Наркоман сказал «здрасьте» и уже соврал

Журнал «Экономические стратегии» Номер 4. Горсть событий, 2012

Брюн Евгений Алексеевич — директор Московского научно-практического центра наркологии, заместитель главного психиатра Департамента здравоохранения города Москвы по наркологии.

В целом по России алкоголизмом страдают около 2 процентов населения, однако злоупотребляют алкоголем 30–40 процентов россиян. Количество наркоманов в РФ сегодня составляет 1,5 млн человек, а тех, кто употреблял наркотики, но не является зависимым, в 50 раз больше. Еще примерно 10 процентов россиян с заболеваниями, напрямую связанными со злоупотреблением алкоголя и наркотиков, проходят лечение в общесоматических больницах страны. По мнению Евгения Алексеевича Брюна, главного нарколога России, принуждать лечиться не нужно, но нужно принуждать отказаться от наркотиков.

Профилактика наркомании – это не только личный пример родителей и близких, но и активная помощь склонным к зависимостям людям. Как определить, попадает ли человек в группу риска развития наркомании? Чем могут помочь ему близкие люди? Что именно стоит делать родителям, чтобы предотвратить зависимость от алкоголя и наркотиков у несовершеннолетних?

В какой помощи нуждаются желающие излечиться от наркотической зависимости, и куда за ней обращаться, а главное – о необходимости четкого, продуманного законодательства по профилактике алкоголизма и наркомании в интервью специальному корреспонденту журнала «ЭС» Ларисе Полковниковой рассказал главный нарколог России, директор Московского научно-практического центра наркологии, заместитель главного психиатра Департамента здравоохранения Москвы по наркологии, член Общественной палаты РФ Евгений Алексеевич Брюн.

Федеральная служба Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков разработала законопроект об уголовной ответственности для наркоманов. Согласно новому документу, «систематически потребляющие наркотики» будут наказаны двумя годами лишения свободы или отправлены на принудительное лечение. Предлагаемые правовые инициативы смогут облегчить участь тех, кто впервые попался с наркотиками и находится в начале криминального пути. Поможет ли новый законопроект радикально уменьшить потребление наркотических средств в России?

В СССР законодательно была определена уголовная ответственность за употребление наркотиков, но в декабре 1991 года указом Президента Российской Федерации она была отменена. После этого число больных наркоманией увеличилось в 10 раз. Сегодня, по разным экспертным оценкам, до пяти миллионов граждан РФ хотя бы один раз пробовали наркотики. Что с ними делать и можно ли опять вводить уголовную ответственность за такие деяния, не ясно. В новом законопроекте есть очень важное понятие — «систематическое употребление наркотиков», однако в первоначальном варианте отсутствовала его расшифровка. Представьте себе, что человек два раза в жизни употребил наркотик и его привлекли к уголовной ответственности. Сколько таких будет? Куда их всех девать? Правда, потом эту фразу в законопроекте скорректировали: «дважды в год привлекаемый к административной ответственности за употребление наркотиков». Это несколько упростило ситуацию, но всех вопросов к законопроекту не сняло.

Еще одна проблема — многие специалисты и обычные граждане выступают против обязательного лечения, не без оснований полагая, что принудительно лечить от наркомании бессмысленно. Это не совсем так. Мы предлагаем поэтапную систему социального прессинга, где на каком-то этапе возникает и уголовная ответственность, и обязательное лечение, но нет слов «принудительное лечение». Они исключены из юридической практики. Обычно о том, что наркозависимость лечится только добровольно, заявляют люди, которые не могут сами себе признаться в наличии проблемы. Они живут по принципу «у меня нет зависимости, я могу в любой момент бросить». Это все глупости.

Мы говорим о том, чтобы в судебном порядке побудить человека отказаться от очень вредной и опасной для жизни привычки. Иначе говоря, ввести в законодательство понятия «побуждение к лечению» и «применение обязательных мер медицинского характера» и, соответственно, обязательное лечение зависимостей. И здесь очень важно разделять отказ от психоактивных веществ, к которому побуждает суд, и лечение чисто медицинских проблем.

Как вы понимаете, медицина не может выполнять полицейские функции. Именно суд может и должен побудить человека, больного социально опасным заболеванием, отказаться от наркотиков. Мы сейчас говорим об альтернативном наказании за нетяжкие преступления, когда суд может дать приговоренному выбор — лишение свободы или лечение у нарколога. Правонарушитель может сам выбирать — тюрьма или наркодиспансер, то есть осознанный отказ от употребления. На следующем этапе подключаются врачи, так как неизбежно наступающие последствия этого отказа — абстиненцию, депрессию, конфликты — необходимо лечить.

 

Неужели человек, два раза попробовавший наркотики, становится наркоманом?

Мы делим всех потребителей наркотиков на четыре группы. К первой группе относятся те, кто употреблял наркотики от одного до десяти раз, эти люди не больные, они ведут нормальный образ жизни. Их достаточно проинформировать через СМИ о вреде наркотиков, провести с ними профилактическую работу. Вторая группа — это люди, употребляющие наркотики с пагубными последствиями. Им ставится диагноз, который входит в международную классификацию болезней. Они подлежат постановке на учет в наркологических учреждениях. Зависимость у них уже есть, но в легкой форме, поэтому от нее довольно легко избавиться, если на раннем этапе выявить эту проблему и вмешаться. Когда зависимость усугубляется, мы получаем практически инвалидов, но и с ними еще можно работать. К сожалению, у нас нет ни информационных программ профилактики потребления наркотиков для первой группы, ни соответствующего законодательства для второй.

В России отсутствует инструмент, позволяющий выявить и предотвратить зависимость на ранних стадиях — закон о профилактике наркомании, алкоголизма и табакокурения, в том числе в организованных коллективах. Подобный закон даст право проводить исследования с целью обнаружения потребителей наркотиков или злоупотребляющих алкоголем и табаком, например, среди рабочих, студентов и школьников, а также проведения с ними адресной, индивидуальной работы.

Есть такой термин — «социотерапевтическая интервенция»; он означает раннее выявление и вмешательство. Мы можем начать работать в том или ином коллективе только в том случае, если с предприятием, вузом или школой заключен договор. Но пока нет законодательного механизма, с нами не очень хотят сотрудничать, что ограничивает наши возможности и ресурсы.

Третья и четвертая группы — это больные наркоманией. В третью группу выделяются те, кто с нами сотрудничает. Они хотят вылечиться и не подвергаются уголовному преследованию. Официально в РФ зарегистрировано 550 тысяч больных наркоманией, а на самом деле их около полутора миллионов. В то же время примерно 25 процентов от общего числа больных наркоманией криминализированы. Они не отдают себе отчета в том, что делают, избегают лечения, практически живут в притонах, воруют или торгуют наркотиками, то есть эти люди подлежат уголовному преследованию, которое в ряде случаев, если преступление нетяжкое, возможно заменить лечением в наркологическом учреждении. Если эта мера не помогает, то в действующем законодательстве есть нормы, в соответствии с которыми человека, совершившего преступление в состоянии наркотического опьянения, суд направляет на судебно-наркологическую экспертизу. Если заболевание подтверждается, суд назначает ему отбывание наказания в лечебно-исправительном учреждении системы ФСИН или прохождение обязательного лечения в наркодиспансере.

 

Не получится ли так, что наркозависимые попросту перестанут обращаться в государственные медицинские учреждения? Не приведет ли реализация законотворческой инициативы ФСКН к резкому увеличению востребованности частной наркологии? Частники, в общем ­то, не всегда несут ответственность.

Они по определению не несут ответственности, потому что основная задача частной клиники — это извлечение прибыли. Лечение и реабилитация больных наркоманией и алкоголизмом — дело очень сложное и очень затратное, процесс, растянутый на многие годы. Ни одна частная клиника заниматься этим не будет; они в основном предлагают потребителям короткие курсы детоксикации. Поскольку лечение в частной клинике стоит колоссальных денег, до 30 тысяч долларов в месяц, число больных, которых они привлекают, ничтожно, а реклама относительно 100-процентной излечиваемости — это ложь. Они эксплуатируют страх родителей, опасающихся обращаться в государственные наркологические учреждения, потому что там ставят на учет. Уровень наркологической помощи в разных субъектах Федерации разный. В Москве, в нашем центре, 48 процентов годовых ремиссий — это топ-класс, такого, к сожалению, нигде больше нет. Средний показатель по стране — примерно 15–20 процентов годовых ремиссий; он вырастет, когда мы окончательно выстроим систему наркологической помощи.

Если будет введена уголовная ответственность, как это предлагают некоторые авторы упомянутого законопроекта, то наркомания уйдет в подполье. Мы сторонники сбалансированного подхода к лечению наркомании. Но в нашей стране есть радикальное левое крыло, которое представляет Евгений Вадимович Ройзман. Он полагает, что наркомания не болезнь, а поведенческое расстройство, а потому всех в наручники, лечить голодом, изолировать и так далее. Есть правое крыло. Его представители считают, что наркомания — это не заболевание, а образ жизни, поэтому надо раздавать метадон и легкие наркотики.

Нашу точку зрения коротко можно сформулировать так: больные разные, и к ним должен быть разный подход, нужна максимально индивидуализированная программа помощи.

 

А что для вас профилактика в идеале?

Очень сложный вопрос, можно сутки об этом говорить. Наркомания есть ложь, дьявольщина. Как сказал один наркозависимый: «Наркоман сказал „здрасьте“ и уже соврал». Очень точно сказано, точнее не придумаешь. Ни слова в простоте, все вранье. Наркозависимость — заболевание, которое формируется в связи с накоплением факторов риска, и не последнюю роль здесь играют факторы генетические. Есть особенности биохимии головного мозга, которые обусловливают биологическую основу будущего заболевания. Но это не фатально. Если человека правильно воспитывали, то заболевание не сформируется.

Есть психологические, внутрисемейные факторы риска. Все начинается с семьи. С любви и уважения друг к другу. С детьми надо разговаривать, стараться наладить с ними доверительные отношения. Многое зависит от того, что ребенок слушает и смотрит, в какие игры играет, чем увлекается, в конечном итоге — к какой субкультуре он примыкает. Подчас родители не знают, с кем дружат их дети, друзья не бывают в доме. Ребенок не должен бояться привести друзей домой, рассказать о своей жизни родителям, тогда не будет грехов по подъездам и на помойках. Все должно быть на виду!

 

У российских специалистов есть свои наработки с учетом специфики ментальности? Или мы используем зарубежный опыт?

Эту проблему в разных странах решают по-разному. В арабских странах рубят головы, в Китае публично расстреливают торговцев наркотиками, а наркоманы сидят в тюрьме, но меньше их не становится. На Западе либеральное отношение к потребителям наркотиков, и больным часто раздают метадон — так называемая заместительная терапия, которая на самом деле к терапии не имеет отношения. В 1960–1970-е годы в западных странах появилось очень много деклассированных наркоманов, не имевших ни жилья, ни работы, ни семьи, ни медицинской страховки. За лечение кто-то должен был заплатить, а платить некому. И тогда государство избрало самый дешевый путь — раздачу наркотического пайка. Человек приходит в определенное место и получает метадон. Считается, что так он меньше вовлечен в криминал, но на самом деле это не решение проблемы.

У нас свой путь — поэтапная наркологическая помощь: первичная, вторичная и третичная профилактика или лечение и реабилитация. И на каждом этапе снижение спроса на наркотики за счет использования разных механизмов. Это дороже, чем раздавать метадон, но если наше государство позиционируется как социальное, то оно должно дать больному все необходимое. В Москве лечение и реабилитация таких больных оплачиваются из городского бюджета. Лечение в нашем центре совершенно бесплатное. В регионах государственные наркологические клиники тоже бесплатные.

 

В чем уникальность Вашей методики?

Советская, а потом российская наркология в основном занималась медико-биологическими программами лечения: таблетки, капельницы и т.д. Мы все вышли из психиатрии, и поэтому психиатрическое лечение в узком смысле дало старт советской и российской наркологии. Эффективность такого лечения приближалась к нулю — 1–3 процента годовых ремиссий. На Западе ничем таким не занимались и сейчас, кстати, не занимаются. Там в основном социальная реабилитация: приходи в наши реабилитационные центры, и мы тебя научим обходиться без наркотиков, поможем получить профессию. У них очень хорошие реабилитационные программы, но эффективность была такая же низкая, как у нас, потому что подавляющее большинство людей не доходило до этой реабилитации, оставаясь в кругу наркозависимых.

Мы решили объединить оба подхода. Предположили, что эффективность нашей работы повысится, если больной будет последовательно проходить все этапы лечения и реабилитации. Сначала человека следует, грубо говоря, отмыть, то есть провести детоксикацию. У него есть биохимические, гормональные нарушения, все это надо нормализовать.

Потом на первый план выходят психические расстройства, депрессии, синдром патологического влечения и так далее, их нужно лечить. На третьем этапе мы занимаемся психотерапией, исправляем аномалии личности и разрешаем внутренние конфликты.

После того как человека более или менее привели в норму, начинается примерно месячный курс реабилитации, когда он учится обходиться без наркотиков. Для этого есть специальные программы. На пятом этапе мы передаем выздоравливающих в пациентские сообщества с уже сформированной лечебной субкультурой. Делается это для того, чтобы не выпускать людей в никуда, обратно к наркодилерам. У выздоравливающих есть своя среда, которая помогает им удержаться, не оставляет их один на один с болезнью. Ведь мы им говорим: «Ты должен умереть для друзей из прошлой жизни или они должны умереть для тебя». Но так человек остается один, а в одиночестве жить совершенно невозможно. Начинается депрессия, опять появляется тяга к наркотикам. Чтобы восполнить эту пустоту, и создается субкультура, где его поддержат, помогут, куда он может позвонить среди ночи, если потянет к наркотикам. Вот такая технология, и ничего тут такого хитрого нет.

 

Зависимость — это заболевание?

Да, хроническое психическое заболевание, изначально связанное с генетической поломкой. Потом накладываются дополнительные факторы риска — психологические, социальные и прочие.

 

В современном мире больше психически нездоровых людей?

Я бы так не сказал. Их количество всегда стабильно — порядка пяти процентов населения. Сюда входят и шизофреники, и люди с маниакально-депрессивным психозом, и другие больные.

 

Современное потребительское общество не провоцирует рост этого показателя?

Нет, но социальные условия иногда провоцируют биологический слом. В любом случае должна быть генетическая предрасположенность. Сейчас становится больше неврозов, но невротик полезен для общества, потому что он всегда творчески заряжен, хорошо работает, хоть сам и страдает от своего невроза. А наркоман не полезен для общества, потому что не может ни работать, ни родину защищать. Он ложится экономическим бременем на государство.

 

Евгений Алексеевич, каково Ваше профессиональное кредо?

Любовь. Все через нее. У человека есть потребность в страхе Божьем и в Божественной любви, а все это профанируется в современном обществе. Страх Божий превращается в страшилки, фильмы ужасов и детективы, а священная Любовь — в порнографию. Таков сегодняшний мир. Но тем не менее этот мир полон любви.

 

А религиозные организации в силах помочь в борьбе с наркоманией?

Самостоятельно нет, конечно. Однако они могут на каком-то этапе встроиться в нашу технологию. Если у больных возникает потребность в мистицизме, в какой-то высшей силе, они могут приобщиться к религии. Мы создали домовую церковь для наших пациентов, и примерно 10 процентов активно ее посещают. Некоторые там даже крестились.

Вообще, наши пациенты удивительные, они творчески заряжены, но по разным причинам их потенциал не был реализован. Когда мы их очищаем от наркотиков, а потом восстанавливаем их души и духовность, в том числе и с помощью веры, они становятся не просто полноценными членами общества, но и внутренне наполненными людьми.

 

Вы где­то преподаете?

Да, я заведую кафедрой наркологии Российской медицинской академии последипломного образования Минздравсоцразвития России.

 

Вы говорили о родительской миссии. Что, на Ваш взгляд, в ней самое главное?

Как я уже сказал, с детьми надо разговаривать, все время быть в контакте. До семи лет ребенок сохраняет особую связь с матерью, магическую связь. И если у матери какие-то патологические формы поведения, допустим, она все время кричит на ребенка, то он через некоторое время перестает на это реагировать. Нельзя кричать. В то же время есть дети, которым нужны телесные наказания. Их немного, но они есть. В процессе воспитания очень важно найти баланс между «нет» и «да». Это искусство, которому надо обучать.

В конце 1960-х — начале 1970-х годов в СССР была очень популярна книга Бенджамина Спока, в ко- торой пропагандировалась ложная идеология вседозволенности и потворства. Сам Спок, если вы помните, закончил жизнь в доме для престарелых — нищий, брошенный двумя своими взрослыми детьми. Детей в СССР стали воспитывать по Споку и в итоге к началу 1990-х годов получили безбашенное поколение.

 

Где же учить родителей?

В телевизоре. Все смотрят «ящик». Создавая тематические передачи для родителей, мы закладываем психическое здоровье следующего поколения. Выявляя группы риска и потребителей наркотиков в организованных коллективах, мы работаем с сегодняшним поколением. Занимаясь лечением больных, мы корректируем те ошибки, которые были совершены до нас. Все давно продумано и придумано, осталось только внедрить. Нужно, чтобы общество нас услышало.

 

От всей души Вам этого желаю, и мы через свой журнал будем Вам содействовать. Глядя на Вашу коллекцию сувениров, не могу не спросить о Ваших склонностях и пристрастиях.

В коллекции в основном сувениры из тех мест, где я побывал. Например, кирпич из кельи протопопа Аввакума, в кружке — песок из пустыни Вади Рам. Вон там песок из аравийской пустыни, который, как я в шутку говорю, помнит шаги Мухаммеда, окаменелость панцирной рыбы.

 

А еще сад камней…

И сад камней есть. Я его сам сделал. Ваза с камнями практически со всех морей мира. Вот такой маленький музей.