Революции в Церкви нет, не было и никогда не будет

Номер 5-6. Отражение варварства

«Если искать аналогии нашему сегодняшнему состоянию, то на нынешнем этапе исторического развития, подобно ветхозаветному Моисею и его народу, мы совершаем свое странствование по пустыне. Старшее и среднее поколения не дойдут до земли обетованной…»

Митрополит Минский и Слуцкий ФИЛАРЕТ, Патриарший Экзарх всея Беларуси
Революции в Церкви нет, не было и никогда не будет

“Экономические стратегии”, №5-6-2004, стр. 08-14

Ваше Высокопреосвященство, каковы сегодня взаимоотношения государства, общества и Православной Церкви, в частности Белорусской Православной Церкви и белорусского государства? Каковы основные направления этого взаимодействия?

Прежде чем говорить о сегодняшнем дне, мне бы хотелось коротко обратиться к истории. Белоруссия, в которой Господь благословил мне совершать архиерейское служение уже более четверти века, имеет особую историческую миссию в судьбах восточнославянских народов. В течение, пожалуй, всей своей государственной и христианской истории эта земля была и остается стратегическим пограничьем между Востоком и Западом. Извечное соперничество России и Польши, которое началось с тех пор, как Великое княжество Литовское вошло в состав Речи Посполитой, имело большое значение при формировании многих особенностей психологии белорусского народа, или литвинов, как называли жителей Белой Руси в Великокняжеский период их истории.

Главный результат многовековых испытаний национального образа мыслей и образа жизни белорусов заключается, на мой взгляд, в том, что за свою многотрудную историю этот народ так и не стал обитателем ни “kresоw wschodnich”, или восточных окраин Польши, ни населением Северо-западного края Российской империи. Как бы их ни воспринимали восточные и западные соседи, белорусы оставались самими собой – самобытным, трудолюбивым, искренне гостеприимным, очень миролюбивым, неторопливым, щедрым, добрым, по-житейски довольно-таки своеобразным народом, который во всякой ситуации остается “себе на уме”.

Казалось бы, перечисленные мною национальные качества рисуют образ народа столь тихого и спокойного, что завоевать и покорить его ничего не стоит. “Пройдем Белую Русь, – предполагали многочисленные агрессоры, – и начнем воевать с Русью Великой…” Кстати, руководство Третьего рейха исходило именно из таких соображений, выстраивая планы вторжения в нашу страну.

Все мы знаем, каким глубоким всегда оказывалось это заблуждение. Ведь белорусы научились не только жить и выживать в условиях периодических вражеских нашествий, но и воевать, оставаясь цитаделью сопротивления во всех военных конфликтах между западноевропейской и восточнославянской цивилизациями. Шведские, французские, немецкие нашествия на Русь в течение веков буквально опустошали белорусские земли, лежащие на их пути. Но все восстанавливалось, и народ продолжал жить на земле своих отцов. Такая воистину огненная судьба заслуживает глубокого уважения и восхищения той огромной жизненной силой, которой обладает народ Белой Руси.

Мы беседуем с Вами вскоре после празднования 60-летия освобождения Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков, и мне хотелось бы подчеркнуть, что совсем не случайно именно эта дата – 3 июля – стала Днем независимости современной Республики Беларусь. Освобождение в 1944 году после самой трагической и кровавой оккупации за всю белорусскую историю стало символом исторической свободы многострадального народа.

Церковная история Белоруссии также претерпевала огненные испытания: и когда православное большинство оказалось под гнетом унии, и когда происходило насильственное “ополячивание” белорусов и разрушение православных храмов в 30-х годах прошлого века, и когда Советскую Белоруссию власти намеревались превратить в первую атеистическую республику СССР. Но эти усилия не принесли ожидаемого результата. Белоруссия была и остается исторически православной страной, хотя многое в сознании ее сегодняшнего населения искажено страданием, трагедиями и насилием, которыми было столь богато ХХ столетие.

И Церковь, и государство сознают, что ныне Белоруссия переживает трудное, но благословенное время строительства и развития. Когда в 1978 году я принимал в управление Минско-Белорусскую епархию, на всей территории Республики насчитывалось всего лишь 365 православных приходов и один действующий Свято-Успенский монастырь в Жировичах Гродненской области. Сегодня в десяти епархиях Белорусской Православной Церкви уже около 1300 приходов, 25 монастырей, 7 учебных заведений, среди которых вновь учрежденная Минская духовная академия и возобновленная семинария.

Следует отметить, что религиозная часть белорусского общества на 80% состоит из православных. В результате долгих и упорных усилий, предпринимавшихся основными религиозными конфессиями и прежде всего Белорусской Православной Церковью для борьбы с распространением сект, в законодательстве республики было сформулировано понятие “традиционных” для Белоруссии религий, к которым отнесены православие, католицизм, лютеранство, иудаизм и ислам в их естественных, исторически сложившихся на нашей земле пропорциях. С тех пор как уния к середине XIX века изжила себя, а в конце 1930-х годов Белоруссия обрела современные границы, сколько-нибудь существенных межконфессиональных конфликтов на ее территории не было. Думаю, что во многом это объясняется тем, что почва для межнациональной и межрелигиозной розни в республике отсутствует.

Что касается взаимодействия Церкви и государства, то оно осуществляется в тех сферах жизни общества, которые представляют области нашей общей ответственности. Начиная с 1989 года, когда был образован Белорусский Экзархат Русской Православной Церкви и на территории Белоруссии началось возрождение десяти исторических епископских кафедр, православные архиереи, клирики и миряне, приходы, братства и сестричества, церковные общества и организации постепенно восстанавливали традиционные для Церкви формы ее социального служения. Наконец, в 2003 году государство и Церковь пришли к необходимости заключения Соглашения о сотрудничестве, которое многие назвали конкордатом.

В июне 2003 года премьер-министр республиканского правительства и Патриарший Экзарх подписали рамочный документ – Соглашение о сотрудничестве между Республикой Беларусь и Белорусской Православной Церковью. В течение последующего года были разработаны конкретные программы взаимодействия Церкви с министерствами образования, культуры, труда и социальной защиты, внутренних дел, вооруженных сил, здравоохранения, информации, чрезвычайных ситуаций, природных ресурсов, спорта, с Национальной академией наук, комитетом по исполнению наказаний МВД, пограничными войсками.

Как видите, в одном лишь этом перечислении определены основные направления церковно-государственного взаимодействия. Работы сделано много, и предстоит еще немало. Ведь если искать аналогии нашему сегодняшнему состоянию, то на нынешнем этапе исторического развития, подобно ветхозаветному Моисею и его народу, мы совершаем свое странствование по пустыне. Старшее и среднее поколения не дойдут до земли обетованной… Но наш долг – привести к этой цели поколение, рожденное свободным, а самим умереть в пути с достоинством, которое дает нам осознание исполненного пред Богом и людьми долга.

В последние годы постепенно и последовательно идет процесс религиозного возрождения, возвращения духовно-нравственных традиций в разные сферы жизни. Сохранится ли эта тенденция и в дальнейшем? Можно ли говорить о постепенном обращении общества к Церкви?

Мне приходится неоднократно повторять в самых разных аудиториях, что белорусское общество и Белорусская Православная Церковь не могут рассматриваться как нечто автономное по отношению друг к другу. Впрочем, сама жизнь преодолевает подобный подход. Так, когда Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II посещает белорусские епархии (а таких апостольских путешествий с 1990 года было уже пять), то эти визиты всегда организуются белорусской стороной на высшем государственном уровне. О том, как встречает Предстоятеля Матери-Церкви белорусский народ, Его Святейшество говорит с неизменной любовью и глубокой благодарностью.

Не слишком доверяя результатам социологических опросов, я все-таки думаю, что для Священноначалия нашей Церкви и для каждого ее пастыря важно сознавать следующий результат исследований социологов: по степени доверия населения республики, в том числе и тех граждан, которые не считают себя верующими, Православная Церковь занимает первое место в числе основных движущих сил современного белорусского общества. Думаю, что и в этом находит свое отражение одна из особенностей национальной психологии: Церковь внепартийна, а белорусы уже давно научились не обольщаться каким бы то ни было партийным брожением.

Не скрою, мы далеки от того состояния, когда христианские ценности, безусловно рассматриваются всем обществом как свод правил для построения жизни. Вовсе нет: с одной стороны, в старшем и среднем поколениях еще очень живуча психология советского периода, с другой – весь букет современных искушений не обходит стороной наиболее податливую часть общества.

Если сегодня никто открыто не выступает против Церкви, то это не означает, что Церковь не испытывает неприязненного или настороженного отношения к себе и своей миссии. И в центре, и в регионах проявляются порой абсолютно разные реакции и на строительство храмов, и на миссионерскую активность наших приходов, братств и сестричеств, и на позицию Церкви в вопросах образования и просвещения. Впрочем, все это – естественные трудности роста. Они отнимают массу времени и сил, но они объективно неизбежны.

С другой стороны, мы не можем не видеть, с каким энтузиазмом все белорусское общество восприняло возрождение Спасо-Евфросиниевского женского монастыря в Полоцке, восстановление и развитие Свято-Успенской обители в Жировичах, строительство Дома милосердия в Минске и целого ряда других церковных комплексов в разных городах и весях страны. Воистину всенародным было торжество в связи с воссозданием Креста преподобной матери нашей Евфросинии, игуменьи Полоцкой.

Какие угрозы и проблемы стоят сегодня перед Православной Церковью? Какие тенденции во внутрицерковной жизни наиболее тревожны?

Мне кажется неверной такая формулировка. За Церковь я спокоен, ибо ее Глава и Основатель – Господь наш Иисус Христос – твердо сказал: “Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее” (Мф. 16:18). Но меня беспокоит состояние умов и сердец людей в церковном лоне.

В Православную Церковь пришло новое поколение христиан, которое включает в себя верующих и юного, и среднего, и старшего возрастов. Иным стал состав священнослужителей, прихожан, церковных активистов. Освободившись от уз, Церковь глубоко вздохнула, но вместе со свежим воздухом в ее легкие вошли и некоторые миазмы современного общества. Это если говорить образно… На практике люди пришли в храм со многими личными комплексами, которые впитаны ими за атеистические десятилетия, за период бездуховности в ее религиозном смысле, за годы перестроечно-реформенной суеты.

В последовании церковного Таинства исповеди священник произносит над человеком, пришедшим для покаяния, слова: “…Пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отыдеши”. Церковь – это врачебница, то есть больница для тех, кто чувствует, что их души больны грехами. Когда же больной, которому следовало бы с помощью церковных Таинств заниматься врачеванием своей души, исследованием своих болезней с целью исцеления, начинает вместо этого поучать всех, кто встречается на его пути, требует пересмотра лечащего состава и вообще предлагает перестроить врачебницу согласно его собственным представлениям, это уже серьезное клиническое проявление глубинного недуга.

Всевозможные церковные брожения, которые стали возникать в нашей среде, – это проявления индивидуальных, нецерковных качеств части клира и паствы и их личных комплексов под прикрытием “ревности о вере”, “заботы о чистоте Православия”, “охранения веры отцов от модернизма” и т. д.. Не имея ни глубоких знаний в области истории Церкви и богословия, ни систематического религиозного образования, ни достаточного духовного опыта, вчерашние общественники и общественницы, едва освоившись в новой для себя среде, пытаются учить Церковь, как ей жить.

Разумеется, здесь сразу же уместно вспомнить совет апостола Павла, данный им еще на заре христианства в первом Послании к Тимофею: “Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии” (1 Тим. 4:7). Но сколько же вреда наносится этими новоявленными лжеучителями тем, кто действительно переступает порог храма в поисках Бога, ради встречи с Творцом, для исцеления души! Эту опасность нельзя недооценивать, потому что она может исказить черты радостного, пасхального, жизнеутверждающего Православия в глазах людей, которые лишь начинают присматриваться к нему.

Говоря о тревогах, Вы, вероятно, имели в виду усиленные попытки внести элементы раскола в Русскую Православную Церковь. Действительно, некоторые члены Церкви отпадают от нее, будучи жертвами антицерковной пропаганды, или становятся проводниками смут в некоторых приходах и монастырях. Но здесь мне вспоминаются слова одного почтенного белорусского протоиерея, который всю свою жизнь служит в небольшом сельском приходе. Ему уже восемьдесят один год, и однажды, вспоминая, как в былые времена у него требовали отречения от сана, грозили всякими преследованиями и ставили в пример некоторых отказников, он сказал: “Жаль, что они отпали… Но я рад, что в результате Святая Церковь стала крепче и сильнее, потому что так Господь очистил ее от шелухи и ржавчины”.

Российские политики все чаще говорят о Боге и вере. На выборах президента России религиозный фактор был, несомненно, также задействован. Вы не видите в этом большой беды? Каково Ваше отношение к участию Церкви в большой политике?

Проблема меры вовлечения Церкви в бурные процессы житейского моря остается для нее весьма важной. Как известно, на самом высоком церковном уровне установлены строгие правила для всей церковной полноты: быть вне политики и не вовлекаться в политические дебаты, баталии и предвыборные кампании. Это особенно актуально в России, где уже давно замечено, что трое русских интеллигентов, собравшись вместе, сразу норовят организовать пять партий.

Верующий христианин или священнослужитель может иметь свои личные политические симпатии и привязанности, но проявлять их от лица Церкви никто не вправе: для этого есть общеизвестные конституционные гражданские права. К сожалению, это не всегда поддается регулированию, и тогда на коммунистических митингах можно увидеть православные хоругви, а на собраниях националистического толка – бородачей, ряженых “под православного”.
Такой “политический зуд” у части церковной общественности может быть вызван банальным пережитком недавнего прошлого. Всем, кто обращается к Церкви, должно быть предельно ясно: революции в ней нет, не было и никогда не будет. На революционный синдром она смотрит как на тяжкий душевный и духовный недуг.

Что касается личной религиозности высшего руководства страны, членов правительства, политиков и бизнесменов, то какую же беду здесь можно увидеть? Во-первых, вера человека в Бога – дело глубоко личное, и степень искренности личной веры может определить лишь Господь Бог. Во-вторых, разве это удивительно, что в стране православного большинства высшее руководство принадлежит именно к этому большинству? В-третьих, наивно полагать, что кому-то удалось бы “разыграть религиозную карту” и притвориться православным, католиком, иудаистом или мусульманином только ради какой-нибудь предвыборной кампании. Верующий народ любого вероисповедания очень точно и скоро распознает, где ему пытаются предъявить псевдорелигиозную фальшь, а где человек проявляет искреннюю веру. Кроме того, пустые пересуды о вере и дела подлинной веры очень хорошо различимы. Как сказано в Евангелии, “по плодам их узнаете их” (Мф. 7:16).

Что Вы понимаете под диалогом религий? Какова роль Церкви в межрелигиозном диалоге? Могут ли те, кто верует и живет иначе, чем другие, сосуществовать вместе, не вступая в конфронтацию? Могут ли связи, соединяющие нас с Богом, примирить нас друг с другом и не противопоставлять одного другому?

“Диалог религий” – это несовершенный термин. Здесь, на мой взгляд, пропущено слово “представителей” или “деятелей” или какое-то иное понятие из данного семантического ряда. Диалог могут вести религиозные лидеры разного уровня, богословы, рядовые верующие. Исходя из своего религиозно-богословского опыта, беседовать и дискутировать они могут о чем угодно: от эсхатологических тенденций современного интеграционного движения до проблем личной и общественной жизни. Но целью этих дискуссий никогда не становятся основные вероучительные положения христианских, мусульманских, иудаистских, буддистских, синтоистских и иных религиозных систем.

Сегодня в контексте устроения “открытого общества” и в рамках общих глобализационых процессов “диалог религий” понимается именно как попытка “расширить рамки духовного опыта” одной религии за счет усвоения положений другой. А это уже грозит опасностью возникновения прозелитизма, то есть обращения верующих одной религии в другую. Цели здесь понятны: с одной стороны, это размывание исторической религиозности народов до их полной духовной анемии, с другой – радикальная замена традиционной религиозной системы на новую религию.

Для централизованного участия традиционных религий в обсуждении и устранении проблем, которые касаются каждой из них в отдельности и всех вероисповеданий в их совокупности, в России создан и активно работает Межрелигиозный совет. В Белоруссии действует “круглый стол” по межцерковной помощи. Уверен, что такие и подобные им институты как раз и выполняют повседневную работу в рамках межцерковного и межрелигиозного диалога, занимаясь разрешением практических вопросов.

Одним из важнейших направлений Вашей деятельности является диалог со светской наукой, например с Институтом философии Российской академии наук. В чем Вы видите задачи этого сотрудничества? Как сложно проходят обсуждения, ведь язык философов и язык богословов очень разнятся?

Мне бы хотелось обозначить вехи нашего сотрудничества с Институтом философии РАН, из которого можно сделать вывод о диалоге Церкви и светской науки в целом. Сотрудничество богословов и философов особенно активизировалось в 2001 году. К этому времени Синодальная Богословская комиссия вместе с Институтом философии Российской академии наук уже провела семинар “Богословие и философия”.

В январе 2001 года в рамках IX Рождественских образовательных чтений в Москве состоялась наша совместная конференция “Богословие и философия: аспекты диалога”. В июне 2001 года совместно с Международным обществом христианских философов была проведена международная богословско-философская конференция “Пресвятая Троица”, на которой многие церковные и светские ученые буквально открыли друг друга. Размышляя о Триипостасном Боге, мы понимали, что переживаем время возрождения настоящего, искреннего союза философии и богословия. Этот союз заключается ради того, чтобы человек вспомнил, что он пребывает носителем образа и подобия Божия, венцом творения Господня. Именно поэтому в центре нашего общего внимания оказался человек во всей сложности его личностных свойств и качеств. В октябре того же года в Институте философии прошел очередной семинар на тему: “Философская и религиозная антропология в современной дискуссии”. А уже в ноябре в Свято-Даниловом монастыре была проведена богословская конференция Русской Православной Церкви “Учение Церкви о человеке”.

Возвращаясь к Вашему вопросу о направлении взаимодействия церковных и светских наук, нельзя не сказать, что именно сейчас богословие и философия в своем взаимодействии могут и обязаны найти ответы на многие вопросы жизни как частной личности, так и человеческого рода в целом. Ведь в последнее время любимый, но прежде абстрактный вопрос российской интеллигенции “быть или не быть?” встает уже в качестве глобальной антропологической проблемы, вытесняя на задний план даже такие наши традиционные риторические недоумения, как “что делать?” и “кто виноват?”. Об этом я говорил в мае 2003 года на конференции “Наука и богословие: антропологическая перспектива”, проведенной Библейско-богословским институтом имени святого апостола Андрея, руководство и профессорско-преподавательская корпорация которого также постоянно участвуют в диалоге богословов и философов.

В целом работа Богословской комиссии привела нас к необходимости обратиться к той теме, которая широко обсуждалась в ноябре 2003 года на Международной богословской конференции “Православное учение о Церкви”. Едва ли можно усомниться в том, сколь важной является эта тема в современных условиях церковного бытия.

Как и при каких условиях Православная Церковь благословляет предпринимательский труд? Какие духовные усилия необходимо приложить, чтобы, занимаясь бизнесом, жить по-православному?

Об этом очень обстоятельно говорится в документе, принятом на состоявшемся в феврале сего года VIII Всемирном Русском Народном Соборе. Я имею в виду Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании. Подробно на эту тему говорил в своем интервью Вашему журналу Владыка Кирилл, митрополит Смоленский и Калининградский, Председатель отдела внешних связей Московского Патриархата. Поэтому позвольте мне не пересказывать основных положений того, что уже известно, а остановиться на одном из богословских аспектов жизни и предпринимательства по-православному.

Вы обращали внимание на то, что такие слова, как “богатый” и “убогий” имеют общий корень? А ведь в этом заложен большой смысл. Богатым человек становится в результате успешного предпринимательства, которое в свою очередь только тогда может быть прочным и честным, когда оно Богом благословлено. Богатство требует чрезвычайно высокой ответственности, и поэтому оно является жизненным крестом, тяжким испытанием: тяжким настолько, что Вы и сами можете определить это, если вспомните, сколько жизней разрушается, сколько людей “гибнет за металл”, когда они не понимают или не признают своей ответственности перед Богом за обретенное ими богатство. В русском языке термин “богатство” выражается также понятием “состояние”. Причем Церковь рассматривает “состояние” не только в материальном, но также в душевном и в духовном плане как всеобъемлющую характеристику личности. Поэтому подлинный объем, настоящее качество и непреходящая ценность состояния предпринимателя, будь он представителем малого бизнеса, финансистом или нефтепромышленником, зависит от того, насколько он, по евангельскому выражению, “в Бога богатеет” (Лк. 12:21).

Убогий же испытывается материальной бедностью, чреватой многими бедами. Но в своей житейской тесноте он призван оставаться достойным человеком пред Богом и людьми. Убогий – у Бога на особом счету, он – катализатор нравственного чувства окружающих, живой призыв к милосердию, взаимопомощи, состраданию. Нематериальным богатством убогого должна быть чистота его жизни: в этом тяжесть креста бедности.

По сути, в духовно сбалансированном обществе богатый и убогий состоят во взаимных обязательствах друг перед другом и призваны помогать друг другу жить в согласии с совестью, с обществом и с Богом. И к тем и к другим в равной степени обращены слова Господа Иисуса Христа: “Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство небесное” (Мф. 5:3). А блаженная духовная нищета есть не что иное, как жажда богообщения, стремление встретить, узнать, услышать Господа и последовать за Ним.

В заключение позвольте мне именно этого пожелать издателям и читателям Вашего журнала.

 

Следить за новостями ИНЭС: