Культурный слой
Вступительное слово главного редактора.
Александр Агеев
Культурный слой
"Экономические стратегии", №08-2006, стр. 07
«Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы!» — обличая коринфян, наставлял апостол Павел. А если не находилось хотя бы одного праведника, то всемогущий гнев обрушивался на такие сообщества, как то случилось, к примеру, с Содомом и Гоморрой…
Есть во всяком жизненном процессе свой критический уровень свойств, который позволяет сохранять его лицо, уникальную или типологическую идентичность. Будь это
воздух — он при известном соотношении азота и кислорода поддерживает жизнь, при существенных нарушениях этой пропорции — либо становится лекарством, либо
оборачивается удушьем. Будь это ряска в пруду — в незначительной распространенности она не лишает водоем свойства зеркально отражать облака, а чуть разрастаясь, может молниеносно все это трансформировать в многообещающее болотце. Будь это коллектив фирмы — колебания пунктуальности прихода на работу могут отражать
человеколюбивость руководства, понимающего человеческие заботы сотрудников, но при массовом пренебрежении дисциплиной налицо — патология организационной динамики и т.д., и т.п.
Впрочем, ничего нового здесь нет — во всем нужна мера, паретовские 20 и 80% работают чуть ли не всех популяциях, и время всему свое… Удивляет, конечно, Россия. Казалось бы — весь прошлый век волнами эмиграций, кровью революций и «великих переломов», нескончаемыми отечественными и тайными войнами, демографическим крестом смертности / рождаемости, словом, аналоги такого пресса на выживаемость народонаселения если и найдутся в веке минувшем, то отнюдь не многие — всем этим вымывало, размывало, разрушало ее потенциал — природный и человеческий, а как посчитают ее даже сохранившееся, не говоря о потенциальном, национальное богатство — и ясно всем: еще не вечер!
Не в том дело, что умиляться надо нам, таким живучим. С этим-то отношением все ясно, и «пессимизм ума» может нейтрализовать только «оптимизм воли».
В конце концов, в глубочайших кодах российского сознания, вне сомнения, нет наивной надежды обрести окончательное счастье в этой жизни. Надежду, пусть часто и безотчетную, пусть рационально необъяснимую, и, пожалуй, жажду чистой совести, гармонии, высшего человеческого счастья как оно понималось, скажем, Пушкиным, Тютчевым или Достоевским, преломившими, помимо прочего, свет вечных заветов, — это мы найдем в наших архетипических глубинах. Причем вне зависимости от места
работы и проживания — в высоких кабинетах или дальней колонии.
Эту силу — называть ли ее силой народного духа, счастливым стечением обстоятельств (везением), покровительством ли свыше — и хранит культурный слой России.
В сказках, в исчезающих на долгие времена, но почему-то не сгорающих рукописях, в преданиях, чуть истлевших дагерротипных фото или археологических находках, в правилах жизни, редко вывешиваемых в рамочки, но удерживающих нас от неправильного, безответственного, позорного, недостойного в любые времена либо неумолимо наказывающих за неведение, ошибки и забвение важного, — во всем этом аура силы России.
В каждом, кто достойно преуспел в бизнесе, науке, искусстве, политике, мы ощущаем эту силу — духовную, культурную силу России.
Впрочем, есть метод избежать личного развращения худыми сообществами. О нем напомнил совсем недавно старец Серафим (Романцев): «Не требуй от других совершенства, не ищи правды у них. Требуй только от себя и поймешь, как всем трудно».