и членства в различных отечественных и международных академиях, советах и комитетах. Но главное, Геннадий Месяц – это человек, вот уже более десяти лет отстаивающий интересы российской науки, несмотря на настойчивые попытки власть имущих лишить ее представителей последних льгот и перекрыть имеющиеся скудные источники финансирования. Об отношении власти к науке вчера и сегодня, о странных несовпадениях решений Президента России и сути принимаемых законов, о причинах и каналах "утечки мозгов" из страны, о стойкости оставшихся энтузиастов Геннадий Андреевич рассказывает главному редактору журнала "Экономические стратегии" Александру Агееву.

Как Вы оцениваете современное состояние Российской академии наук? Известно, что многие члены Правительства РФ выступают за то, чтобы имущество РАН облагалось налогами. В какой стадии находится сейчас эта инициатива?

То, что сегодня происходит в российской науке, можно назвать деинтеллектуализацией. Такого не было никогда. 1 июля 2004 года я был избран директором Физического института имени П.Н. Лебедева Российской академии наук. Это известнейшее научное учреждение, из стен которого вышли семь российских нобелевских лауреатов-физиков из одиннадцати. Так вот, некоторые лаборатории института находятся сейчас в таком состоянии, что если не принять срочных мер, исчезнут целые научные направления, мы потеряем бесценный интеллектуальный потенциал, накопленный предыдущими поколениями отечественных физиков, их колоссальнейший опыт. Ведь этому институту в 2004 году исполняется 280 лет. Он берет свое начало с Физического кабинета, основанного Петром Первым. Плодотворное развитие науки невозможно без преемственности, но о какой преемственности может идти речь, если из академических институтов уходит молодежь?

Я уже не говорю о ничтожном финансировании, которое получает РАН. Наша доля финансирования науки в странах "восьмерки" – менее 0,5%. На всю науку в бюджете следующего года запланировано 56 млрд руб., или 2 млрд долл. Если у государства нет денег, оно могло бы как минимум не брать налог с имущества и земли, которая дана в бессрочное пользование. В 2004 году введен налог на ненаучное имущество, через два года будет введен налог на движимое и недвижимое имущество Академии. Представьте себе такую ситуацию: я покупаю прибор, причем не обязательно на государственные деньги, а, например, на деньги заказчика научной работы, ставлю его на баланс, и он становится федеральной собственностью, то есть облагается налогом. Если, предположим, прибор стоит 1 млн долл., то я должен платить за него 22 тыс. долл. налога в год. Или еще пример: в Думе прошел закон о взимании налога с земель, отданных в бессрочное пользование. Нигде в мире с государственных научных учреждений не берут эти налоги. В частности, Техасский технический университет получает от аренды своего имущества доход, равный 200 млн долл. при общем миллиардном бюджете, и никто ничего особенного в этом не видит. Недавно нас хотели лишить права использовать средства, полученные от аренды, которые сейчас являются источником дополнительного бюджетного финансирования. Удалось убедить депутатов Думы этого не делать.

В Конституции РФ (статья 72 п. "е") говорится, что наука, культура, образование – это сфера совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации. В свое время, создавая Уральское отделение Академии, я добивался того, чтобы местные власти поддерживали науку, а сейчас из закона "О науке и научно-технической политике" убрано все, что связано с финансовым участием субъектов федерации в развитиии науки. Этот закон принят Думой в августе 2004 года. Значит, и наука перестанет работать на регион. И все это идет вразрез с решениями, которые проводил в свое время Президент России. Я говорил об этом на заседании Госсовета, Совета по безопасности и Совета по науке и высоким технологиям, посвященном вопросам развития инновационной деятельности на местах, и на встрече с Председателем Правительства РФ. Я пытаюсь доказать, что в регионах нельзя проводить такую политику в отношении науки, нельзя поддерживать закон о налогах на землю. Церковь и исправительные учреждения будут иметь льготы, считается, что они могут не платить налог на землю, а Академия – должна. Если государство не в состоянии помочь, пусть хотя бы не мешает. РАН многое могла бы сделать своими собственными силами. С советских времен у нас остался очень большой недострой: почти миллион квадратных метров. Все это можно было бы продать, направив вырученные средства на достройку важных объектов и другие нужды академической науки. Еще один возможный источник дохода – рациональное использование земли, например за счет строительства жилья. Привлечение в российскую науку молодых людей из стран СНГ, где живет 20 с лишним миллионов русских, позволило бы в некоторой степени компенсировать "утечку мозгов". Об этом же недавно говорил и наш Президент Владимир Владимирович Путин. Но для реализации столь важной идеи нужны деньги и политическая воля.

Национальная Академия наук США и примыкающие к ней инженерная академия и институт здоровья – это научные сообщества, в которых нет институтов. Но даже эти сообщества имеет бюджет более 3 млрд долл., а бюджет РАН с ее почти 400 институтами составляет всего 0,5 млрд долл. Там субъекты федерации – штаты – активно финансируют вузы и научные лаборатории. К примеру, Калифорнийский университет финансируется из четырех источников: из федерального бюджета, бюджета штата, за счет средств спонсоров и доходов от коммерческой деятельности. Не только этот, но и другие университеты США пользуются многочисленными привилегиями и льготами, имеют широкие возможности для получения кредитов. РАН не имеет права брать кредиты. В "Основах политики Российской Федерации в области развития науки и технологий на период до 2010 года и на дальнейшую перспективу", утвержденных Президентом России 30 марта 2002 года, прописано очень много хорошего. Однако действительность не внушает оптимизма.

Не лучше обстоит дело с университетами страны. Недавно Правительство пыталось провести в Думе поправку к закону "Об образовании", запрещающую государственным образовательным учреждениям заниматься коммерческой деятельностью. Если, например, в МГУ отменят коммерческое обучение, профессор будет получать не 10-15 тысяч рублей, как сейчас, а 4 тысячи рублей в месяц по бюджетной тарифной сетке. Да шофер получает гораздо больше! Или возьмите поправку к закону "О статусе наукограда". Она такова, что ни один из существующих ныне претендентов на это звание не соответствует предъявляемым требованиям. И снова удалось убедить Думу не принимать этих поправок, удалось отстоять библиотеки РАН, которые хотели лишить государственных льгот. Я не понимаю, как можно говорить о необходимости избавления от сырьевой зависимости и переходе на высокие технологии и в то же время создавать непреодолимые трудности на пути развития науки и образования.

Сейчас научной общественности, руководству Академии наук противостоит некая размытая субстанция, которая фактически делает неосуществимым альтернативный сценарий развития страны. Что это за субстанция? Почему она оказывается сильнее?

Никакая она не размытая. Я считаю, что это смесь некомпетентности, глупости и злого умысла. Уничтожить наше образование и науку, которые сделали Россию великой страной, – давняя мечта наших "зарубежных партнеров". Сложилась парадоксальная ситуация. Люди, писавшие проекты законов для прежних правительств, остались на своих местах и продолжают их писать. Это делается в частных "центрах", "институтах" и т.д., которые получают деньги из разных международных источников, определяющих схему действий. Те люди, которые занимались этим в девяностых годах, продолжают это делать и сейчас. Написанное ими попадает на рассмотрение министерств и Правительства, а затем принимается Государственной думой. У меня иногда закрадывается мысль, что кто-то хочет подорвать авторитет Правительства, Думы и Президента, поскольку фактически все делается вопреки официальной линии, которую они провозглашают. Я знаю, что многие депутаты-ученые, члены партии "Единая Россия", осознающие всю важность науки и образования, не понимают, что происходит.

Хотелось бы отметить еще вот что. Абсолютно недопустимыми являются методы представления поправок в законы, касающиеся науки и образования. Например, последние поправки, принятые или отклоненные Думой в августе 2004 года, были включены в пакет по монетизации льгот, хотя по духу и сути к этой монетизации никакого отношения не имели. Монетизация была дымовой завесой, о которой говорили практически все. Поправки же по науке и образованию вначале вообще не обсуждались. Да и поступил весь пакет – 400 страниц с поправками к более чем 150 законам – в РАН в 14.00 часов в среду, а в 10.00 часов в четверг он уже обсуждался на заседании Правительства. Замечания РАН были оглашены на этом заседании, но к ним не прислушались.

Ситуация несколько изменилась после визита к Председателю Правительства группы ректоров ведущих вузов страны, а затем группы академиков РАН. Очень помогали некоторые депутаты от различных партий, включая "Единую Россию". Многие из них имеют ученые степени, занимаются научной деятельностью и понимают трагедию нашей науки и образования.

Наконец, следующее. Во-первых, законы, принимаемые в области науки и образования, должны обсуждаться научной и педагогической общественностью. Во-вторых, нужно категорически запретить участие различных международных фондов в разработке наших законов.

Почему после распада СССР рухнула модель, в которой наука занимала достойное место?

В СССР был другой бюджет и другое отношение государства к науке. Прежнее руководство СССР понимало, что без выдающейся науки и образования не может быть великой страны. Поэтому был так высок престиж ученых и работников вузов. Почему в свое время мы смогли обеспечить прорыв и создать атомное оружие?

А ведь это происходило в условиях послевоенной разрухи. Конечно, в решение данной задачи большой вклад внесла разведка, но если бы у нас не было специалистов в области ядерной физики, ничего бы не получилось. Этих людей быстро собрали, организовали Лабораторию № 2 Академии наук СССР (1), из которой потом вышли многие выдающиеся отечественные физики. Хочу заметить, что крупнейшие проекты в области геологии, механики, ракетостроения, атомного оружия начинались в Академии наук с фундаментальных исследований, а уже потом идеи превращались в технологии. Тогда имело место противостояние двух мировых систем. Все понимали, что обеспечить паритет может только адекватный уровень развития науки и образования. Сейчас почему-то считается, что нам бояться некого. Я думаю, это глубокое заблуждение.

Каких технологических новаций мы вправе ждать от XXI века?

Полагаю, что в общей физике произойдут количественные, а не качественные изменения: в XX веке эта наука совершила колоссальный рывок, и дай нам бог "переварить" те научные заделы, которые были сделаны в прошлом столетии. Возможны новые выдающиеся открытия в ядерной физике и астрофизике. Вполне вероятны прорывы в биологии. Клонирование отдельной клетки, выращивание человеческих органов – это подлинная революция.

Сейчас часто пишут не просто о бедственном положении отечественной науки, но о надвигающейся катастрофе. Как Вы думаете, возможен ли коллапс? Академия наук России может исчезнуть как социальный институт?

Вряд ли это случится. В свое время академик Арцимович сказал, что в России есть два вечных института – Академия наук и Церковь. Академии 280 лет, она существовала при всех режимах. Именно здесь сосредоточен крупнейший отечественный научный потенциал. Из 100 российских журналов, имеющих высокий индекс цитирования (2), примерно 95 издаются РАН. Журнал Физического института РАН "Успехи физических наук", главным редактором которого является лауреат Нобелевской премии академик В.Л. Гинзбург, входит в десятку наиболее часто запрашиваемых в Интернете журналов по физике в мире. Обратите внимание на два показателя. Хотя, как я уже говорил, по сравнению со странами "Большой восьмерки" доля финансирования российской науки ничтожна, в 2002 году количество публикаций российских ученых по физике и астрономии составляло 7% от мирового уровня, по геологии – 4%, общего порядка – 3%. Один академик, выступая на общем собрании Академии, как-то сказал, что если затраты на науку соотнести с научными результатами, то РАН нужно занести в книгу рекордов Гиннеса. Полагаю, это связано с тем, что пока работает большой интеллектуальный потенциал, накопленный в предыдущие годы.

Значит, катастрофический сценарий для российской науки исключен?

Надеюсь, что да. И все же хочу еще раз подчеркнуть, что отношение к науке в нашей стране недопустимое. Необходимо понимание того, что потеря науки не менее опасна, чем потеря природных ресурсов, хотя интеллект – это возобновляемый ресурс. Однако к научным вершинам вел долгий и трудный путь. При Петре Первом приглашали ученых – Эйлера, Бернулли, Рихмана и других, платили им огромные деньги. Бернулли в письмах к отцу жаловался на холод и непростые условия жизни в России. Отец ему на это ответил: "Лучше жить в холодной стране, где так хорошо относятся к науке, чем в теплой Швейцарии, где науку не ценят". Тогда Россия привлекала лучшие умы Европы, а сейчас у нас происходит "утечка мозгов". Причем выезд из страны – не единственный канал, по которому "вытекает" отечественный интеллектуальный потенциал – многие ученые уходят из науки в бизнес, да и молодежь не идет в науку из-за низкой зарплаты и отсутствия перспектив. Хотя я по природе оптимист, но печально знаменитая история с концепцией управления наукой, которую нам предложили, повергла в шок все научное сообщество страны. Если бы она была принята, то науке точно пришел бы конец.

А если бы у Вас была возможность принципиально улучшить состояние российской науки, что именно Вы бы сделали?

Необходимо возродить промышленность, резко увеличить государственный бюджет, остановить отток капитала за рубеж, более эффективно использовать стабилизационный фонд. Тогда можно будет увеличить ассигнования на науку. Без поддержки государства ни фундаментальную, ни прикладную науку развивать нельзя. Инвестиции в научную сферу – это так называемые "длинные деньги", в отличие от инвестиций, например, в строительство жилья, где вложенные средства за 1,5 года приносят 200-300% дохода. Когда Фарадей исследовал электромагнитные явления, никому и в голову не приходило, что наступит время, когда его открытие ляжет в основу электротехники, радиотехники, телевидения. Я бы даже сказал, это очень длинные деньги: между получением значимого научного результата и вручением Нобелевской премии иногда проходят десятилетия. Возьмите, например, академика Гинзбурга: свои уравнения он написал, не перешагнув тридцатилетнего рубежа, а премию получил, когда ему было уже за 80. "Большое видится на расстоянье".

Мало создать новый прибор или технологию, надо еще и пробиться с ним на рынок. В свою очередь, поиск новинок – задача рынка. Но для этого должна работать экономика. Необходимо знание маркетинга и менеджмента. Ученых этому нужно обучать специально, т.к. это особая сфера деятельности. Мы, например, сделали компактный переносной рентгеновский аппарат, который в 6-7 раз дешевле импортных стационарных аналогов. Но чиновники заинтересованы в зарубежных закупках, потому что это командировочные, "откат" и т.п. Зачем покупать в России? Даже мои студенты придумывают совершенно замечательные вещи, но не находят им применения. Для внедрения таких изобретений необходимо создать малое предприятие. Но где взять начальный капитал? В России отсутствует рынок высоких технологий.

Нужна целенаправленная единая политика в области науки, а ее нет. Более того, в России происходят совершенно фантастические вещи: в этом году в бюджете страны исчезла строка "наука". Наукой теперь занимаются сразу несколько министерств, то есть речь идет о науке для промышленности, медицины, сельского хозяйства, образования и прочего. А я могу назвать десятки примеров того, как несколько сфер экономики обслуживает одна и та же наука. Возьмите компьютеры или лазерные устройства – разве они не всем нужны? Оказывается, по заказу Министерства финансов такую бюджетную классификацию разработала голландская фирма. Может быть, для Голландии это и хорошо, хотя я знаю, что ассигнования на науку в этой маленькой стране больше, чем в России. Там проводится единая научная политика. А почему мы должны ликвидировать единую государственную научную политику? В 2005 году 56 млрд рублей будут распределены на 9 министерств, и каждое станет затыкать собственные дыры.

Каков современный уровень конкурентоспособности России на международной арене?

У нас есть все предпосылки для того, чтобы стать конкурентоспособными в сфере высоких технологий, и я думаю, что рано или поздно мы этого добьемся. Сегодня российские технологические фирмы делают совершенно потрясающие вещи. Люди горят желанием работать, реализовать свой потенциал. Недавно в Троицке прошла конференция, посвященная проблемам медицинской физики. Ее участники рассказывали об отечественных достижениях в этой области, по многим параметрам превосходящих зарубежные аналоги. Или такой пример: сотрудники Института математики и механики Уральского отделения РАН создали фирму "Дата", которая делает банковское оборудование по отбраковке и сортировке денежных купюр. "Дата" фактически "захватила" мировой рынок, поставляет свою продукцию в страны Европы, Азии, Африки и даже в Саудовскую Аравию. Но часто такого успеха добиваются не благодаря, а вопреки.

Я наблюдаю за тем, что происходит на Западе, в частности в Америке. Сами американцы пребывают в состоянии самоуспокоенности, рассчитывая на внешние силы: выходцев из Центральной и Восточной Европы, русских, китайцев и т.д. У нас потенциал большой, но нужно создать условия, чтобы его реализовать. Традиции российской науки закладывались такими выдающимися учеными, как Эйлер, Ломоносов, Рихман, Эпинус, Петров, Крылов, Стеклов, Капица, Иоффе, Вавилов, Ландау, Басов, Прохоров, Келдыш и многие другие. Их наследие ни в коем случае не должно погибнуть. Его необходимо развивать и преумножать. Без этого Россия не может претендовать на то, чтобы называться великой страной.

Есть ли у Вас любимая притча, история или девиз, наиболее ярко характеризующие Ваше отношение к жизни, к работе?

Мой девиз: если уверен в своей правоте, отстаивай собственную позицию, борись до последнего. Этим принципом я руководствовался, создавая институты в Сибири и на Урале, им же я руководствуюсь и сейчас. Кстати два института, созданных мной в этих регионах, работают на мировом уровне благодаря огромной международной кооперации.

---

Примечание от редакции.
1. Лаборатория № 2 Академии наук СССР, позднее ставшая ГНК "Курчатовский институт", была образована в разгар Второй мировой войны для решения оборонных задач.
2. Индекс цитирования (или ИЦ) – принятая в научном мире мера значимости трудов того или иного ученого. Величина индекса определяется количеством ссылок на данный труд (или фамилию) в других специально оговоренных источниках. Для действительно точного определения значимости научных трудов важно не только количество ссылок на них, но и качество этих ссылок. Так, на работу может ссылаться авторитетное академическое издание, популярная брошюра или развлекательный журнал. Значимость у таких ссылок разная.