Возрождение науки – вопрос политической воли

Академик-секретарь Отделения энергетики, машиностроения, механики и процессов управления доказывает, что возрождение науки не требует больших денег: страны-лидеры мирового промышленного производства выделяют на науку порядка 2% от ВВП и выше, а у нас этот показатель равен 0,3 – 0,4% от ВВП. «Это не те деньги, которые заставят голодать людей. Но ситуация не меняется в лучшую сторону. Россия может попасть в разряд третьестепенных стран, о чем так мечтают наши конкуренты».

Владимир Фортов
Возрождение науки – вопрос политической воли
"Экономические стратегии", №6, стр. 40-43.

Владимир Евгеньевич Фортов – один из тех ученых, которые из мира чистой науки переходили на государственную службу, где сохраняли преданность ее же, науки, интересам, а затем снова возвращались в научную лабораторию. Академик РАН по Отделению физико-технических проблем, в 1996-1998 годах он являлся вице-премьером правительства РФ, затем министром науки и технологий, до этого несколько лет возглавлял Российский фонд фундаментальных исследований. Тогда, в середине 1990-х, он заслужил уважение научного сообщества, доказав, что даже в безнадежной ситуации умеет "биться за деньги" для науки. Сегодня, похоже, оружие складывать рано. Об этом и состоялась беседа академика-секретаря Отделения энергетики, машиностроения, механики и процессов управления РАН Владимира Фортова с главным редактором журнала "Экономические стратегии" Александром Агеевым.

Я хотел бы поздравить Вас с избранием в Королевскую инженерную академию Великобритании и задать первый вопрос: какие достижения российской науки имеют мировое значение?
Мировую науку без российской представить невозможно. Это все равно, что мировой балет без российской школы. Очень многие вещи мы сделали первыми и без всякой помощи извне. Атомная, ракетная, авиационные индустрии – наиболее показательные примеры. С другой стороны, вызывает опасения перспектива, с которой мы сталкиваемся. Сегодня много говорят о величии России, о невозможности этого величия без науки. На словах все правильно, а на деле проблема забалтывается.
В нашем обществе наука, техника и инженерное дело занимают уже далеко не первое место, и это внушает серьезные опасения. Без срочных энергичных действий мы просто потеряем все, что имеем, и хуже того – уже не сможем эту потерю восстановить. Политика, которая сейчас проводится в США, а также во многих индустриальных странах нацелена на обеспечение лидерства. В науке – как в спорте: первым можно стать, используя комбинацию взаимодополняющих средств. С одной стороны, нужна хорошая подготовка собственной команды, а с другой – не избежать жесткой конкурентной борьбы. Мы все чаще сталкиваемся с ситуацией, когда наши разработки не внедряются не только потому, что они недостаточно привлекательны, а вследствие демпинговых мер, которые, например, препятствуют участию наших ученых и специалистов в научно-технических конференциях. В частности, за последнее время под надуманным предлогом борьбы с терроризмом многим выдающимся российским ученым отказали во въездных визах в США, в результате чего они не смогли принять участие в важных научных форумах. Соперники отстаивают свои интересы всеми способами. Меня это беспокоит. Но главное в другом – наше собственное государство не уделяет достаточно внимания развитию научно-технической сферы.

А что, собственно, государство может сделать сейчас, чтобы улучшить ситуацию, и хочет ли оно этого?
Давайте поговорим о цифрах. Все страны делятся на лидеров мирового промышленного производства и аутсайдеров. Лидеры – это те, кто выделяет на науку и технику не меньше 2% от ВВП и выше.
У нас этот показатель составляет 0,3%-0,4% от ВВП, по этому критерию мы – аутсайдеры. Сегодня российская наука в целом прилично выглядит потому, что в свое время было немало вложено в ее развитие.
Приведенные цифры свидетельствуют: возрождение науки не требует больших денег. Здесь важна политическая воля. Один процент – это не те деньги, которые могут как-то изменить наше экономическое будущее или заставить голодать людей. У меня сегодня такое ощущение, что не только государство прохладно относится к науке, но нет движения и со стороны самого научно-технического сообщества. Оно не борется за свои интересы, его представители не ставят перед правительством острых вопросов.

Может быть, за 15 лет они устали ставить острые вопросы?
Это нужно делать постоянно. Такова специфика существования научно-технического комплекса в условиях рынка. При социализме ученые или ученым формулировали задачи, а проблемы материального обеспечения решались за них государством. Сегодня, мне кажется, ученые не смогли найти общего языка с властью. В результате директора институтов и специалисты работают в очень тяжелых условиях, совершают невозможное, спасая и сохраняя науку, но так не может долго продолжаться. Сегодня научно-техническому сообществу не хватает пассионарности, оно не отстаивает свои права, а бизнес-элита примитивно ориентируется на западные технологии. Я могу привести немало примеров того, как отечественные технологии, которые могли бы использоваться в нефтяной, газовой промышленности, в авиации, отвергаются. Вместо них покупаются зарубежные технологии, которые зачастую хуже и дороже, чем наши.

На какой срок хватит этого инерционного ресурса?
Наверное, еще лет на 5-10, а потом начнется экспоненциальное падение. Самое главное – люди. Проблема "утечки мозгов" не нова, как никогда актуальна. Нехватка научных кадров в России в будущем спровоцирует возникновение ситуации, похожей на ту, что сложилась сейчас в Китае. Зарплата китайского профессора оценивается приблизительно в 1000 долларов в месяц, но отсутствие научных школ и подготовленных кадров приводит к тому, что наука развивается очень медленно. Нам в России надо беречь людей науки, создать им нормальные условия, чтобы они могли работать, а не прозябать. Сегодня молодой человек, который идет в науку, не только не имеет возможности купить квартиру, создать семью, но вынужден подрабатывать. Наука – это отрасль, требующая полной, абсолютной отдачи, самоотверженной работы по 18 часов в сутки в течение нескольких десятков лет. Ученый не может "шабашить" на стороне.

Был ли в российской истории период, когда наука находилась в подобном положении или это беспрецедентная ситуация?
Думаю, беспрецедентная. Парадокс, но в наших российских традициях – поддерживать науку и образование именно тогда, когда государству очень тяжело. Например, возьмите колыбель нашей физики – Ленинградский физико-технический институт, возглавляемый сейчас нашим выдающимся соотечественником лауреатом Нобелевской премии академиком Жоресом Алферовым. ЛФТИ был создан в 1918 году, когда белая армия стояла под Тулой, тем не менее правительство проявило волю и политическую дальновидность, создав именно в это время физический институт, так много сделавший для нашей родины в дальнейшем. В непростые 1930-е годы также было открыто много научных и высших учебных заведений (МАИ, МЭИ, МИИТ и т. д.). Петр Первый создавал науку с нуля во времена тяжелейших северных войн: пригласил ведущих ученых, открыл академию и университет. Возьмите военные годы. Ведь тогда затраты на научные исследования были увеличены на 20% при падении ВВП на 38% или 36%, были отозваны с фронта многие ученые.
Сегодня общество наукой мало интересуется. Российская академия наук борется за то, чтобы нас не облагали налогом на имущество – можно подумать, мы производим баранки или пельмени. Пытаются поставить науку на одну доску с частным бизнесом. Этого нет ни в одной стране мира. В США, например, для ученых существуют фантастические налоговые стимулирующие льготы.
А ведь американцы к налогам относятся более чем серьезно. Там за неуплату налогов можно запросто угодить в тюрьму. Я не хочу жаловаться: все мы виноваты в том, что происходит, и я в том числе; но ситуация не меняется в лучшую сторону, и это очень плохо. Россия может попасть в разряд третьестепенных стран, о чем так мечтают наши конкуренты.

Какой, как Вам кажется, общенациональный проект – типа космического, ядерного – мог бы стать локомотивом развития и науки, и техники, и промышленности?
Вы правы, нужен какой-то большой, хороший проект, и такие проекты предлагались. Например, создание индустрии микроэлектроники или программного обеспечения. Мы можем опереться на колоссальный мировой рынок, который не заполнен программным продуктом. База у нас очень хорошая – это передовые российские школы в области математики и физики. Сейчас данный рынок захватили Индия, Китай, Венгрия, Ирландия, и зарабатывают они миллиарды долларов. У нашего президента есть неформальный интерес к науке, он ею живо интересуется. Я понял это во время его встреч с учеными. Но здесь нужны усилия всей страны, а не только одного человека.

У Вас на стене – картина Иеронима Босха. Это случайность?
Люблю этого художника и разделяю точку зрения, что в его искусстве есть нечто, что искусствоведы до сих пор не могут точно объяснить. Например, эта картина – "Сад удовольствий". Здесь элементы космической тематики, вещи, которых человек, живший 500 лет назад, не мог знать и видеть. Оригинал его картины "Стог сена" уже 500 лет висит в рабочем кабинете Папы Римского. На ней – вся жизнь человеческая: один выпивает, другой лезет наверх, третий уже наверху и не пускает других, четвертый дерется, пятый ухаживает за женщинами. Такая всеобъемлющая картина страстей человеческих.

Вы не только занимаетесь научными исследованиями, но и ведете большую организационную работу. Назовите три Ваших урока управления большими коллективами, проектами, системами.
Первое. Я уверен, что нельзя навязывать ученым свою волю. Их можно только убедить. Надо ясно понимать: в науке нет "царского пути". Молодой ученый может быть более квалифицированным и эрудированным, чем его начальник. Когда занимаешь высокий пост, есть соблазн поверить в то, что ты самый умный, и многие верят.
Второе. Нужно все время искать новые задачи, новые подходы, новые направления, новых людей. Нельзя долго заниматься одним и тем же. Американцы считают, что каждые шесть-семь лет необходимо менять тип и место работы, потому что каждые шесть лет обновляются клетки человека, он становится другим – новым.
Третье. Никогда не следует мстить людям. Мне нравится фраза Бернарда Шоу: "Счастье – это хорошее здоровье и плохая память". Эмоции должны уступить место разуму. Чем выше человек на иерархической лестнице, тем меньше он должен руководствоваться эмоциями и реже применять силу. Древние говорили: Юлию Цезарю многое запрещено, потому что ему все позволено.