Показательный процесс, или Конец олигархических иллюзий

Взаимоотношения власти с региональными лидерами и олигархами сегодня меняются: они переводятся на уровень функциональных контактов, осуществляемых в ситуации смены элит, укрепления властной вертикали и поиска внутренних финансовых ресурсов для проведения реформ. В этом контексте недвусмысленно просматриваются весьма печальные перспективы существования олигархической модели капитализма в России.

Татьяна Иванова
Показательный процесс или конец олигархических иллюзий
"Экономические стратегии", 2000, №4, стр. 92-95

В России революция пожирает не только своих детей, но и внуков, племянников, тетей, дядей и прочую родню. Во всех революционных потрясениях одна ценность постоянно на повестке дня – судьба государственности, и, как частный случай, судьба мощного государственного аппарата. Неизменные хранители этих ценностей – силовые структуры в любых исторических ипостасях. В России существует какая-то биологическая тяга к разветвленным и всесильным государственным структурам, которым подконтрольно максимальное количество сфер жизни человеческой. Возможно, эта тяга задана географическим фактором – обширными пространствами, которые иначе нельзя контролировать. Возможно – историческими и психологическими особенностями социума, населяющего эти пространства. В предельно логически завершенных российских государственных схемах не быть гражданином – означало вовсе не быть. Когда революционное изменение расшатывало традиционные государственные установления до некоторого уровня, мобилизовывались силы, морально всегда готовые пренебречь многими революционными достижениями ради восстановления государства.

Сложность нынешнего момента состоит в необходимости не только сильного государства, но некоторых новых форм сильного государственного контроля на фоне либерализации экономики. Сегодня решается задача возможного совмещения данных целей в российских условиях, что составляет содержание второго этапа реформирования в России на рубеже веков. Знаковые политические персоны, соответствующие первому этапу, так или иначе либо покидают, либо уже покинули историческую арену. Теперь черед знаковых социальных персон, к которым и относятся олигархи. Они создавали и воплощали новый российский рыночный мир, вполне воспользовавшись первыми результатами революционных общественных изменений. Но, будучи напрямую причастными к созданию определенного стиля управления государством, они оказались жестко привязаны к прежней политической элите – вне зависимости от степени "приближенности" к ней или "удалённости". Происходящие показательные процессы интерпретируются заинтересованными наблюдателями как смена элит или сведение счетов внутри элит, как укрепление властной вертикали, как расчетливый поиск внутренних финансовых ресурсов на осуществление реформ и укрепление государства, как демонстрация силовых аргументов власти – трактовок не счесть. Общее в них одно: в первую очередь меняется стиль и принципы взаимоотношений власти с теми, на кого она прежде опиралась – региональными лидерами и олигархами, столпами двухуровневой олигархической модели капитализма (олигархи-бизнесмены и региональные олигархи), сложившейся после октября 1993 года.

"Погромы" в олигархических кругах, затеянные силовыми структурами на отпуск глядя, сочетаются с мирными переговорами за "Круглым столом" (олигархи в обновленном составе) и планами образования совета предпринимателей при Правительстве. Власть ничего особенного не обещала, но и лишних страхов не культивировала. Однако само "размывание" списка приглашенных олигархов персонами значимыми в деловом мире, но ранее к олигархии никакого отношения не имеющими, произвело большой визуальный и моральный эффект. В известном смысле, олигархия – всегда сверхэлитарный, закрытый клуб. Членство в российском клубе олигархов негласно определялось размером капитала, значительным весом в экономике страны, наличием собственной "фабрики мифов" – медиа-систем, а, главное, уровнем возможностей влияния на власть. Власть нанесла удары по всем направлениям. "Звание" олигарха лишилось былой святости и неприкосновенности: олигарх отныне – любой, кого власть пожелает так назвать. Вопрос о месте в экономике страны решается при пересмотре итогов приватизации или применении норм налогового кодекса. Медиа-ресурсы переходят под государственный контроль за долги или в обмен на личную свободу (после эпохи "первоначального накопления капитала" претензии могут быть предъявлены практически всем).

Энергичные действия власти несли в себе довольно ироничную науку на будущее для "жертв" реформирования реформ. О причастности Президента к этим действиям можно дискутировать, но идеологический посыл, вне сомнения, исходил от "новокремлевской" группировки, утверждающей иной стиль в управлении государством, чем принятый еще не так давно. Между "старокремлевской" и "новокремлевской" командами явно наметилось подспудное управленческое противостояние, смысл которого не ограничивается завоеванием ключевых кабинетов и сфер влияния. Пожалуй, этот смысл выше и проще: какой должна быть вообще власть в современной России – здесь и сейчас, чтобы сохранить принципиальную управляемость страной. Управляемость на данном этапе – самоцель и основное условие того, что произойдет потом, уже осенью – время возможных глобальных кадровых и организационных изменений. Если олигархи сочли себя непосредственной целью всех атак – то напрасно. Цель действий власти не столько персоналии, сколько принцип: происходит перевод взаимоотношений власти и крупного бизнеса на уровень функциональных контактов.

Покой в России дело утопичное – мысль древняя, но всякий раз в новинку. Драма олигархов оказалась на острие внимания именно потому, что это персонализированный сюжет: "Гусинский в Бутырском СИЗО", "Березовский покидает Думу", "Очень грустный Потанин в Кремле". Вокруг каждого сюжета усилиями медиа-структур мгновенно вырастали локальные мифы. Но даже в этих информационных эффектах чувствовалась некая прагматичная скука. Немногим удается избежать заблуждения, что приблизившись по тем или иным причинам к власти, чтобы использовать этот мощный бюрократический ресурс в своих интересах, можно на длительное время удержать контроль над ситуацией. Суть переживаемого олигархами стресса в том, что удерживать контроль над государственной властью можно только до известного, разрешенного государством предела. Вряд ли стоит твердить вслед за Борисом Немцовым о конце олигархов. Это еще не конец, а если конец, то не олигархии. Скорее, речь может идти о конце олигархических иллюзий по поводу собственной социальной исключительности. Оказалось, что олигархов, как и прочих смертных, можно разрешить и запретить – списком или персонально. Это настоящий мировоззренческий удар, полученный от системы, которую они сами создавали. Иной раз кажется, что, в отличие от своих западных коллег, русский олигарх – большой романтик, которого не так смутит потеря имущества, как потеря сложившегося мироощущения и мироотношения. И эта романтическая концентрация на себе и собственной рефлексии может стать тем фактором, который не позволит олигархам серьезно объединиться против власти. Ведь теперь это один из основных вопросов – когда и как ответят олигархи?
В известном смысле, олигархи могут вызывать симпатию и интерес даже в России. Например, выглядит привлекательной их эстетическая и психологическая самобытность. Они по-своему выдающиеся личности, блестящие самородки в той или иной области человекознания. В этих словах нет ни грана иронии. Чтобы так масштабно разбогатеть за короткий срок в нашей стране, простого везения, связей, хороших стартовых возможностей мало. Надо быть гениальным знатоком российской специфики – что бы мы ни понимали под этими словами. Причем знатоком не столько сознательным, сколько интуитивным.

С этой точки зрения, Березовский – виртуоз интриги и блефа, Гусинский – гениальный режиссер постановки под названием "Группа "Мост", Потанин – маэстро беспощадного расчета и так далее. То, что они сделали в России – ближе к искусству, чем к прагматичному ремеслу. Но теперь наступила эпоха прагматизма: происходит утилизация достижений революции. Ничего личного. Государство возвращается. Есть подозрение, что олигархи втайне все-таки видели себя великими прагматиками, которые почему-то романтично верили в силу договора, незыблемость хорошо оплаченного слова, вечность установлений, в которые они так много вложили (и не только денег – ума, вкуса и даже души).

Чтобы превысить в России уровень допустимого богатства также необходима необычайная личностная запальчивость. В России запредельный капитал – скорее крест, чем подарок судьбы. Ведь каждый капитал должен быть социально защищен. Олигархи создали вполне реальные капиталы, но не построили к ним соответствующих социальных миров, которые обеспечивали бы защиту их капиталам. В образовании олигархии большую роль сыграла та же российская монархическая модель, действующая при организации всей государственной власти в России. Спецификой монархии является ее неспособность ограничиваться какой-либо одной сферой, а напротив – стремиться к тотальному влиянию. Когда монархи от олигархии попытались серьезно обосноваться в сфере государственной власти, они получили отпор. Как отмечают аналитики, Гусинский пострадал именно из-за своего желания с помощью медиа-империи формировать власть. Как говорили в Древнем Египте, "есть только один Ра".

И всё же: каким будет ответ олигархов? Исторически они уже демонстрировали способность к объединению в 1996 году, но тогда это произошло на основе поддержки власти. Насколько возможно объединение олигархов против власти, которая в самоутверждении идёт ва-банк и располагает мощными силовыми аргументами? Перспектива рассмотрения персонального дела любого олигарха в "правовом поле" является мощной профилактической инъекцией против их оппозиционности. С учетом многих нерешенных вопросов во взаимоотношениях между самими олигархами возможность их объединения в организованную оппозицию и вовсе становится утопичной. Разумеется, было "письмо тринадцати" Генпрокурору в поддержку Гусинского, но комментарии по поводу всей истории с медиа-магнатом в СМИ, подконтрольных другим олигархам, балансировали на грани иронии. Президент и его команда располагают изрядным ресурсом народного доверия, а олигархи вряд ли способны мобилизовать значимую общественную поддержку, которая необходима любой эффективной оппозиции. Речь может идти только о создании "дворцовой оппозиции", которая в настоящих условиях является опасным, провокационным и быстро наказуемым занятием. При реализации этого сюжета также велика вероятность превращения олигархов в инструмент чужой игры. Их положение является не настолько отчаянным, чтобы они позволили себя использовать в данном качестве.

У олигархов есть и другие пути. Первый связан с негласным финансированием оппозиционных проектов – региональных, политических. Второй подразумевает эволюционирование олигархов в иное качество – пост-олигархию. Первые кресла здесь уже занимаются. Третий путь – на покой, в другие страны, к мемуарам о захватывающем приключении "Как я был олигархом в России". Ностальгирующий по былому состоятельный европейский житель в разводе со своей страной – в конце концов не самая погибельная концовка романа с властью.

Между тем страна пока не вышла за рамки олигархической модели капитализма и принадлежит олигархам. Государство, однако, распоряжается будущим страны. Суть происходящих, показательных – во всех отношениях – процессов в том, что государство серьезно намерено в скором будущем распоряжаться настоящим России.