Бизнес как игра с самим собой

Наша современность ассоциируется со временем правления императрицы Елизаветы, но Россия на нынешнем витке истории вошла в него, минуя контрреформацию. 

Олег Киселев
Бизнес как игра с самим собой
"Экономические стратегии", 2001, №5-6, стр.60-67.

Олег Киселев – предприниматель так называемой первой волны, один из немногих, кому в 1992 году удалось создать банк, который вот уже почти десять лет стабильно работает и занимает одно из ведущих мест в отечественных рейтингах. В неразрывной связи с производством, в грамотной инвестиционной политике – суть надежности и респектабельности "ИМПЭКСБАНКа". Отношение к олигархам в России всегда было неоднозначным. Их ругали, им завидовали, но они стали неотъемлемой частью бизнес-ландшафта нашей страны, и мы все более понимаем, что во многом от них зависит процветание России и благополучие каждого ее гражданина. Ныне Олег Киселев – председатель Совета директоров "Управляющей холдинговой компании "Металлоинвест", вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей, член Совета Ассоциаций российских банков, член Комитета по работе банков с реальным сектором экономики. С Олегом Киселевым, лауреатом программы ИНЭС/ЭС "Действующие лица-2000", беседует главный редактор журнала "Экономические стратегии" Александр Агеев.

Вы – банкир с солидным стажем. Что подсказывает Вам опыт – в какую сферу безопаснее инвестировать?

Для капиталов нет абсолютно тихой гавани. Например, инвестировал в золото или доллары – и спас свои ресурсы. Всегда есть какая-то фоновая тревога.

Если говорить о долларе и перспективах коллапса, то, как мне кажется, человечество стало намного разумнее, хотя не думаю, что оно может чему-то научиться по большому счету. Это подтверждают тысячи примеров: после окончания Первой мировой войны люди, пережившие ее, думали, что такое никогда не повторится. Да ее тогда никто и не называл "первой", никому в голову не приходило, что может начаться вторая. Я не отношусь к оптимистам, считающим, что уроки истории позволяют избежать повторения одних и тех же ошибок, однако в экономической сфере мы уже умеем распознавать предел, который нельзя переходить, нельзя раскачивать экономическую лодку так, чтобы она, в конечном счете, утонула. Мне кажется, что и Великая депрессия, и кризисы прошлых лет, в частности 1998 года, заставили нас это осознать. Полагаю, коллективный разум людей, во многом похожих друг на друга, – бизнесменов – может предотвратить кризис. Ведь умение контактировать, договариваться – это явление, характерное для глобализации. Существуют мировые центры принятия решений, функционирующие в постоянном режиме. Надеюсь, что на краю бездны люди одумаются и сделают все возможное, чтобы не допустить катастрофы. Может быть, я в этом смысле идеалист.

Недавно состоялась пресс-конференция с участием Ляруша, одного из кандидатов в президенты США, где он заявил, что уже в этом году случится обвал американской экономики. Не кажется ли Вам, что трагедия 11 сентября и последующие события подталкивают к таким выводам?

Кандидаты в президенты так устроены – они пророчествуют, чтобы на этом накопить политический капитал. Все это он говорит не случайно, а для того, чтобы на него обратили внимание как на потенциального спасителя отечества.

На одной из наших встреч при характеристике стиля работы организации Вы использовали очень сильный тезис: есть два потока жизни, два способа принятия решений – православно-византийский и иудео-протестантский. Что конкретно имелось в виду?

Экономика теснейшим образом связана с национальным менталитетом. У нас это особенно заметно, ведь Россия – страна евроазиатская или "азиопская", как говорит Григорий Явлинский. Здесь пересекаются две тенденции. Первая – славяно-византийская, в соответствии с которой не следует ничего прогнозировать и даже желательно этого не делать, незачем строить жесткие схемы, разрабатывать долгосрочные стратегии, надо плыть по течению, извлекая минимальные выгоды из сегодняшнего дня. Наблюдай за тем, как меняется мир, и потихонечку к нему приспосабливайся.
Вторая – иудео-протестантская – предполагает жесткое моделирование, некое программирование ситуации, выработку стратегии, под которую подгоняется механизм под названием "корпорация". Практика показывает, что в определенных геополитических условиях протестантская идеология весьма эффективна. Но приживется ли она в тех странах, где глубоко укоренилось православие или ислам, – большой вопрос. Другими словами, можно ли импортировать к нам бизнес по-американски? Я никогда не был сторонником изобретения отечественного велосипеда, никогда не считал, что возможен экономический либерализм или демократия по-русски – они созданы всем человечеством. Это как двигатель внутреннего сгорания: неважно, где он был изобретен, главное, что его используют и в Китае, и в Соединенных Штатах, но при этом эффективность может быть разная.

Если мы встали на рыночный путь развития и хотим, чтобы Россия процветала, не надо ставить перед собой сверхзадач – они решаются не так быстро, как хотелось бы. В каждой стране существует специфическая система ценностей и нравственных норм, формировавшаяся столетиями. Ее характер непосредственно влияет на скорость, с какой то или иное общество воспринимает принципы либеральной экономики. В католической Польше, например, это произошло быстрее, чем в России. Я сейчас не хочу специально останавливаться на особенностях католицизма и его отличиях от протестантизма. В Северной Ирландии, например, качество жизни протестантов и католиков заметно различается. Однако то, что протестанты живут богаче, не означает, что они счастливее. Думаю, что американцы заблуждаются, когда пытаются осчастливить Иран или Ирак, навязывая им свои стандарты. Мы ведь знаем примеры того, как вмешательство в естественный ход истории, осуществленное из самых лучших побуждений, влечет за собой катастрофические последствия для многих стран.

Возьмем Анголу, где 25 лет назад провели демократические выборы. Одна партия выиграла с минимальным перевесом у другой партии. В результате разразилась гражданская война, которая продолжается уже четверть века. Стоило ли так торопиться? Прежде чем предпринимать какие-либо решительные шаги следует несколько раз подумать. Я убежденный либерал, но понимаю, что Россия – страна непростая, и чтобы с завтрашнего дня сделать ее экономику столь же эффективной, как американская, нужно ломать через колено. Такие действия влекут за собой серьезную ответственность и последствия их непредсказуемы.

Связана ли Ваша деятельность напрямую с некими тенденциями, характерными для монополярного мира, или это две абсолютно разные реальности: геополитика и Ваш бизнес? Тревожит ли Вас геополитическая обстановка?

Конечно, тревожит, но мой бизнес не столь велик, как, например, у моих коллег, которых это беспокоит в гораздо большей степени.

Это как-то проявляется в бизнес-практиках, общении, переговорах?

Безусловно. Доминирование американского капитала, опирающегося на глобалистскую политику Вашингтона, очевидно. Было бы наивно это игнорировать. США решают свои проблемы с позиций силы и даже не маскируют этого. В подтверждение я мог бы привести конкретные примеры, однако не считаю себя в праве поступать так, поскольку не хочу затрагивать интересы других людей. Известны случаи личного вмешательства Президента Клинтона, защищавшего интересы крупной западной нефтяной компании, работавшей в России, и использовавшего этот вопрос в качестве разменной монеты на политических переговорах. Объективно Соединенные Штаты сегодня – самая сильная страна. Сильный никогда не уступит своих позиций только под воздействием убеждения. Его можно потеснить только силой. Россия в ближайшее время не сможет оказать реального противодействия Америке. Вся надежда на ускорение темпов развития Азии, особенно Китая. А может быть, Европа после объединения найдет в себе силы противостоять американской экспансии. Это необходимо для установления известного равновесия и создания многополюсного или хотя бы биполярного мира. А пока все мы – и европейцы, и азиаты, и африканцы – будем испытывать на себе американское давление.

А не кажется ли Вам, что с этим ощущением дискомфорта стоит смириться?

С ощущением дискомфорта никогда не смирится ни один живой организм, ни биологический, ни социальный. Если закатать траву под асфальт, она все равно пробьется сквозь него. А если такое сделать с человеком, со страной, со всем миром, то он будет искать любые пути и способы, чтобы раздвинуть рамки ограничений. В этой ситуации всегда формируется тенденция к сопротивлению и преодолению – такова диалектика развития цивилизаций. Слабый хочет стать сильнее и тренируется, чтобы достичь поставленной цели. Вот и мы должны что-то тренировать – если не мозги, то мышцы ног, чтобы быстрее бегать. Тогда, накачивая мышцы, которые позволят нам стать конкурентоспособными на каком-либо рынке, мы сможем занять достойное место в мире. Что это будет – интеллект (хотелось бы надеяться), высокие технологии, сырье – не знаю. Но то, что мы должны в ближайшие пять лет нащупать наше конкурентное преимущество и развить его – это совершенно очевидно.

В России 150 млн населения, громадная территория, воспоминания о былом величии, которое, я считаю, можно возродить. Но только не надо стремиться доминировать во всем или, из-за угла реагируя на происходящее, как моська на слона, требовать, чтобы с нами считались. Сейчас мы все, вся нация, находимся в процессе поиска правильного решения.

Посмотрите на другие страны: каждая нашла свою конкурентную нишу: Швейцария 50 лет назад либерализировала банковское законодательство, оградив вклады от внешних посягательств, Германия сильна высоким качеством товаров, Китай – их дешевизной. Интересен пример Японии. Сначала японцы сделали ставку на цветную металлургию, потом – на электронику. Они не пошли по креативному пути, не стали создавать новое, а копировали технологии и достигли успеха. Вот так и нам нужно что-то придумать. Кроме прочего, Россия может стать страной, экспортирующей культуру. Странно, но мы недооцениваем силу нашей культуры – много говорим о ней, но слабо ее ощущаем. Между тем у русской культуры величайший экспансионистский потенциал. Например, в Израиле третья часть населения – выходцы из России, и в этой стране огромную роль играет русская культура.

Я не хочу сказать, что весь мир слушает только Чайковского или читает только Толстого, однако огромное влияние русской музыки и литературы на развитие мировой культуры неоспоримо. При этом мы никогда не навязывали своей культуры в отличие от Америки, которая, скажем, искусственно насаждала Голливуд. Русская культура – это особый феномен, предмет специального рассмотрения. Я могу говорить о ней только исходя из субъективных ощущений и впечатлений, поскольку здесь я дилетант. Как знать, может быть, имеет смысл создать на территории Мосфильма отечественную "фабрику грез", которая не только станет точкой роста, но и поможет сформировать новый российский образ жизни, диаметрально противоположный сегодняшнему, как Голливуд в свое время сначала помогал складыванию американского образа жизни, а затем развернул его пропаганду по всему миру, дав серьезный толчок американской экспансии.

Элита, люди думающие, ответственные за судьбу своей страны, должны заняться этой проблемой. Необходим коллективный мозговой штурм. Например, в клубе "2015", который мне очень нравится, сейчас предпринимается повторная попытка написать сценарий развития России. К сожалению, последние 10 лет характеризовались высокой степенью разобщенности нашего общества. Может быть, сейчас в силовом поле нового Президента, новой власти удастся снять или подавить противоречия внутри элиты.

Что Вы больше всего любите читать, смотреть, слушать? Что отвечает Вашим внутренним запросам?

Люблю хорошую классическую музыку, в основном оперных теноров. Меня нельзя назвать знатоком оперного искусства, но отдельные арии слушаю с большим удовольствием, особенно в исполнении Хосе Карераса или Пласидо Доминго.

Смотреть… Вы знаете, меня очень радуют хорошие отечественные фильмы. К счастью, они сейчас чаще появляются. Российский кинематограф мне ближе. А вот американское кино не люблю, очень не люблю. Хотя фильмы, снятые в новой эстетике, с удовольствием смотрю. Сын у меня знаток современного кино, он меня и водит.
Что касается чтения, то, к сожалению, в последние года два-три я ограничил себя достаточно узкими рамками: задался целью глубже понять историю своей страны. Поэтому читаю только историческую литературу – Соловьева, Костомарова. Изредка отвлекаюсь на какой-нибудь супермодный роман, который не прочесть стыдно. Особенно интересно сопоставлять разные точки зрения на те или иные исторические события. Разносторонние знания о прошлом помогают лучше понять настоящее.

Какой период российской истории кажется Вам наиболее близким современности?

Я думаю, что это время правления императрицы Елизаветы. Постараюсь объяснить, почему. Петровские реформы сменились вялой контрреформацией при Анне Иоанновне. Елизавета же продолжила дело отца, но без отличавшей его импульсивности и перехлестов. Она сумела консолидировать общество, избежав при этом крови. Мне кажется, мы сейчас сразу вошли в Елизаветинский период, минуя контрреформацию.

Симпатичная и неожиданная аналогия. Я впервые сталкиваюсь с таким сравнением. А теперь позвольте задать Вам такой вопрос: с чем у Вас ассоциируется бизнес – с шахматной игрой, компьютером, преферансом, наперстками?

Мне кажется, восприятие бизнеса зависит от возраста человека. Для молодых работа – это жизнь. Их честолюбивые устремления на 100% связаны с бизнесом: они этим живут, рвутся, для них любое поражение смерти подобно. Я в бизнес пришел достаточно поздно, и, хотя честолюбие мне не чуждо, сегодня для меня бизнес, переставший быть единственным источником существования, – это больше игра, поэтому я к нему отношусь чуть отстраненно. А жизнь – это мой сын, моя семья, мои интересы. Что касается ассоциаций, то думаю, что бизнес ближе к командным видам спорта: регби или американский футбол, когда команда на команду – жестко, бровь в бровь, кость в кость. В то же время я воспринимаю бизнес не столько как соперничество, сколько как игру с самим собой. Люблю стендовую стрельбу, где все зависит от меня: могу промахнуться, могу попасть в тарелочку – чаще попадаю, реже промахиваюсь. Соперник в данном случае наступает мне на пятки. Но в своем проигрыше я буду виноват сам – ведь он не дует на мои тарелочки.

Есть ли в Вашем бизнесе стратегия?

Конечно, есть. В любом бизнесе есть стратегия.

Насколько она долгосрочна – пять лет, десять, двадцать или у нее более размытые границы? Может быть, это разные сценарии?

Она долгосрочная, расписана для каждого периода, который я для себя сформулировал, базируется на моих представлениях о том, как будет развиваться обстановка в стране, и корректируется в зависимости от конкретно-исторических обстоятельств. Конечно, у меня есть определенные точки привязки. Я не планирую на слишком долгий срок, так как считаю, что из бизнеса надо уходить вовремя. Бизнес, как и наука, – это удел людей молодых, не старше 40 лет. После 50 мне интереснее было бы заняться социальными проблемами или, может быть, преподаванием. С удовольствием посвятил бы себя работе, связанной с формированием гражданского общества в России. Мы много говорим на эту тему, у нас масса теоретиков, но нужны и практики, люди, которые шаг за шагом идут к намеченной цели. Такая деятельность, я считаю, не менее важна и полезна, чем создание материальных благ. Мне было бы интересно участвовать в этом процессе, но не знаю, как распорядится судьба.

Сформулируйте, пожалуйста, исходя из Вашего разнообразного управленческого опыта, два-три урока Олега Киселева: как надо управлять бизнесом?

У меня нет таких рецептов, но есть некие управленческие принципы, которыми я руководствуюсь всю жизнь, хотя и не считаю, что они абсолютно верны. Думаю, каждый управляет, как умеет. Научить управлению практически невозможно. Из множества управленческих школ человек выбирает наиболее приемлемую для себя в зависимости от собственных психофизиологических данных, воспитания, мироощущения. Я тоже нашел такую школу: предпочитаю использовать стимулы, возбуждающие у людей интерес к работе, и поощрять их за усердие. Всегда держать подчиненных в напряжении, формируя у них комплекс неполноценности, – это, может быть, и эффективный, но для меня неприемлемый метод.

Первый принцип, которого я придерживаюсь, – окружить себя людьми, желающими работать. Главное, чтобы мне не приходилось постоянно погонять сотрудников кнутом. Когда образуется критическая масса таких людей и возникает необходимость применять насилие, бизнес можно считать провальным. Если же удастся собрать команду, которая знает, что делать, но ей важна позитивная оценка ее труда, то такую оценку я всегда готов дать.

Второй мой принцип – средневековый: вассал моего вассала – не мой вассал. Имеется в виду высокая степень доверия и делегирование полномочий. Я не вмешиваюсь в работу менеджера, но требую результатов в соответствии с совместно разработанным бизнес-планом. На самом деле это очень простые принципы. Стараюсь все необходимое отразить в бизнес-плане, но при этом отлично понимаю, что в бизнесе есть вещи, которые нельзя описать формально. Ничего оригинального я не придумал, а только приспособил некоторые правила под себя. Если бы я попытался сделать по-другому, у меня бы ничего не получилось.

Что для Вас важнее в работе: сам процесс или деньги, которые Вы за нее получаете?

Я никогда не работал с бессребрениками, потому что не верю им. Конечно, деньги – это не все, однако человеку свойственно стремиться повысить уровень своего благосостояния. В то же время мне известны десятки людей, отказавшихся от больших денег во имя других ценностей – свободы принятия решений, возможности творческой самореализации и тому подобное. Поэтому в каждом конкретном случае я продумываю наиболее адекватные способы поощрения сотрудников. Когда человека не интересует ничего, кроме денег, мы жестко договариваемся о том, сколько он будет получать за свою работу. Если же он ни за какие деньги не хочет пожертвовать правом принимать решения, то я вынужден допустить известную степень свободы – будет меньше контроля, но, возможно, меньше денег и больше риска. Это творческий процесс. На уровне топ-менеджмента, а я работаю с топ-менеджментом, его трудно описать. Знаю, что в России существуют компании, жестко регламентирующие процедурные вопросы. Ты начальник департамента, и вот твое поле: у тебя должно быть черное кожаное кресло, телефон, подставка под карандаши стоимостью 5 долларов, компьютер конкретной модели, строго ограниченный уровень информации. За работу ты будешь получать фиксированную заработную плату и определенный бонус в случае достижения корпоративных успехов. К человеку прикладывается жесткая схема, и за ее рамки он выйти не может. Я считаю, что владелец, если он участвует в бизнесе, или топ-менеджер должны иметь более тонкие лекала, которые следует корректировать в соответствии с личностными характеристиками человека. Так хороший портной подгоняет одежду по фигуре: пусть костюмчик дешевый, но он должен хорошо сидеть. Дальше процесс идет по нисходящей – тому, под кого подогнали, следует постараться.

Есть две теории – теория игры от схемы и теория игры от человека. Истина, как мне кажется, лежит посредине. Например, один тренер, отталкиваясь от схемы 4-2-4, под нее по всему миру подбирает, казалось бы, идеальную команду. В результате выходят на поле одиннадцать человек и проигрывают. А другой старается рационально организовать имеющиеся у него ресурсы и эффективно их использовать. "У меня есть Вася, Петя, Марадона, Пеле, – думает он. – Я могу построить схему 3-2-5 или 1-2-7". Ему говорят, что так в футбол не играют. А он отвечает, что у него нет других игроков, и он придумал именно так. Смотришь, а команда выиграла.

Вам не кажется, что сейчас в стране есть определенный дефицит кадров, по крайней мере, высшего и среднего уровня?

Конечно, такой дефицит имеет место. Российская политика утратила известную театральность – у нас никто сейчас не дирижирует оркестрами, не подписывает указы на броне. Идет серьезная, планомерная, тяжелая, рутинная работа, что называется, hour by hour. То же самое и в бизнесе: закончился период революций, период хапка, когда, используя административные ресурсы, обаяние или умение играть на гитаре в бане, можно было получить крупное предприятие, большой госзаказ или депозиты в банке. На первый план выходят белые воротнички, толковые молодые ребята, застегнутые на все пуговицы, получившие добротное образование и умеющие управлять своими эмоциями. Я бы сказал, что это время добротного середняка в лучшем смысле слова, без взлетов и падений. Мое поколение предпринимателей с арены должно уйти. Проблема заключается в том, что мы, прекрасные кризисные управляющие, теперь сами создаем эти кризисы, потому что ничего другого делать не умеем. Мы не приучены сидеть сутками в офисе и планомерно работать. Вот поэтому нам на смену идет новое поколение. Предприниматели должны смениться менеджерами. Пока таких людей мало – они сейчас доучиваются в своих Гарвардах. Но эти ребята вернутся, если в России все будет хорошо.

У Вас есть какая-нибудь любимая притча?

Есть притча, которая в нашей семье передается из поколения в поколение. Это история о двух лягушках, попавших в крынку с молоком. Одна сдалась и утонула, а другая продолжала бултыхаться, несмотря на безнадежность ситуации, сбила из молока масло и выбралась из крынки. Мы сами часто демонстрируем неоправданное лягушачье упорство, неоправданное с точки зрения формального подхода, потому что иногда, казалось бы, бессмысленно бултыхаться, а все равно бултыхаемся.