Глобализация — управляемый хаос

Статья, исполненная гражданского пафоса, посвящена анализу угрожающих геополитических факторов, атакующих ныне человечество в целом и Россию в частности.

Сергей Батчиков
Глобализация – управляемый хаос
"Экономические стратегии", №04-2008, стр. 30-36

Батчиков Сергей Анатольевич — директор Центра проблем управления крупными социально-экономическими системами Международного научно-исследовательского института проблем управления, к.э.н.

"Необходимо приспособиться
к хаосу свободы". Жак Аттали

Если черные дыры возникают,
значит, это кому-нибудь нужно…

Уже в 70-е гг. прошлого века стало ясно, что эпоха "модерна", основанием которой был большой проект Просвещения, подходит к концу – импульс индустриализма исчерпал свой ресурс. Это побудило западных философов, культурологов и социологов к интенсивным футурологическим изысканиям, в результате которых был сделан вывод о завершении цикла индустриальной цивилизации. Почти во всех терминах, обозначавших суть будущего общества, присутствовала приставка "пост-". Общество начала XXI в. называли постбуржуазным, постэкономическим, постмодернистским, постисторическим и даже постпротестантским. "Общая приставка этих терминов отдает каким-то осенним чувством увядания, свойственным нашему веку, – ощущением конца… Футурологи не смогли дать сколько-нибудь убедительной картины будущего", – пишет Уилсон Дайзард (1).

Ощущение конца… Это проблема метафизическая. Но для России она является конкретной, практической, поскольку с 1991 г. власть насильно втягивает страну в систему больного западного общества, для которого пока что не найдено "убедительной картины будущего". Обсуждению наметившихся тенденций в движении к этому будущему и посвящена данная работа.

Фатальный выбор способа ответить на вызов будущего был сделан на Западе в 1970-е гг. Этот выбор важен для всех, поскольку в Новое время все культуры, способные к сохранению своей идентичности, были вынуждены предпринять модернизацию, т.е. перенять многие институты и технологии у Запада эпохи модерна.
Тогда, сорок лет назад, на Западе было решено демонтировать систему "мягкого", социального кейнсианского капитализма и взять за идеологическую основу нового курса неолиберализм – фундаменталистское учение, предполагающее "возврат к истокам". Это ярко описано в книге Дэвида Харви "Краткая история неолиберализма". На вызовы не отвечают, пятясь назад, на этом пути логика борьбы заставила "проскочить" и классический либерализм, и обновление Реформации, и духовность раннего христианства, – докатиться до неоязычества, до полного отказа от гуманистических универсалистских идеалов. Глобализация под эгидой США представляет собой попытку сменить парадигму развития посредством кардинальной перестройки мировой экономической системы, международного права, культуры, изменения статуса наций и народов. Но эта судорога все глубже погружает человечество в болото непримиримых противоречий. На этом пути человечество, в его современном понимании, не выживет и должно будет разделиться на две "расы". Утопия "новой античности" реализована не будет, но прежде чем потерпеть полный крах, она нанесет тяжелые травмы множеству народов.

Это значит, что наш анализ должен касаться не частностей, а вопросов бытия ("последних" вопросов по Достоевскому). Понять вызревающие угрозы надо не для того, чтобы встроиться в "золотой миллиард" и попасть в состав метрополии предполагаемой будущей мировой системы. (Мы от болезней Запада погибнем наверняка, как индейцы от кори.) Нам необходимо проанализировать шансы, которые дает хаос кризиса, поскольку спастись сможет только тот, кто проработает возможные сценарии реализации угроз и альтернативы быстрых и адаптивных ответов. В данной работе можно выделить три блока: размышления о природе встающих перед нами проблем; предвидение образа постиндустриального общества; описание уже проявившихся черт этого образа.

Исходным пунктом для таких размышлений может служить собрание футурологических трудов 70-80-х гг. прошлого века, в которых видные западные философы и социологи изложили свои представления о тенденциях мирового развития и о том будущем, которое ожидает человечество в начале ХХI в. (2). Авторы большинства статей ищут ответ на кризис западного общества. Французский социолог и философ Ален Турен, перу которого принадлежит одна из первых книг о постиндустриализме ("Постиндустриальное общество", 1969), пишет: "Нет сомнения, что угроза упадка существует. Привыкшие быть в достатке, наши общества пресыщены и раздражительны, озабочены самосохранением и обладанием и, возможно, скатываются к будущему вырождению подобно Восточной Римской империи" (3).

Футурологи замечают, что Запад попал в ситуацию, когда все проблемы переусложняются, и это составляет контраст с относительной простотой существования большинства других народов.

В работе Жана Поля Кантена "Мутация-2000" допускается, что Запад не справится с нарастающей сложностью жизни, которая превратится в хаос: "Наступило время сложных систем, которые порождают развеществление и расширяют его, а оно, в свою очередь, способствует возрастанию сложности… Пока еще мы пробавляемся архаическими понятиями, и нашего воображения хватает лишь на то, чтобы экстраполировать их в будущее, тогда как мы имеем дело с изменением самой природы мира… Если мы не успеем извлечь выводы из совершающейся эволюции, то путаница возьмет верх над сложностью, из которой мы не сумеем извлечь ее богатств…" (4)

Апологетика постиндустриализма, в рамках которой предсказывался сдвиг к более гуманному, солидарному обществу равных возможностей, уже в 1970-е гг. была подвергнута аргументированной критике, поскольку налицо были явные признаки того, что компьютеризация общества на Западе приведет к тотальной бюрократизации и становлению полицейского государства. Жак Эллюль писал: "Информатика, сросшись с бюрократической властью, застынет несокрушимой глыбой. Это исторический тупик человечества, который будет осознан по-настоящему только в конце, потому что ведущий к нему путь так приятен, так легок, так соблазнителен, так полон ложными удачами, что представляется маловероятным, что человек отвергнет его… Когда такое кибернетизированное государство "схватится", как схватывается ледяная шуга или бетон, то будет, строго говоря, уже слишком поздно" (5).

В докладе Римского клуба, авторами которого являются Александр Кинг и Бертран Шнайдер (1991), предсказывался такой ход событий: "Совсем нетрудно представить себе бесчисленное количество голодных и отчаявшихся иммигрантов, высаживающихся из лодок на северном побережье Средиземного моря… Приток мигрантов может вызвать резкое усиление оборонительного расизма в странах въезда и способствовать установлению в них на волне популизма диктаторских режимов".

Технологический прогресс постиндустриализма, по мнению авторов, ухудшает положение бедных стран: "Розовые перспективы стран Севера не являются столь же радужными для стран Юга… Технологические нововведения дают преимущества передовым странам в ущерб тем, которые находятся на более ранней стадии экономического развития" И венец всего: "Таким образом, нашим настоящим врагом является само человечество" (6).

Те российские политики и ученые, которые в 1990-е гг. занялись пропагандой неолиберальной глобализации, совершили подлог, умолчав об этих выводах ведущих западных социологов.

"Симметричным ответом" на неолиберальный фундаментализм США стал постмодернистский фундаментализм террора. После терактов в США 11 сентября 2001 г. виднейшие философы (Жак Деррида, Жан Бодрийяр, Славой Жижек и др.) пришли к выводу о том, что глобализирующийся мир производит террор как свой собственный продукт; терроризм не является внешним и автономным от глобализации явлением. По словам Бодрийяра, США "питали террористическое воображение" буквально во всем мире. Они налепили целый отряд големов для борьбы против "марксистской заразы" в исламских странах – Аль-Каиду, талибан, секты религиозных террористов. И в какой-то момент эти големы вышли из повиновения и напали на хозяина – это еще средневековые раввины предсказывали.

"Будучи, по сути, террористической системой, – пишет М.К. Рыклин, – новый мировой порядок долгое время удачно осуществлял экспорт насилия вовне – 11 сентября оно бумерангом вернулось в его лоно и разрушило его важнейшие символы. То, что господствующей системой определяется как террор, представляет собой ее же собственную сущность (особенно резко на этом настаивают Жан Бодрийяр, Поль Вирильо, Славой Жижек, Сюзан Бак-Морс и Борис Гройс). Отказываясь опознать ее в качестве таковой, доминирующая система не в состоянии поставить правильный диагноз" (7).

Таким образом, глобализация под эгидой Запада генерирует хаос, но не может создать аттракторы, которые втягивали бы этот хаос в структуры желаемого порядка. Глобализованный мир столкнулся с выделяемыми им же "антителами". Террористический ответ на террор нового мирового порядка питается ненавистью социальных и культурных идентичностей, которые репрессированы и унижены нынешней глобализацией. 11 сентября показало, что утратила свою объяснительную силу рациональная модель общественного конфликта, берущая начало в Просвещении и сводящая дело к конфликту социальных интересов. Терроризм как ответ "голодных орд Юга" на запредельное социальное неравенство поддавался рационализации, а новый терроризм не преследует никаких социальных целей. Бодрийяр сказал, что террористы прежнего типа воплощают терроризм бедных, а здесь перед нами терроризм богатых.

Относительно возможности западного общества изменить фатальную тенденцию своего собственного развития, философы "третьей волны" высказывались весьма пессимистично. Американский философ Фрэнк Джордж писал: "Пожалуй, главным фактором, детерминирующим происходящее, является быстрота, с которой западный мир сможет обрести свое направление – будь то посредством новой религии, тоталитарного контроля с помощью "промывки мозгов" и использования медикаментов или же через колонизацию космического пространства. Возможно, рецепт придет из некой комбинации всех этих вещей, и тогда средства, более изощренные и менее опасные, чем алкоголь, который мы употребляем, смогут открыть подлинную личную Утопию. Одно кажется определенным, что западный мир ведет человечество в пропасть, из которой нет возврата, а потому следует отыскать альтернативный путь" (8).

Один из таких путей указывают сами западные философы и психологи – революция сознания, гуманизация мировоззрения молодежи. Разные подходы к этой задаче предлагали Тимоти Лири, Роберт Уилсон, Станислав Гроф, Эрвин Ласло, Питер Рассел. Интересна в этом плане статья С.Ю. Глазьева "Социалистический ответ либеральной глобализации" (9).

Перейдем от метафизики к тем реальным изменениям, которые в ходе кризиса индустриализма могут с большой вероятностью поставить человечество на грань катастрофы. Для нас это тема срочная и практическая, потому что Россия слишком открылась Западу, и свои катастрофы он будет сбрасывать прежде всего именно к нам. Другие большие "буферные емкости" (Китай и Индия) благоразумно успели более или менее надежно "закрыться".

Все главные изменения системны, они затрагивают жизнеустройство в целом. Но для анализа мы их разделим и поместим в три плоскости – культурно-мировоззренческую, социально-экономическую и политическую. В какой коридор толкнули главные процессы из точки бифуркации, которой стало поражение Советского Союза в информационно-психологической войне?

Изменения в культурно-мировоззренческой сфере

В гуманистической футурологии Элвина Тоффлера предполагалось, что постиндустриальное общество будет отличаться от цивилизации "второй волны" особой ролью науки, образования и культуры, а его центральным социальным институтом будет не промышленное предприятие, а университет. Это представление не выходит за рамки веберовской социологии современного капитализма. Однако "неолиберальная волна" толкнула развитие Запада на иной путь. На тот, который в споре с Максом Вебером предсказывал Георг Зиммель, – путь к господству "ростовщика", спекулятивного финансового капитала. Главными институтами стали не университет и лаборатория, а биржа и банк, соединенные в глобальную сеть. Как сказал философ, "деньги – родина безродных".

О том споре Вебера с Зиммелем А.С. Панарин писал: "В отличие от немецкого мыслителя М. Вебера, еврейский мыслитель Г. Зиммель изначально представлен в позиции последовательного глобалиста, ибо имманентная логика денежного обмена, которую он выдает за универсальную, ведет в направлении от локальных местных рынков к национальному, а от него – к не знающему границ мировому рынку" (10). В этом вопросе Вебер спорил с Зиммелем и Марксом, но на данный момент прав оказался Зиммель. Ростовщик взял верх и пока что держит человечество за горло.

Это – трагедия человечества, неожиданный поворот в точке бифуркации. Панарин подчеркивает именно мировоззренческую сторону данного сдвига, о которой у нас почти не говорят: "Монетаризм – больше чем одно из экономических течений. Он является сегодня, может быть, самой агрессивной доктриной, требующей пересмотра самих основ человеческой культуры – отказа от всех традиционных сдержек и противовесов, посредством которых любое общество защищалось от агрессии денежного мешка… Все прежние моральные добродетели, заботливо культивируемые человечеством на протяжении всей его истории, отныне осуждены в качестве протекционистской архаики, мешающей полному торжеству обмена".

Но дело не в простой агрессии денежного мешка. Речь идет об историческом реванше, о мести ростовщика, описанной в шекспировском "Венецианском купце". Вебер предупреждал: "Для английских пуритан современные им евреи были представителями того… капитализма, который вызывал у них ужас и отвращение. (По существу, еврейский капитализм был спекулятивным капитализмом париев, пуританский капитализм – буржуазной организацией трудовой деятельности.)" (11)

Месть париев, захвативших экономическую власть над миром, страшна тем, что она направлена вовсе не на подчинившийся им "пуританский капитализм", а на все "небуржуазное" человечество. А чтобы его обезоружить, этот мстительный глобальный Шейлок уничтожает интеллектуальные и духовные структуры человечества. Панарин пишет: "Создается впечатление, что буржуа, связанные со спекулятивным капиталом, решили дать бой классическому интеллектуализму, от которого они всегда ждали каверз и подвохов. Они решили так перестроить концепт постиндустриального общества, чтобы он служил общественному возвышению именно их класса, а не "враждебной культуре интеллектуалов", искони ставящей буржуазные ценности под сомнение".

Именно это мы и наблюдаем: повсеместно, где утвердился диктат неолиберализма, "тотальная деинституционализация" общества начинается с ухудшения массового образования – со снижения уровня школьных программ, отказа от дисциплинарного принципа классической школы, принижения статуса учителя, разрушения уклада школьного товарищества и дегероизации сознания молодежи, насаждения культа силы и вседозволенности как нормы жизни. В России власть и общество долгое время закрывали глаза на эти проблемы. В результате оказались перевернуты, по выражению С.Е. Кургиняна, "принципы добра и зла, принципы морали и порока. Дальше все пошло вразнос" (12).

Целые регионы страны оказались криминализованы, на больших территориях стабильно воспроизводятся "серые" зоны, с явным огосударствлением преступных структур. Пример – положение на Дальнем Востоке, где господствует организованная преступная группировка "Общак" со штаб-квартирой в Комсомольске-на-Амуре. Здесь возник анклав, управляемый международным преступным синдикатом, в который входят японская мафия "якудза" и китайские "триады", сеть влияния которых давно уже стала глобальной.

Вот что пишет В.С. Овчинский: "По данным МВД России, "Общак" контролирует более 300 предприятий Дальнего Востока (причем наиболее прибыльных), в том числе 50 предприятий федерального значения. Под колпаком преступного сообщества – торговля автомобилями, морской промысел, торговля лесом, морские транспортные перевозки, розничная торговля бензином и, конечно же, такие нелегальные сферы, как проституция, кражи и угоны автотранспорта, вымогательство и т.д… По результатам прокурорской проверки, половина школ Комсомольска-на-Амуре находится под контролем "Общака"…

В половине городских школ помимо официальных директоров существуют и теневые – так называемые смотрящие. Это старшеклассники, ученики тех же школ, которые являются членами структур "Общака"… В начале 1990-х гг. при полном попустительстве и даже поддержке местных властей в окрестностях Комсомольска-на-Амуре [были организованы] лагеря по типу пионерских. Там подростки, как правило из трудных семей, проходили спортивную подготовку и обучались азам воровского дела… Члены "Общака" обложили данью одну из воинских частей пулеметно-артиллерийской дивизии, расквартированной в Приморье… Члены молодежного крыла "Общака" вели настоящую охоту на солдат и офицеров за пределами воинской части, избивали их и отбирали деньги, которые потом шли в бюджет "организации" (13).

То, что экономическое господство спекулятивного капитала позволило ему, наконец, заключить прочный союз с преступным миром, стало настоящей трагедией человечества. Союз париев "верха" и париев "дна" становится силой, с которой невозможно справиться традиционными правовыми методами. Этот союз соединил две мощные финансовые и организационные структуры – легальную и теневую, придав им новые степени свободы и маневра. В распоряжении верха большие административные и интеллектуальные ресурсы; у преступного низа есть мощные силовые средства, организованные вооруженные банды.

В ряде стран такой союз возникал на короткое время, и для его демонтажа от государства и общества требовались чрезвычайные усилия и жертвы. В России альянс торгово-финансового капитала (в том числе международного) с преступным миром возник в ходе Первой мировой войны, и ни царское, ни Временное правительство не смогли справиться с диктатом мафии и коррупцией. Кстати, программа большевиков позволяла избавиться от этой раковой опухоли, что не в последнюю очередь обеспечило им поддержку (эта историческая память питает нынешний антикоммунизм российского криминального капитала). В США альянс финансового капитала с мафией в 1920-1930-е гг. был умиротворен компромиссами, за которые приходится платить и сегодня. В России нынешнее возрождение союза капитала и мафии, усиленного глобальными связями, может сыграть фатальную роль.

И дело не только в попрании права, закона и морали. Этот союз "верха и низа" определенно дал "социальный заказ" на разрушение мировоззренческих основ нашей культуры во всех ее проявлениях – от эстрадной песни до навыков обыденного поведения. Факт, что телевидение уже двадцать лет явно работает на принижение общей культуры и нравственности, на внедрение в массовое сознание антигуманных и антирациональных установок. Деньги для оплаты этого заказа есть, значит, рынок его выполняет. Панарин пишет о той части культурной элиты, которая выполняет этот заказ: "Главная их цель – морально разрушить и обескуражить общество, лишить его способности нравственного суждения, перевернуть систему оценок. Судя по многим признакам, монетаристская "революция отщепенцев" является действительно мировой. Поскольку она смазывает все качественные различия, касающиеся происхождения денег, и, главное, смазывает различие между продуктивной и спекулятивной прибылью, между нормальной и теневой экономикой, то неминуемо влечет за собой целый шлейф криминальных монетаристских практик, включая такие сверхрентабельные, как торговля наркотиками, торговля живым товаром, торговля человеческими органами".

Что ждет на этой траектории развития обычного гражданина? Абсолютная незащищенность от любого бандита или даже мелкого преступника, от любого коррумпированного чиновника или милиционера. Сейчас хоть как-то ограничивать этот произвол или патологический садизм позволяет инерция общей советской культуры. Но эта инерция скачкообразно ослабевает с выходом на арену новых постсоветских поколений. Среднего человека в России, не нашедшего покровительства мафии или влиятельного чиновника, ждет ад кромешный, и страдания – на фоне полной утраты навыков самоорганизации и самозащиты – будут массовыми. На всей территории России может воцариться ситуация, которую пережили русские в дудаевской Чечне 1992-1994 гг.

При этом нет надежды на то, что культура и нравственность людей восстановятся в той степени, которая необходима для самоорганизации. Произошло "сжатие времени", возник новый тип эволюции всех систем, к которому люди просто не могут сами приспособиться. Культурные нормы и типы поведения изменяются через хаос – в ходе перманентной революции. Эти изменения непредсказуемы, они реализуются через цепные процессы, нелинейно.

Проблема и в том, что психологическая защита населения России рухнула моментально с ликвидацией "железного занавеса". Китай и Индия защищены национализмом – там успели "собрать" нации, а в СССР этот процесс был сорван "ренессансом космополитизма" еще в 1960-е гг. Гуманитарная элита фактически предала народ, перейдя в цивилизационной войне на сторону противника. Обществоведение тоже в основном заняло антисоветскую позицию, что оставило беззащитным сознание "мирного населения". В этих условиях ожидать быстрой самоорганизации не приходится.

Сейчас мы вслед за Западом втягиваемся в новую культурную эру – постмодерн. Он означает новые удары по нашему сознанию, к которым надо готовиться. Постмодерн вообще отменяет проблему истины, смешивает все нормы и правила. Недаром в докладе Римского клуба "Первая глобальная революция" (1991) сделан такой многозначительный вывод: "Болезни человечества являются отражением современной опасной тенденции к всеобщему помешательству" (14).
Но это не значит, что мы в рамках данной тенденции должны бежать быстрее всех. Беда в том, что в осознании опасностей такого рода мы очень сильно отстаем и от Запада, и от Востока. Там по-разному, но прагматически пришли к выводу, что мир за последние сто лет очень усложнился, а сознание людей стало менее устойчивым – сдают свои позиции и религия, и традиции, и мораль. В поисках методов стабилизации сознания Запад резко расширил научные исследования – сложности мира, законов сознания и подсознания. Восток мобилизует свои культурные ресурсы – философию, литературу, осваивает и западные научные подходы. Достойный изучения пример – быстрое создание в Китае крупномасштабной киноиндустрии, продукция которой с точки зрения технической и эстетической не уступает голливудской и вытесняет ее с национального рынка. А мы в нашем кризисе увязли, как в болоте. Не только не продвинулись вперед, но и растеряли те заделы, которые имели.
Режим, установившийся в России после поражения СССР в "холодной войне", стал исповедовать идеологию неолиберализма и глобализации в ее крайнем выражении.

Россия обладает большими природными богатствами, но в то же время слишком велика, чтобы ее можно было интегрировать в периферию Запада. Поэтому для ее разрушения и превращения в бесструктурную зону глобального "пространства" применяются особенно жесткие технологии, в том числе в сфере сознания.
Глобализация привела к взрывному развитию антисоциальной и антигуманной философии и морали, консолидировала ее носителей и выразителей. Это революция отщепенцев, ставшая возможной благодаря важным прорывам в технологии, такая революция регрессивна, это революция гуннов. Россия переживает не просто взрыв преступности, жестокости и бессмысленного насилия. Длительный кризис многих сделал черствыми, заставил спрятаться в индивидуальной скорлупе. В сознание молодежи уже почти двадцать лет внедряются идеи социал-дарвинизма, который всегда отвергался русской культурой: алчность, жестокость, культ тупой силы.

Оборотной стороной социал-дарвинизма стало внедрение в России системы потребностей, несовместимых с жизнью страны и народа. Последние 15 лет граждане России были объектом небывало мощной и форсированной пропаганды образа жизни западного общества потребления. Произошло "ускользание национальной почвы" из-под производства потребностей, и они стали формироваться в центрах мирового капитализма. По замечанию Маркса, такие общества можно "сравнить с идолопоклонником, чахнущим от болезней христианства" – западных источников дохода нет, западного образа жизни создать невозможно, а потребности западные.

Эта культурная мутация стала одной из причин глубокого кризиса. Кроме того, в российской элите под давлением ее западных наставников происходит интеллектуальный регресс, сдвиг от идей Просвещения к антирационализму. Доверие к самым абсурдным обещаниям, суеверные, антинаучные взгляды стали нормой общественной жизни. Произошла архаизация сознания образованных людей. Люди перестали различать главные категории, необходимые для принятия решений, почти разучились оценивать масштаб проблем. Такое состояние общества есть одна из главных угроз самому существованию России как целостной страны и культуры.
Конечно, сходные процессы наблюдаются и на Западе, там это уклончиво называют постмодернизмом. Но в России они приняли такие радикальные формы, что правильнее было бы говорить не о постмодерне, а о контрмодерне – регрессе к дологическому типу мышления. В России были созданы условия, несовместимые с воспроизводством жизни. Эти условия парализовали общество и блокировали его способность к сопротивлению планам глобализации.

Окончание следует.

ПЭС 8110/28.04.2008

Примечания
1. Дайзард У. Наступление информационного века / Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс, 1986.
2. Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс, 1986.
3. Турен А. От обмена к коммуникации: рождение программированного общества / Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс, 1986.
4. Кантен Ж.П. Мутация-2000. Там же.
5. Эллюль Ж. Другая революция. Там же.
6. Кинг А., Шнайдер Б. Первая глобальная революция. М.: Прогресс, 1991.
7. Рыклин М. Деконструкция и деструкция. Беседы с философами. М.: Логос, 2002.
8. Джордж Ф. После 1984. Перспективы лучшего мира / Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс, 1986.
9. Политический класс. 2006.a № 9.
10. Панарин А.С. Искушение глобализмом. М.: Эксмо, 2003.
11. Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем. / Сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова. Предисл. П.П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990.
12. Кургинян С.Е. О России будущего // Завтра. 2007. 14 ноября.
13. Овчинский В.С. Территория свободной охоты // Огонек. 2007. № 46.
14. Кинг А., Шнайдер Б. Первая глобальная революция. Доклад Римского клуба: Пер. с англ. М.: Прогресс, 1991.