Масштаб игры

Профессор Калифорнийского университета (Беркли) характеризует систему государственного управления Российской Федерации: «Ваша страна не обладает достаточной властью, чтобы управлять глобальными финансовыми рынками, контролировать глобальные источники передовых технологий, глобальные рынки новостей и другие глобальные ресурсы. Огромная территория и высокая степень внутреннего разнообразия Российской Федерации требуют более гибкой и децентрализованной системы управления. Однако у российской элиты очень примитивное представление о государстве и механизмах государственного управления».

Мануэль Кастельс
Масштаб игры
"Экономические стратегии", 2003, №3, стр. 27-33.

Мануэль Кастельс, один из самых авторитетных социологов в мире, по праву принадлежит к академической элите. Профессор Калифорнийского университета (Беркли), директор Института социологии новых технологий при Автономном университете в Мадриде (1988-1994), он читал лекции во многих университетах мира. В качестве консультанта участвует в работе крупных международных организаций. Кастельс родился в 1942 году в Испании, в юности был участником антифранкисткого движения. Двадцатилетним эмигрировал во Францию и обосновался в Париже. Там учился социологии у Алена Турена, а затем в течение 12 лет преподавал социологию города в Высшей школе социальных наук. Как ученый начинал с использования марксистского подхода к вопросам урбанизации. Постепенно сконцентрировал свои научные интересы в области глобальных процессов, происходящих в современном мире под влиянием взрывного развития всех видов информационных технологий. Его фундаментальное исследование "Информационная эпоха: экономика, общество и культура" (1) может оказаться наиболее важным из когда-либо сделанных исследований взаимодействий между технологией, экономикой, политикой и религией. Профессиональные и личные (жена Эмма Киселева – россиянка) обстоятельства тесно связывают Мануэля Кастельса с нашей страной. С 1984 года он неоднократно бывал в СССР, затем в России, весной 1992 года руководил группой экспертов, приглашенных Правительством Российской Федерации. Мануэль Кастельс уже неоднократно выступал на страницах нашего журнала (2). В апреле 2003 года он посетил одно из заседаний клуба "Стратегическая матрица" (3), в рамках которого ответил на вопросы участников заседания: изложил свое мнение о становлении нового миропорядка, сетевой культуре, о горизонтах и вызовах информационного общества.

Некоторые эксперты делают сегодня достаточно оптимистические выводы по поводу ситуации в России и пессимистические – относительно перспектив американского мира. Что Вы об этом думаете?
Я не считаю американцев большими оптимистами. Результаты социологических опросов свидетельствуют, что сегодня в США доминирует страх. Центр социологических исследований Мичиганского университета, который является одним из лучших в мире, в конце сентября 2001 года провел опрос граждан США. Обнаружилось, что люди напуганы, не уверены ни в чем, надеются на защиту правительства. Еще один такой же опрос был проведен в конце 2002 года – результаты оказались точно такими же. Американцы испытали психологический шок, и это многое объясняет. И второе: люди потеряли большие деньги, очень большие. Я говорю о деньгах, вложенных в акции. Впервые в истории США сокращается конечное потребление. Таким образом, страх и экономический пессимизм создают основу для безрадостных прогнозов. Население не потребляет и не инвестирует – это основная причина того, что сегодня экономика США пребывает в застое.
С другой стороны, обратившись к статистическим данным, мы увидим, что средний ежемесячный доход в России все еще находится на уровне 2000 рублей в месяц. Это не повод для оптимизма. Конечно, хорошо, что данный показатель вырос, но он все еще находится на очень низком уровне по сравнению со многими другими странами. Полагаю, что еще больший пессимизм вселяет полный кризис доверия населения ко всем социальным институтам, за исключением президентства. Об этом свидетельствуют социологические исследования. Россияне не верят в развитие экономики, не верят правительству, политическим партиям; их последняя надежда – сильная личность, которая защитит от многочисленных угроз. За десять лет Россия прошла через столь значительные потрясения, что даже улучшение экономической ситуации за последние четыре года принципиально не повлияло на самосознание российского общества. Хотелось бы взглянуть на разбивку данных по возрастным группам. Думаю, что люди старше пятидесяти лет уже потеряли надежду что-либо изменить. Но те, кому нет тридцати, надеются на лучшее.

Скажите, кто составляет верхушку мирового финансового рынка? Может быть, те, кто входит в список Fortune 500? И можно ли считать войну в Ираке противоборством различных кланов?
Подобные вопросы всегда вызывают бурные дискуссии. Вместе с коллегами я написал небольшую книгу о глобальном капитализме, изданную в Великобритании в 2000 году. В ней мы пришли к выводу, что финансовые рынки контролируются финансовыми рынками, а не одним или несколькими людьми, которые собираются, чтобы выработать финансовую политику. Данному, достаточно новому, феномену я дал название "финансовый автомат". Иногда вы думаете, что можете что-то контролировать, но рынок тут же дает понять, что это не так. Глобальные финансовые потоки перетекают очень быстро, в значительных объемах и по сложным сценариям.
Важно также понимать, что поведение на финансовых рынках только отчасти обусловлено экономическими расчетами. В значительной мере оно определяется тем, что я называю "информационным шумом" из различных источников. Стратегия игры заключается в быстрой реакции и рисковых ставках. На самом деле никто не в состоянии предсказать и проконтролировать ситуацию на мировых финансовых рынках.
Одна моя студентка защитила диссертацию, посвященную субъективным аспектам работы лондонской и чикагской финансовых биржах. То, что она обнаружила, пугает: миллиарды и миллиарды долларов используются в рисковых ставках, поскольку человек не в состоянии достаточно быстро отреагировать на сложившуюся ситуацию. Промедлив несколько лишних минут или даже секунд, биржевой брокер выбывает из игры. Таким образом, скорость принятия решений и огромный объем информации, который должен обрабатываться рынками или, точнее, финансовыми брокерами обусловили тот факт, что ситуация на мировых финансовых рынках зависит от ограниченности человеческих способностей и неких неконтролируемых процессов. Именно поэтому мы сталкиваемся с систематическим непостоянством, которое является доминирующим и фундаментальным фактором. Я не имею в виду, что сегодня рынок нестабилен, а завтра стабилен. Непостоянство системно. Это общая закономерность перетока капитала, которая касается каждого из нас, потому что все деньги на свете являются частью мировой финансовой системы. Такие люди, как Джордж Сорос, пытаются играть на этом. В то же время крупнейшие промышленные корпорации сталкиваются с такими же проблемами, как вы и я, потому что они доверили свои капиталы финансовым экспертам, которые, в свою очередь, работают с компьютерными моделями и биржевыми брокерами. Это скорее коллективный, чем индивидуальный капитализм, контролирующий мировые финансовые рынки.
Второй вопрос – влияние финансовых рынков на войну в Ираке. В терминах концентрации капитала я бы сказал, что эта война определялась концентрацией в секторе энергетики, а точнее – в нефтяном секторе. Российские, французские и немецкие компании не будут допущены на этот рынок. Корпорации из США и Великобритании будут добывать и продавать иракскую нефть; может быть, часть подрядов достанется испанцам. Это приведет к усилению их позиций на мировых рынках. Если Россия одобрит инициативы США, возможно, российские компании получат незначительную часть подрядов.
Главный вопрос заключается вот в чем: как события в Ираке влияют на мировые финансовые рынки, а те, в свою очередь, на мировую экономику? Существуют экономические модели, которые показывают эту взаимосвязь. Одна из них предполагала следующее: реализуется сценарий войны, на который рассчитывали Буш и Блейр, – быстрая победа, нейтрализация Саддама Хусейна, немногочисленные жертвы среди мирного населения, установление контроля над Ираком, и это весьма положительно отражается на мировых финансовых рынках и на мировой экономике. Ведь в этом случае устраняется источник одной из наиболее значительных неопределенностей в мире. США готовились к войне целый год, в течение которого мировые финансовые и сырьевые рынки пребывали в состоянии неопределенности и нестабильности.
Неопределенность – враг инвестиций. Если она уменьшится, улучшится инвестиционный климат. Несмотря на кризис мировой экономики в течение последних трех-четырех лет, инновационный процесс, особенно в США, продолжается. Сегодня мы являемся свидетелями начала, а не конца новой волны технологических нововведений. Ведущие университеты и научные лаборатории осуществляют разработки в области генной инженерии, сенсорных и нанотехнологий. Если установление контроля над Ираком не затянется, мировая экономика получит реальный шанс на восстановление быстрого роста. В то же время, если США будут контролировать иракскую нефть, мировые цены на это сырье упадут. Таким образом, эти два фактора могут способствовать развитию мировой экономики.
Другая модель: война в Ираке длится несколько месяцев или совершаются террористические акты, направленные против США, уровень неопределенности в мире повышается, спад в мировой экономике продолжается, а цены на нефть растут.
Подобные модели помогают нам предсказывать события. Вспомните, что произошло в течение первой недели войны: цены на нефть упали, а фондовые индексы значительно выросли. Когда стало ясно, что Ирак не собирается сдаваться, цены не нефть пошли вверх, а фондовые индексы – вниз. Необходимо понимать, что быстрая война не равнозначна молниеносной войне. Никто на это всерьез не рассчитывал. Лишь некоторые, поверив собственной пропаганде, думали, что иракцы восстанут против Саддама Хусейна.

Какова экономическая подоплека разногласий между США, с одной стороны, и Францией и Германией – с другой? Какие последствия может иметь этот конфликт?
Он ни в коей мере не является экономическим, это политический конфликт. Франция могла договориться с США: ей было предложено принять участие в войне в обмен на 8 млрд долл., которые Ирак должен Франции, и право на разработку иракской нефти для французских компаний. Однако французы отклонили это предложение. Ситуация с Германией была несколько иной. Герхард Шредер победил на выборах только благодаря тому, что официально пообещал выступить против войны. От того, выполнит ли он свое обещание, зависела его политическая карьера и репутация. Позиция Жака Ширака обусловлена голлистской традицией, требующей независимости от США. И Франция, и Германия очень хотят построить сильный Европейский Союз, чья внешняя политика не будет зависеть от Соединенных Штатов.
Сегодня общественное мнение во Франции и Германии, да и во всей Европе, абсолютно против войны. Таким образом, позиция Ширака и Шредера, во-первых, отражает настроения населения, а во-вторых, является следствием ослабления позиций проамериканского лобби в Европейском Союзе. Сейчас Жак Ширак невероятно популярен во Франции, а ведь последние выборы он выиграл по воле случая. Очень возможно, что благодаря своему отношению к войне Ширак будет переизбран на ближайших выборах.

Некоторые специалисты считают, что Западная Европа слишком зависит от ближневосточной нефти. И если США получат полный контроль над Ближним Востоком, усилится зависимость Европы от Соединенных Штатов.
Я не верю, что США могут бойкотировать нефтяные поставки в Европу. Возможно, возникнут определенные проблемы из-за действий ОПЕК, которую Соединенные Штаты не контролируют. Война не окажет непосредственного влияния на европейскую экономику (лишь в той мере, в какой она повлияет на развитие мировой экономики), неразрывно связанную с американской экономикой. Между ними имеются торговые разногласия, но это не значит, что начнется экономическое противостояние. Очень важно помнить, что есть одна большая мировая экономика и несколько внешних политик.

Если мы посмотрим на США и Россию с точки зрения информационного и сетевого общества, то увидим явную разницу. В США экономическая жизнь равномерно протекает на всей территории страны: Детройт – центр автомобилестроения, Нью-Йорк – финансовый центр, Калифорния – компьютерные технологии и кинопроизводство, и так далее. В России же все правительственные учреждения, финансовый капитал, центральные офисы крупнейших корпораций сконцентрированы в Москве. Вы верно отметили, что люди верят только в президента и, живя за 10 тысяч километров от Москвы, думают, что он может решить все их проблемы. Не снижает ли такая концентрация долгосрочной конкурентоспособности российской экономики и всего российского общества?
Это очень важный вопрос. Три года назад мы с коллегами написали статью об эволюции российского федерализма в 1990-х годах – до начала путинских реформ. Мы попробовали определить, развивалось ли в России сетевое общество, в котором существует децентрализованная структура со множеством разнообразных взаимосвязей на разных уровнях.
То, что происходило во времена президентства Бориса Ельцина, это, скорее, фрагментация, чем децентрализация. Многие региональные лидеры создали собственные империи, больше заботясь о своих интересах, чем об интересах населения. Хотя Ельцин время от времени пытался удерживать центробежные силы, в целом в России, с одной стороны, росла независимость субъектов федерации от центра, а с другой – складывалась жестко централизованная система внутри региона.
Реакция Путина, насколько об этом можно судить, заключалась в рецентрализации государства – усилении влияния федерального центра на регионы и уменьшении власти региональных элит. Мне представляется, что это остро ставит вопрос политической легитимности федерального центра, потому что источник власти еще более отрывается от реальной жизни, и людям становится труднее найти тех, кто будет представлять их интересы на федеральном уровне.
Возможен ли в России демократический процесс децентрализации, а не просто фрагментация, и как сделать, чтобы региональные элиты реально представляли интересы своего населения? Думаю, что сегодня наиболее фундаментальной проблемой российского государства является проблема федерализма, которая пока далека от разрешения.

Не кажется ли Вам, что централизованное государство сегодня, возможно, является помехой для дальнейшего развития?
Сегодня термин "независимое государство" постепенно утрачивает свой исходный смысл. Государства все более зависят друг от друга, иначе говоря, возникают сетевые государства. Наиболее яркий пример этого процесса – создание Европейского Союза. Во многих случаях объединения государств решают задачи, непосильные для каждого из них в отдельности. Даже Соединенные Штаты, которые рассматривают себя как абсолютно независимое государство, на самом деле весьма зависимы во многих вопросах, начиная от экологии и кончая фондовыми рынками. С другой стороны, сейчас очевидна и такая тенденция как регионализация, во многих странах власть передают в регионы по двум основным причинам: из соображений легитимности и эффективности.
Таким образом, государства всего мира стремятся к сетевой форме, а Россия, внутренне и внешне, движется в другом направлении.

Одна из Ваших последних работ посвящена феномену развития высоких технологий в Финляндии. Может ли финский опыт быть полезен России? Если да, то какие рекомендации Вы могли бы дать российскому правительству в этой связи?
Не думаю, что можно механически перенести в Россию финский опыт. Более того, основной вывод нашего исследования заключается в том, что не существует единой модели информационного общества. До недавнего времени образцом такого общества являлась Силиконовая Долина. Но принципы, на которых она создавалась, не работали в Финляндии, и там нашли другой путь. Но все же в финском опыте есть механизмы, которые могут быть использованы в России: для успешной технологической и социальной трансформации необходима руководящая роль государства. Именно оно должно создавать условия и определять препятствия на пути развития информационных технологий, информационного общества, динамичного бизнеса, а затем разрабатывать конкретные методы устранения этих препятствий. Примерами такой политики являются значительные государственные инвестиции в науку, базовые технологии и образование, то есть все то, чего российское государство не делает. Более того, оно снижает свое присутствие в этом секторе. Научный потенциал, существовавший раньше, являлся основным достоянием России – сегодня он резко сокращается. Действительно, Российская академия наук – это весьма бюрократическая организация. Правда и то, что преподаватели и научные сотрудники в своем большинстве не относятся к наиболее предприимчивой части российского общества, а подавляющая часть исследований в России никак не связана с проблемами, стоящими перед промышленностью. Все это так. Тем не менее государство не должно забывать о важности инвестиций в науку и образование. На нем лежит ответственность за стабилизацию ситуации в этих сферах, их реформирование, установление каналов связи между реальным сектором, университетами и исследовательскими центрами. Финское правительство, с одной стороны, успешно реализует продуманную политику либерализации и дерегулирования сектора телекоммуникаций, а с другой – устанавливает определенные правила, гарантирующие высокое качество услуг и защищающие рынок от монополизации.
Еще один важный аспект – наличие венчурного капитала. Сегодня Россия сталкивается с той же проблемой, что и Финляндия и многие другие страны, – с отсутствием гибких финансовых рынков, в рамках которых венчурные фирмы смогут инвестировать в предприятия с большой долей риска. Пока инвесторы не готовы вкладывать средства в такие предприятия в России. Их основная цель – финансовые спекуляции. Финны создали очень "странное животное" – государственную венчурную фирму. Вначале компанию снабдили необходимым капиталом и убедились в том, что она представляет собой самодостаточное предприятие, а затем дали ей возможность работать на глобальном рынке. Такими венчурными фирмами, миссией которых является развитие технологических инноваций, управляют люди, руководствующиеся интересами общества. И они добились успеха. Этот опыт достоин самого пристального внимания: посмотрите, что сделали финны, и выберите то, что можно применить в России. Но прежде следует определить трудности на пути развития информационных технологий и информационного общества в вашей стране и найти действенные механизмы их преодоления.
Как это сделать? Изначально толчок должен исходить от правительства. Повторюсь: нужны соответствующие условия, а не инвестиции в конкретные предприятия или создание нового государственного сектора. Я уверен, что один из основных источников развития информационного общества в России – это ваши великолепные программисты. Но до сих пор многие из них стремились найти себе работу в Силиконовой Долине или в Европе.

Таким образом, для сетевого общества, с одной стороны, характерна унификация, а с другой – регионализация?
Об этом я написал в своей книге "Информационное общество". Сейчас имеют место два параллельных процесса. Один – построение на глобальном уровне финансовых и информационных империй, которые не зависят от какого-либо одного государства. Другой – усиление культурной, национальной, религиозной, этнической идентичности как фундаментальных принципов, определяющих поведение людей. Все это ведет к кризису национального государства, потому что, с одной стороны, оно не может реально контролировать глобальные финансовые рынки и глобальные производственные сети, а с другой – его рамки тесны для осуществления принципа культурной идентификации. Утверждая, что ваша страна – это этническое государство, вы тем самым отрицаете легитимность государства. Если речь идет о религиозном государстве, вычеркиваются все, кто исповедует другую веру. Национальное государство – "да" или "нет"? С точки зрения доминирующей нации – "да". Но с позиций малых народов такое государство препятствует формированию национальной идентичности.
В конце 1990-х годов мы провели социологическое исследование, результаты которого свидетельствуют об ослаблении космополитических тенденций: 47% опрошенных идентифицировали себя с конкретным регионом или местностью, 38% – с национальным государством и только 15% считают себя гражданами мира.
Национальному государству как таковому брошен вызов одновременно и снизу, и сверху, но это не означает, что оно исчезнет. Не следует забывать, что национальное государство располагает ресурсами и властью, которые помогают ему выжить. Какие же это ресурсы? Первый из них заключается в том, что государства, как я уже говорил, образуют союзы, сети. Почему, например, был создан Европейский Союз? Потому что европейские страны, пожертвовав частью суверенитета, стремились таким образом решить определенные глобальные проблемы, с которыми они не в состоянии были справиться порознь. В то же время децентрализация власти позволила сделать более гибкой систему государственного управления. Современное российское государство – это "устаревшая модель". Россию нельзя назвать сильным независимым государством. Ваша страна не обладает достаточной властью, чтобы управлять глобальными финансовыми рынкам, контролировать глобальные источники передовых технологий, глобальные рынки новостей и другие глобальные ресурсы. Огромная территория и высокая степень внутреннего разнообразия Российской Федерации требуют более гибкой и децентрализованной системы управления. Пока, как мне кажется, имеют место прямо противоположные процессы. У российской элиты очень примитивное представления о государстве и механизмах государственного управления.

Не кажется ли Вам, что в перспективе Россия может распасться на несколько государств?
Честно говоря, я так не думаю. Ваша по-настоящему большая проблема, которая становится все более сложной, – это Чечня. Здесь придется решать не только национальный, но и этнический вопрос. Ситуация очень запутанная, в нее вовлечены исламские фундаменталисты и политика США в отношении Грузии. Намного проще и дешевле просто отпустить Чечню, чем продолжать ее удерживать, особенно учитывая ваши проблемы с армией.
В то же время я не вижу в России другого региона, из которого исходила бы угроза сепаратизма. Может быть, Якутия, но в этой республике большинство составляют русские, как и во многих других потенциально проблемных регионах.
С другой стороны, сейчас очевидно желание придать СНГ определенный статус. Предпринимаются весьма символичные действия, которые создают условия для формирования сети независимых государств.
Главная проблема заключается в ошибочной позиции российской элиты, считающей, что большая территория может гарантировать создание независимого государства. О какой независимости может идти речь, если МВФ в течение длительного времени контролирует вашу макроэкономическую политику? Или возьмите информационные технологии – Россия сегодня абсолютно и фундаментально зависима в этой сфере.

Что вы имеете в виду, когда говорите "зависимый в сетевой экономике"?
Все страны мира сегодня взаимозависимы. Какая из них лидирует – США, Германия или Япония – это не так важно. Что на самом деле важно, так это глобальные сети сотрудничества, включая взаимодействие на уровне транснациональных корпораций. Проблема для страны или национальной компании заключается не в том, чтобы быть независимой, а в том, чтобы иметь достаточно компетенций для получения "входного билета" в глобальные сети сотрудничества, в том, чтобы быть полезной для этих сетей. Если вам нечего им предложить, с какой стати они будут вами интересоваться?
Одни государства более зависимы, чем другие. Например, если страна не занимает ключевых позиций в сфере информационных технологий, она зависима. Поэтому национальная политика инвестиций в науку и технологии является ключевой для ваших университетов, научных центров и компаний. Она поможет им интегрироваться в сети глобального технологического сотрудничества.

Сегодня каждая конфессия пытается расширить зону влияния и установить свои правила. Как вы думаете, какая из них достигла наибольшего успеха?
Я пришел к выводу, что на самом деле не существует ничего такого, что можно было бы назвать "глобальным сообществом". Есть глобальное разнообразие – разнообразие принципов идентичности, верований, источников смысла для людей. И со временем оно лишь усугубляется. Мир глобален, но люди склонны к регионализму. Все это с полным правом можно отнести и к религии.
В Латинской Америке, где Католическая Церковь всегда доминировала, возникла большая проблема. Это усиливающееся влияние евангелистов, особенно среди бедных слоев населения. Более того, евангелисты внедряются в политические структуры. Мэр Рио-де-Жанейро – евангелист.
Значение религии растет во всех регионах за исключением Западной Европы. Например, в некоторых районах Италии меньше 10% населения ходят в церковь по воскресеньям. Несомненно, эти люди – католики, но данный факт никак не отражается на их повседневной жизни. Религия играет важную роль в США и Латинской Америке. Религиозный фундаментализм – серьезная проблема для Индии, а религиозная секта "Фалун Гонг" – не меньшая проблема для китайских коммунистов. Я не думаю, что ваша страна – религиозное государство, но влияние и владения Православной Церкви увеличиваются очень быстро. В России и во всем мире религиозная и региональная принадлежность становятся источниками идентичности. В этом смысле мир движется к еще большему разнообразию. Поэтому предположение о том, что решение столь сложной задачи в глобальном масштабе под силу какой-то одной церкви, входит в явное противоречие с реальностью.
Сейчас очень важен диалог между всеми источниками идентичности, в том числе и религиями. В противном случае мы станем разными цивилизациями. Об этом, в частности, свидетельствуют события в Индии: из-за непримиримых противоречий между исламским и индуистским фундаментализмом эта страна разделена на две части. Наша основная цель – не единство, но общение.

В книге "Информационный век" Вы анализируете проблему кризиса семьи. В России в последнее время ведутся бурные дискуссии по поводу того, как повысить рождаемость. Как Вы думаете, что может сделать государство, чтобы добиться успеха в этой области?
В мире есть две страны, где рождаемость находится на очень низком уровне: Россия и Испания. Недалеко от них ушла и Италия. Многочисленные исследования показали, что именно женщины не хотят иметь много детей. Из-за так называемой "эмансипации"их жизнь усложнилась: к обычной нагрузке добавилась необходимость зарабатывать деньги.
В Западной Европе матерям платили за рождение каждого ребенка и за то, чтобы они оставляли работу и воспитывали детей. Но эти меры не дали никакого реального результата. Зато весьма эффективной оказалась программа, которую реализовали в Скандинавии, она позволила повысить уровень рождаемости. Ее суть заключалась в создании условий для воспитания ребенка до совершеннолетия: хорошие детские сады, хорошая система здравоохранения, хорошие школы. Все это было создано благодаря государственным инвестициям. Родив, мать может вернуться на работу, зная что о ее ребенке позаботятся. Большое значение имеет то, что право оставаться дома для ухода за детьми, их воспитания получили также отцы. Это ни в коем случае не вредит их профессиональной карьере.

Примечания
1. Information Age: Economy, Society and Culture, Blackwell Publishers, 1996 —1998. Перевод на русский язык осуществлен под эгидой Высшей школы экономики, под научной редакцией О.И. Шкаратана.
2. «Глобальный капитализм», № 3/2000; «Глобальна ли глобальная экономика?», № 4/2000; «Глобальный капитализм: уроки для России», № 5/2000.
3. Интеллектуальный клуб «Стратегическая матрица» создан на базе Института экономических стратегий (ИНЭС) с целью минимизации рисков при выработке стратегических решений. 4 апреля 2003 года в заседании приняли участие Агеев А.И., Неклесса А.И., Шебаршин Л.В., Волкогонова О.Д., Кастельс Э.Г., Доброчеев О.В., Большаков З.А., Сараев В.Н., Токаренко О., Токаренко В., Шкаратан О., Силантьева Н.В., Юртаев В.И. и другие.