Бои индивидуального значения

В материале Татьяны Ивановой содержится комментарий к проблеме взаимоотношений и столкновений между государственными интересами и крупными группами частных инвесторов в сферах административной реформы, формирования правительства и создания экономической программы. Реалистичный анализ этих процессов заставляет признать, что они пока не способствуют формированию в обществе позитивной мотивации к активному участию в реформах.

Татьяна Иванова
Бои индивидуального значения
“Экономические стратегии”, 2000, №3, стр. 96-100

Если Президент считает, что управлять страной легко и приятно, если поделить ее на семь федеральных округов, видимо, стоит предоставить ему возможность проверить свою гипотезу на деле. Тем более, что региональные лидеры не демонстрируют видимого сопротивления, а, напротив, поддерживают это административное начинание. Они – опытные люди со значительным стажем руководящей работы (для многих в скором времени станет реальной так называемая проблема “третьего срока”), и потому, возможно, им раньше других пришла в голову простая мысль: сегодня федеральная власть в России может проводить любую политику – и ничто не способно существенно помешать этому, во всяком случае, в ближайшие несколько месяцев. Всегда и везде действует закон: власть, добравшись до власти, хочет, в сущности, одного – увеличения этой власти. Всё дело в принятой обществом системе ограничений этого понятного стремления. Где-то достаточно общественного мнения или продуманного законодательства. В России пока таким ограничителем является индивидуальный интерес, проводниками которого служат четко организованные структуры влияния или давления. За последнее десятилетие произошла приватизация государственной жизни, именно индивидуальный интерес в большинстве случаев как пресекал, так и инициировал не одно государственное начинание. То, что эти действия до сих пор называют государственной политикой – дань традиции, не более. В реальности государственные интересы в России реализуются через систему интересов частных, и только в том случае, если им соответствуют. В последнее время актуализировалось несколько зон столкновения частных интересов – формирование правительства, административная реформа, экономическая программа, а также сам Президент, точнее, возможность влиять на его действия.

 

С эстетической точки зрения, Президент предпринимает очень красивые действия, с практической – понятные. Общепризнанно, что Россия давно нуждается в существенной активизации мер по преодолению центробежных тенденций, в усилении центральной власти. Для этого следует восстановить приоритет федеральной власти в регионах, привести местные законы в соответствие с законами РФ, организовать систему ограничения полномочий региональных лидеров в том случае, если их деятельность придёт в противоречие с государственными интересами. По сути, через усиление административного контроля делается попытка организации единого государственного пространства и контроля над ним. Новые федеральные округа ни что иное, как зоны контроля.

А зачем власти вдруг понадобилось единое, хорошо контролируемое государственное пространство? Столько лет жили без него. Разумеется, нация, которая исторически сформировалась на российском пространстве, нуждается в постановке амбициозных целей – иначе ей не добиться существенного экономического и технологического прорыва. Но вряд ли это соображение было решающим или, по крайней мере, единственным. Если в России что-то происходит, значит это кому-то нужно, как правило, кому-то конкретному. Параллельно в настоящей российской политической и экономической жизни развиваются две тенденции: укрепление государственной власти и концентрация капитала. Причем первая тенденция является следствием второй. Примаков высказал опасение, что концентрация капитала может привести к сосредоточению всех богатств страны в руках нескольких монополистических групп. Это утверждение рискует в скором времени перекочевать из разряда опасений в разряд констатаций. А этот факт многое меняет. Быстрое обретение капиталов и собственности могло происходить только в обстановке неразберихи, политического и экономического произвола – словом, в “ускользающей” стране, которую трудно, а порой и невозможно было контролировать.

Но, в отличие от капитала обретаемого, капитал обретённый требует стабильности, цивилизованной безопасности, гарантированных единых правил (или хотя бы просто правил). При этом по правилам особенно удобно жить, если сам же их диктуешь, что можно делать только обеспечив себе доступ к абсолютному влиянию на государственном уровне. Кроме того, развитие капитала нуждается в едином рынке. Для современного отечественного капитала ценность России во многом заключается в том, что это рынок – перспективный и, в сущности, плохо и бессистемно освоенный, осложненный элементами значительного сопротивления со стороны местных финансово-промышленных групп.
Как действует Президент, затевая административную реформу (или, как ее часто называют, “революцию”) – под диктовку или нет – уже не так важно. Возможно, мы имеем дело с редким случаем абсолютного ситуативного совпадения государственных интересов с интересами частными. Возможно также, что Президент хочет просто получить управляемую страну, как в своё время получил управляемую Думу: такой у него стиль. Важно другое – силовой вектор движения. Но даже с учетом значительного силового ресурса, а также явной психологической готовности им воспользоваться, власть все равно обречена договариваться с крупным бизнесом, по природе своей выстроенным на частном интересе. Просто в нынешней ситуации есть точка идеального совпадения интересов федерального руководства и крупных групп частных интересов – это потребность в усилении центра, договор с которым представляется намного более эффективным и экономным путем, чем договор с множеством местных властных центров, каждый из которых выдвигает свои условия. Вот причина потребности в единых правилах “управляемого рынка” у столь разных и противостоящих друг другу крупных групп интересов, что совпадает со стремлением Президента к созданию “управляемой демократии”. Средство – мощное государство, развивающееся по военно-силовому образцу. Мотивацию крупных групп частных интересов можно было бы сформулировать следующим образом: неважно, каким способом и сколько конкурентов я устранил, приобретая капитал, важно как я поддерживаю отношения с теми из них, кто до сих пор существует.

Спокойная реакция региональных лидеров связана именно с пониманием силовой аргументации центра. Разумеется, у них существует еще надежда на крепкие, вполне эффективные системы лобби, которыми они обзавелись за годы работы. Но вряд ли Президент оставит это обстоятельство без внимания. Так что региональных лидеров понять можно: разум редко сопротивляется неизбежному.

 

Разум редко сопротивляется неизбежному, но также редко примиряется с ним. Этот тезис заставляет усомниться в долгой жизни сформированного правительства, обстоятельства появления которого на свет лишь внешне выглядят бесконфликтными и спокойными. Тихие драмы – самые эмоционально насыщенные и обычно чреваты скорыми, революционными последствиями. Вне сомнения, это правительство сформировано и принято Думой на волне доверия к Президенту, и потому с полным правом может называться правительством на доверии. Но это также делает правительство заложником доверия со стороны самого Президента, а доверие – вещь прихотливая, если учесть непредсказуемость мотиваций и засилие неявных частных интересов в российской политической среде. Сформированное правительство под руководством премьера Касьянова не является продуктом борьбы частных интересов за влияние на власть. Это, скорее, продукт паузы в борьбе, когда явных преимуществ не получил никто, ни одна группа интересов, зато и шансов никто не потерял. Это организационно оформленная новая пауза Президента, которая дает возможность олигархическим группам, сражающимся за Кремль, проявить свои интересы, а также средства и каналы их достижения. Членам правительства, как заложникам общественной тоски по реформам, принимать и проводить в жизнь непопулярные решения, встретить возможный экономический кризис и спад, удерживаясь на уровне баланса противоречивых интересов, открывать “второй этап реформ” без внятной программы, зато с грузом реальной ответственности за содеянное. Эксперты отмеряют правительству срок деятельности от полугода до года, говоря – где намёком, где открыто, – что следующее правительство будет кабинетом “победителей” в схватке частных интересов вокруг Кремля. Но шанс задержаться на политическом Олимпе у нынешнего правительства есть: это экономическая программа.

 

Эксперты полагают, что при сложившейся в России редкой системе борьбы частных интересов крупного капитала за влияние на власть, из любой экономической программы к реализации принимается не более 10-20%, в лучшем случае – от половины до двух третей. Между тем корректная, аргументированная программа всегда является цельным, последовательным продуктом, в котором любые чуждые вкрапления и компромиссные отступления влекут за собой неожиданности на стадии претворения в жизнь. Премьер Касьянов уверяет, что в экономической программе нынешнего правительства будут учтены части как из программы Грефа, так и из программы Маслюкова, при том, что сам Касьянов тоже располагает определенными экономическими проектами, которые, являясь наиболее весомым козырем в руках правительства, и решат его судьбу. Другими словами, экономическая программа (продукт стратегического значения) также представляет собой предмет борьбы частных интересов. Власть, руководствуясь объективными требованиями действительности, сформулировала общее требование: реформы на данном этапе должны носить социальный, институциональный характер. То есть речь идет о контроле над процессом создания, функционирования и развития социальной и институциональной почвы для рыночных отношений. Это звучит своеобразным признанием того факта, что ждать в России “естественного”, спонтанного, автоматического социального движения навстречу капитализму долго и бессмысленно. Все иллюзии насчет возможности саморегуляции этих процессов были только иллюзиями. Выстраивание социального и институционального контура капитализма в России – дело чиновников, то есть также требует усиления государства. Хотя есть подозрение, что подобная постановка вопроса происходит не из самобытности и особенностей России, а является прямым следствием сложившейся в стране олигархической модели капитализма, в которой за счет гипермотивации единиц убивается мотивация масс к социальному сотрудничеству и содействию реальным реформам. Заранее, до реализации любых программ, ясно только одно – создать мотивацию с помощью указов, если в них не будут учитываться действенные системы стимулов и поощрений (прежде всего, экономического характера) к социальной активизации, изменению экономического поведения, вряд ли получится. Если на первом этапе реформ в качестве стимула для мотивации мог использоваться миф (например, “ваучерная приватизация сделает каждого гражданина собственником”), то теперь уровень массового социального разочарования слишком высок. Можно сказать и по-другому: за десять лет реформ Россия стала страной для единиц. Содержание нынешнего этапа реформ должно заключаться в том, чтобы вернуть Россию народу, каждому российскому гражданину через создание соответствующих институтов и механизмов позитивного стимулирования социальной и экономической активности. Пока не покидает ощущение, что новая экономическая программа учитывает
изложенный тезис в виде пожелания, которое рискует на стадии практической реализации под влиянием учета частных интересов превратиться в пустой звук. Массовые ожидания в отношении Президента связаны именно с тем, что под его контролем внутренняя философия экономической программы, а также ее практический смысл максимально учтут общественные интересы. Такая задача одновременно и подкрепляет и осложняет позицию Президента, который в настоящее время вынужден отвлекаться от проблем социального контракта с обществом на проблемы частного контракта с олигархами. Подобная ситуация полностью поглотила предыдущую власть и привела во всех смыслах к полной дискредитации. Нынешний Президент в силу обстоятельств, которые не имеет смысла здесь обсуждать, обладает доступом к использованию мощного силового ресурса, который возможно использовать в трех направлениях: обеспечение социального контракта, обеспечение частного контракта, обеспечение самостоятельности и свободы действий самого Президента. Дело в том, что приоритет, судя по всему, будет также определен в результате борьбы частных интересов.

 

В результате длительной политизации экономики России экономических проблем в чистом виде здесь давно не существует. Вмешательство частного интереса на высшем государственном уровне привело к тому, что государственные интересы давно тесно переплетены с интересами конкурирующих олигархических групп, которые научились манипулировать чиновниками. Поэтому в российском обществе успела сложиться традиция либо равнодушного, либо настороженного, но никак не позитивного восприятия революционных начинаний власти. В России с учетом ее горького исторического опыта всегда есть опасение, что укрепление и усиление государства равно ограничению гражданских прав и свобод. Концентрация капитала интерпретируется на уровне обыденного сознания как дальнейшее обогащение уже богатых на фоне ускоряющегося разорения масс. Так что две основные тенденции современной российской политической и экономической жизни вряд ли могут восприниматься большинством людей с энтузиазмом. Отдадим себе отчет в том, что требование “сильной руки” и “наведения порядка” было для многих связано с расправой над олигархами и коррупционерами, а не с готовностью к установлению тотального государственного контроля – в чьих-бы интересах он не осуществлялся. Для подавляющей части российского общества всё, что происходит во власти, – все эти маленькие и большие революции и драмы, – не более, чем малопонятные бои индивидуального значения. На мотивацию обывателя, каждый день решающего проблему как выжить, они не имеют значительного влияния. Обыватель поймет, что в его жизни что-то изменилось к лучшему, когда начнет просто жить и получать от этого банального занятия удовольствие и ощущение контроля над собственной судьбой, то есть нормальные переживания нормального цивилизованного человека. Между тем эксперты сходятся во мнении, что подлинные реформы в обществе, в том числе социальные и институциональные, станут реальны после слома олигархической модели капитализма.

 

____________

Пришла шальная мысль. Если уже от олигархической модели нельзя избавиться в ближайшее время, почему бы крупным группам частных интересов не подумать над проблемой финансового участия в обеспечении цивилизованного социального контракта в обществе?