Национальная безопасность — это безопасность человека

Утверждения, что терроризм возник вследствие противоречий между «золотым миллиардом» и остальной частью человечества, – это довольно наивная постановка вопроса

Марат Тажин
Национальная безопасность – это безопасностьчеловека
"Экономические стратегии – Центральная Азия", №1-2007, стр. 06-10

Для Республики Казахстан с каждым годом все более актуальными и весомыми становятся геополитические аспекты. Соседство с такими державами, как Россия и Китай обеспечивает уникальные условия развития экономики – за счет плотного взаимодействия в области торговых операций и наращивания потенциала транзитных схем активизируются интеграционные процессы. Однако гармоничное развитие страны возможно лишь при нейтрализации всевозможных факторов риска. О проблемах национальной безопасности, потенциальных внешних угрозах, комплексной доктрине, а также о ключевых характеристиках современного государства – как с глобальной, так и с практической точки зрения – в интервью министра иностранных дел Республики Казахстан Марата Мухамбет­казиевича Тажина главному редактору журнала "ЭС" Александру Агееву и генеральному директору "ИНЭС – Центральная Азия" Ануару Байшуакову.

Марат Мухамбетказиевич, Китай нередко рассматривают как потенциальную угрозу, а с другой – торговля с ним растет, расширяется присутствие китайских инвесторов в нефтяных компаниях. Что означает усиление Китая для будущего Казахстана?

Думаю, что в терминах "угроз" определять Китай нельзя по целому ряду причин. Анализируя эту проблему, мы должны изначально отрешиться от бытовых стереотипов, в том числе и от тех, что сложились в силу реальных исторических событий. Нельзя проецировать отношения глобальных игроков на двусторонние отношения одного из них с какой-либо страной мира.

Мы рассматриваем динамично развивающуюся китайскую экономику, китайское общество с точки зрения совокупности возможностей, которые открываются для развития экономики Казахстана. Это прежде всего развитие приграничной торговли. Бум производственной активности, который наблюдается в КНР, создание международных центров торговли действительно может способствовать динамичному росту нашего товарооборота.

Развитие Западного Китая, сопровождающееся повышением спроса на энергетические ресурсы, открывает новые возможности для диверсификации наших энергетических путей.

Хотел бы отметить, что публикации о доминировании китайских экономических интересов в Казахстане – это не более чем пробы пера наших аналитиков. Всегда есть определенные потолочные показатели присутствия того или иного зарубежного капитала в экономике страны. Вспомните классический пример: в 1970-1980-е годы значительно расширилось присутствие японских корпораций в американской экономике. И что из этого? В чем трагедия? Может быть, имела место японизация американского общества? Для нас взаимодействие с Китаем – это скорее веер возможностей, чем набор угроз.

Каково Ваше видение системы национальной безопасности? Может быть, сегодня для Казахстана важнее дефицит воды в близлежащих странах, чем, например, террористическая угроза?

Я посмотрел Ваш журнал: вы ранжируете показатели по 10-12 обобщенным агрегированным индексам, создаете формализованную картину, смело формулируете гипотезу и выходите на широкие исторические горизонты. В исследовательском плане это заманчивая перспектива, которая дает какой-то новый подход при построении практических систем. Факторные, кластерные модели, когда по некоторым признакам, по количественным взаимосвязям, по взаимной корреляции в поведении вычленяется некий агрегированный фактор, разрабатывались и у нас.

Это один подход. Другой – когда ранжирование осуществляется исходя из мнения экспертов. С научной, методологической точки зрения это тоже абсолютно корректно.
Но при построении практических систем сталкиваешься с проблемой другого рода. Любая модель национальной безопасности связана с экспертной оценкой. Я думаю, здесь надо иначе ставить вопрос. Современная литература в сфере безопасности в основном базируется на достаточно абстрактной модели. Между тем в основе модели безопасности лежит классическая триада – личность, общество, государство. Все концепции XX столетия базировались не на национальной, а на государственной безопасности, то есть безопасность понималась только как безопасность государства. Но что собой представляет государство в современных обществах? Полагаю, что было бы методологически правильно, говоря о национальной безопасности, исходить из интересов первого звена триады – человека. Что толку, если некое очень бедное государство будет иметь ядерное оружие? Разве это сделает жизнь его граждан более безопасной?

В моделях государственной безопасности, при всем разнообразии подходов к этой проблеме, во главу угла следует ставить именно общественную и индивидуальную безопасность. Авторы геополитических экзерсисов подчас забывают для чего, вернее, для кого, существует государство.

Очень важная установка! Из нее следует, однако, такой во­прос: в каких странах Центрально-Азиатского региона наиболее последовательно проводится политика либерализма?

Думаю, что в Казахстане, потому что для нас принципиальное значение имеет ответ на вопрос: что важнее, свобода экономического субъекта, даже крупного корпоративного экономического субъекта, или строгое исполнение государственной воли в сфере экономики? В стране создана институциональная среда, которая позволяет крупным экономическим акторам подчас выигрывать у государственных структур. Думаю, что это нормально. Если бы мы пошли по пути по­строения жесткой, ригидной системы государственной безопасности, нам не удалось бы создать такую экономическую среду. Ведь она всегда связана с некими вызовами и рисками, потенциальными угрозами для государственной системы.

А как Вы понимаете современное государство?

Есть точка зрения, согласно которой в глобальном сетевом обществе корпоративные акторы доминируют над национальными субъектами. Последние постепенно исчезают из мировой политики. Я не сторонник этой концепции, потому что под прикрытием таких разговоров идет жесткое лоббирование национально-государственных интересов. Артикуляция национальных государственных интересов через крупный корпоративный капитал – одна из моделей развития. Ее опробовали еще в 1970-1980-е годы корейскими чеболами. Есть и примеры из первого десятилетия XXI века. В частности, сегодня на арабском Востоке большинство нефтяных компаний – это государственные компании. Или норвежская "Стандарт Ойл".

Какова, на Ваш взгляд, природа современного терроризма? Можно ли прогнозировать усиление террористической угрозы в ближайшем будущем?

Убежден, что терроризм как явление не есть порождение XX века. Встречающиеся иногда утверждения, что терроризм возник вследствие противоречий между "золотым миллиардом" и остальной частью человечества, – это довольно наивная постановка вопроса.

На самом деле в каждый исторический период у терроризма были свои конкретные причины. Возьмите классический террор второй половины XIX века в России или террористов начала XX века, которые убили Столыпина. Еще примеры: партизанские войны в 1960-1970-е годы в Латинской Америке, от Бразилии и до Боливии, левые террористические группировки – те же "Красные бригады" – в Западной Европе в 1970-е годы, ситуация в Белфасте. При чем здесь "золотой миллиард"?

Как пошутил один историк, первым террористом был Брут. По­этому связывать терроризм только с XIX или XX веком нельзя. Другой вопрос, что терроризм как любое социальное явление несет на себе отпечаток эпохи. Технологические возможности современного терроризма несопоставимы с возможностями даже западноевропейского терроризма 1970-х годов. Хотя последний оказывал более сильное влияние на развитие политической ситуации, чем те теракты, что имели место в XXI веке.

Борьба с современным терроризмом – это длительный процесс. Да, сегодня он связан с некоторыми географическими ареалами, но есть еще "серая зона" терроризма, люди, которые готовят финансовые документы, осуществляют проводки, обеспечивают техническую сторону дела. Убежден, что сами террористические акты – только видимая часть огромной сетевой структуры. Это не какая-то мифическая империя, а присутствующие во всех основных артериях современного мира группы, мотивация поступков которых не имеет отношения к бедности или, напротив, богатству.

У витка терроризма, связанного с "Аль-Каидой", с Афганистаном, тоже абсолютно понятный исторический генезис. Вся страна, целое поколение непрерывно воюет. Десятки тысяч молодых людей привыкли все вопросы решать при помощи оружия. Их в своих политических интересах используют определенные группы. Думаю, что частично эта проблема будет решена, когда в Афганистане начнется восстановление мирной жизни. Мирный процесс в этой стране позитивно скажется и на Казахстане, и на России.

Между тем, что происходит на Ближнем Востоке, и тем, что происходит в Центральной Азии, нет прямой связи. Но во всем этом есть одна очень неприятная деталь – конфликты пытаются перевести на конфессиональный уровень. Сейчас слова "исламский терроризм" – это модная калька, но никто не говорил, допустим, в том же Белфасте про христианский терроризм. Сама по себе эта калька, привлекательная для обывателя, несет совершенно другой уровень рисков и угроз. Нужно четко разграничивать терроризм и политически окрашенный радикализм.

Как наблюдающийся поворот к социализму в Латинской Америке может повлиять на ситуацию здесь, в Евразии?

На первый взгляд перемены в Латинской Америке происходят под социал-демократическими лозунгами. Но, по-моему, не стоит делать поспешных выводов. Классический пример – легендарный Даниэль Ортега. Он снова пришел к власти в Никарагуа, но посмотрите, какая у него программа – она не социалистическая по существу.

В самоидентификации латино­американцев сегодня произошел мощный семантический сдвиг – они добились того, что не удалось Симону Боливару в XIX веке. И это не случайное явление. Несмотря на то что в странах Латинской Америки на протяжении 1970-1980-х годов господствовали самые разнообразные тоталитарные режимы, она сделала мощный модернизационный скачок. Там накоплена колоссальная ресурсная база, в том числе и финансовая. В связи с этим уровень самооценки национальных элит существенно вырос. Процесс изменения идентичности латиноамериканских элит проявился в новых политических построениях. Предвестниками этих перемен еще в XX веке были латиноамериканские писатели – Кортасар, Борхес, Амаду, Маркес, Неруда и другие, те, кто привнес в культурный дискурс понятие "магическая реальность". Мы по привычке во­с­принимали этот регион как некую периферию, третий мир, не отдавая себе отчета в том, что он еще 30-40 лет назад совершил интеллектуальный скачок, который предшествовал экономическому росту.
Трудно сказать, будет ли это иметь какие-либо последствия для Евразии.

Скажите, может ли Казахстан в ближайшие пять лет стать членом НАТО?

Однозначно нет.

Как Вы думаете, каковы перспективы интеграции на постсоветском пространстве? Возможно ли появление в ближайшие годы устойчивого интеграционного образования?

Очень сложный вопрос. В прошлом году президент Казахстана предложил ясную, простую программу, которая базируется на двух принципах, гарантирующих эффективность любого интеграционного образования. Это, во-первых, абсолютная прагматичность – выгода для всех сторон, и, во-вторых, консенсус.
В программе зафиксировано пять направлений. Первое – взаимодействие по транспортно-логистическим схемам. Практически все страны постсоветского пространства связаны единой системой железных и автомобильных дорог. Те, кто планировал эти дороги, мыслили стратегически. Нужно искать взаимоприемлемые решения, которые позволят использовать эту транспортную инфраструктуру с учетом национальных интересов каждого государства. Глубоко убежден, что рано или поздно это произойдет независимо от того, возникнет на территории бывшего СССР интеграционное образование или нет. Сейчас важно стратегически наметить маршруты этих коридоров, отринув всякого рода амбиции и геополитические прожекты.

Второе – блок вопросов, связанных с миграцией. Сегодня на евразийском пространстве перемещаются огромные миграционные потоки. Это провоцирует этническое напряжение, человеческие трагедии. Причина в неурегулированности законодательной базы. Казахстан сейчас тоже является объектом притяжения для граждан многих стран. У нас тысячи иностранных рабочих, которые приезжают и на временной, и на постоянной основе, являясь источником пополнения бюджета для своих стран. Миграционные отношения в рамках СНГ необходимо отрегулировать.

Третье – проблемы гуманитарного, научного и культурного сотрудничества, от нострификации дипломов и до единых образовательных стандартов. Ведь, что греха таить, при всей тяге к новым моделям образования мы должны отдавать себе отчет в том, что учебно-методическая инфраструктура на евразийском пространстве воспроизводится в соответствии со старыми инерционными стереотипами. Сломать их можно, но быстро создать что-то другое – нельзя. В этом смысле между Казахстаном и Россией установилось полное понимание. Только в МГУ обучается около 500 наших студентов.

Четвертое – вопрос о трансграничной преступности, успешно адаптировавшейся к новой реальности. Это прежде всего наркотрафик, с которым очень сложно бороться.
Пятое – экологические проблемы. Реки, горы и моря не признают географических границ, установленных людьми, они живут в своем собственном ритме своей собственной жизнью, Богом данной. Возьмем тот же птичий грипп: стая перелетных птиц перелетела из Таджикистана куда-нибудь на Кавказ и занесла инфекцию. Раньше была единая эпидемиологическая служба. Сейчас ничего подобного нет и во многих странах и регионах проблема борьбы с инфекциями стоит очень остро.
Никто не возражает против того, что нам надо сотрудничать по этим направлениям. Так давайте работать! И вот начинается процесс согласования, который длится… и длится… и длится. Поэтому мы думаем, что будущее СНГ все-таки лежит в рамках реализации такого рода мягких программ, которые соответствуют двум критериям – абсолютному консенсусу и абсолютному прагматизму.

Что касается создания устойчивого интеграционного образования, к сожалению, этот вопрос вне пределов наших возможностей. Президент Казахстана неоднократно предлагал разные форматы интеграционных образований. И дело не в том, что это очень нужно Казахстану – стране, как и Россия, экономически самодостаточной. Грех не использовать хозяйственную инфраструктуру, которая готова к интеграции. На политическом уровне все хорошо, но как только дело доходит до конкретных экономических вопросов, все упирается в институциональные различия. Чтобы сложилась объективная основа для интеграции, нужен период институционального развития всех стран, входящих в это потенциальное образование.