Возвращение на Землю

Советский народ долгое время воспитывался в уверенности, что СССР – самое приличное государство на Земле. У людей, пребывающих в уверенности о состоятельности (во всех отношениях) страны, где они имели счастье родиться и жить, вопросов о дороговизне и необходимости ракет и прочих предметов высокотехнологичной роскоши не возникает. Вопросы появляются, когда по каким-либо причинам такая уверенность исчезает – обычно вместе с уверенностью в завтрашнем дне.

Татьяна Иванова
Возвращение на Землю
"Экономические стратегии", 2001, №2, стр. 88-91

"Ваш разум настолько примитивен, что в некоторых системах считается заразной болезнью".
("Люди в черном")

До пяти лет я была человеком будущего. Я родилась в Байконуре и долгое время была уверена, что в каждом приличном городе должен быть свой космодром – если уж у нас есть. В возрасте пяти лет, не обнаружив космодрома в Москве (по моим понятиям, практически в центре Вселенной), я направилась за объяснениями к родителям. Там мне прочли исчерпывающую лекцию о действительном состоянии научно-технического прогресса. Я не все поняла, но одно уяснила четко: ракеты – это дорого. Поэтому пока космодром есть не в каждом приличном городе, а один на каждое приличное государство.

Советский народ долгое время воспитывался в уверенности, что СССР – самое приличное государство на Земле. У людей, пребывающих в уверенности о состоятельности (во всех отношениях) страны, где они имели счастье родиться и жить, вопросов о дороговизне и необходимости ракет и прочих предметов высокотехнологичной роскоши не возникает. Вопросы появляются, когда по каким-либо причинам такая уверенность исчезает – обычно вместе с уверенностью в завтрашнем дне. Эти неприятные вопросы касаются области приоритетности государственных расходов, когда приходится выбирать – повышение пенсий или космические программы; новые ядерные технологии или школы и больницы; обеспечение госзаказом предприятий ВПК или социальная поддержка малоимущих. Очевидная несопоставимость данных вещей не столь очевидна для конкретного человека, десяток лет проживающего за порогом бедности. Так возникает социальная база для популистских политических спекуляций, процветающих на хроническом бюджетном дефиците. Когда высокотехнологичные составляющие отечественной экономики услышали категорическое "нет" там, где совсем недавно финансировались без проблем, наступил момент возвращения с прежних научно-технических высот на грешную землю. Они подумали (и до сих пор думают), что проиграли отношения с государством. На самом деле, они проиграли отношения с общественностью – PR, или то, что теперь принято называть "управление репутацией". Сегодня былое величие российских высоких технологий, как будто, восстанавливается. Их поддержка практически возводится в ранг государственной политики. Но располагают ли высокотехнологичные отрасли реальной поддержкой российской общественности? И способны ли они добиться значимого успеха в борьбе за инвестиции без мобилизации общественной поддержки?

Два события почти совпали во времени – 40-летие полета Юрия Гагарина в космос и затопление станции "Мир", отработавшей три срока. Это дало повод заговорить о конце романтической стадии во взаимоотношениях общественности с авиакосмическим комплексом. В действительности романтическая стадия завершилась намного раньше – при первых аккордах перестройки. Тогда российским жителям открылась истина, что можно быть приличным государством с высоким уровнем жизни – и при этом не иметь космодрома. Представляете? С другой стороны, и сам космодром вскоре отошел к Казахстану. Я с уважением отношусь к стране, в которой родилась. Но это не мешает мне сознавать правду: наличие одного из самых блестящих стартов в мире не стало для Казахстана пропуском в группу величайших технологических держав.

В сущности, упомянутое прозрение соотечественников касается и других высокотехнологичных отраслей – атомная энергетика, ВПК. Романтическая стадия взаимоотношений общественности с этими отраслями выглядела как неравноправный спектакль, где пьесу писала наука, режиссером было государство, актерами – талантливые ученые и конструкторы, худсоветом и цензором – партия. Народу отводилось место под ремаркой "аплодисменты". То, что выдающиеся достижения отечественной высокотехнологичной мысли попутно служили оправданием известных лишений и низкого уровня жизни масс, в начале 1990-х сыграло против космоса, атомной энергетики, ВПК. Памятуя о былых огромных тратах и социальных жертвах, у них отняли необходимый минимум и ввергли в дикость самовыживания.

Свою лепту в преждевременную кончину романтической стадии отношений между общественностью и высокими технологиями внесла Чернобыльская катастрофа. Одновременно с радиофобией возникли и мифы о том, что "ракеты наковыряли дырок в небе", и лукавые рассуждения об аморальности торговли оружием. Часто эти легенды ошибочны и смешны. Но было бы еще большей ошибкой просто отмахиваться от них, ссылаясь на примитивность обыденного мышления. В конце концов на этих легендах было сделано столько общественных и политических карьер, что к ним, право слово, стоит присмотреться. Высокие технологии стали восприниматься массами как дорогостоящая зона производства страха. В отношениях с общественностью высокотехнологичные отрасли столкнулись с двумя существенными проблемами. Первое – это необходимость доказывать собственную потребительскую ценность, второе – бороться с демонизацией производимых в этих областях естественных рисков.

Немецкий исследователь У. Бек дал неплохое психологическое обоснование данной ситуации: "Цивилизационные угрозы ведут к возникновению своеобразного "царства теней", сравнимого с богами и демонами на заре человечества, царства, которое таится за видимым миром и угрожает жизни человека на этой земле. Сегодня мы имеем дело не с "духами", прячущимися в вещах, мы подвергаемся "облучению", глотаем "токсичные соединения", нас наяву и во сне преследует страх перед "атомным холокостом". Предпринятые попытки исправить ситуацию и решить названные проблемы в общении столкнулись с самой неблагодарной аудиторией – бунтующим против собственного былого неведения обществом.

Нельзя не заметить, что обыватели упорно придерживаются двойного стандарта в отношении "новых демонов". Например, сотовые телефоны отрицательно влияют на мозг, но никто не ожидает в ближайшее время массовых отказов от использования данного вида мобильной связи. Вред от сотового телефона – потребительски допустимый "демон", он предоставляет своему владельцу явные повседневные удобства. Пусть это дико звучит, но потребительские достоинства какого-нибудь автомата или зенитного комплекса тоже не надо лишний раз доказывать обывателю. Может быть, поэтому производство и экспорт российского оружия – относительно неплохо развивающаяся сфера. Обыватель теряется при определении бытовой выгоды строительства новой космической станции или ввода в эксплуатацию новой АЭС. Зачем рисковать и ввергаться в расходы, когда станции, работающие на угле, тоже могут давать энергию? Другими словами, отсутствие понимания и конструктивного контакта между общественностью и высокотехнологичными отраслями – это в чистом виде "пиаровский" просчет. Странно только, что в большинстве своем высшие управленцы из этих отраслей пребывают в убеждении, что контакт с общественностью в обеспечении приоритетной роли и революционного прорыва в развитии высоких технологий не так уж необходим – и без того можно договориться с государством и крупными частными инвесторами. А здесь достаточно постановки системы лоббирования и локальных, рекламных по своему характеру, кампаний в СМИ. Но общественное мнение создает как воздух необходимый и, по сути, решающий фон для позитивного позиционирования высокотехнологичных отраслей в обществе и на мировых рынках. Аналогичные западные компании тратят на PR суммы, исчисляемые миллиардами долларов, сознавая, что потраченные деньги не только несколько раз вернутся, но также принесут стабильные сверхдоходы.

В установлении контакта с общественностью высокотехнологичные отрасли испытывают сложности, так сказать, внутреннего порядка: издержки сложившегося за десятилетия засекреченного существования менталитета, которому свойственна некоторая заносчивость элитного самосознания. Сообщество "высоких технологов" формировалось по законам закрытого, избранного клана, чьи контакты с внешним миром должны быть строго дозированы и ограничены. И авиакосмический комплекс, и атомные производства, и ВПК представляли из себя "государства в государстве", в которых "глас народа" решающей роли никогда не играл. Рынок изменил ситуацию в том смысле, что потребовал для выделения государственных средств неких дополнительных аргументов. Как это ни парадоксально, общественный интерес к тому или иному производству, осознаваемый на конкретном биографическом уровне, – в числе таких аргументов. Высокотехнологичные отрасли пережили непосредственное (в отсутствие государства в роли посредника) столкновение с областью обыденного восприятия и мышления. Высокие технологии предложили принимать их на веру, но общественность отказалась это делать из-за крайней занятости рутиной выживания. Отныне она стала вмешиваться в сам миропорядок высоких технологий – знать, зачем обществу необходимо тратиться на их развитие, понимать, так ли они необходимы и приоритетны в нуждающемся обществе. Высокие технологии, изъясняющиеся в терминах научной аргументации, не смогли найти адекватного языка для контакта с массами: "…Ваш разум настолько примитивен, что в некоторых системах…" Обычно людям такие аргументы не нравятся.

Конверсию можно рассматривать в качестве неудачного опыта PR, установления связей с общественностью, демистификации высоких технологий, когда военно-промышленный комплекс попытался доказать массам и государству свою обыденную полезность. Однако специфика его такова, что сделать это он может только на языке высоких технологий – на сей раз социальных. Современный PR таким языком вполне владеет. Имеет смысл воспользоваться этим языком ради весьма достойной цели: российская общественность должна приобрести иную, более высокую цивилизационную квалификацию. В терминах новой квалификации высокие технологии являются областью национальной самореализации, способной при умелом управленческом и инвестиционном подходе обеспечить и настоящее, и будущее страны. Эта позитивная мысль стоит того, чтобы вернуться на Землю.