Интервью ведущего социолога Игоря Задорина

В интервью одного из ведущих социологов страны, руководителя исследовательской группы «ЦИРКОН» Игоря Задорина, было затронуто много важных тем – мы говорили и о том, что представляет собой путинское большинство, и в чем состоит влияние экономического кризиса на настроения населения, и каковы особенности предстоящих думских выборов.

Однако нам хотелось бы обратить внимание на один тезис, ставший, на наш взгляд, лейтмотивом всего разговора.

Игорь Вениаминович доказывает, что экспертному сообществу пора увидеть в множественности и мозаичности российского общества норму, перестав считать плюральность аномалией и говорить о «консенсусе» как о главном факторе стабильности, в том числе политической. Нужно, с одной стороны, начинать вводить в действие новые технологии согласования интересов, а с другой – попытаться понять, как может функционировать мета-уровень, обеспечивающий единство не за счет понятия «большинство», а сквозь призму культурного, символического капитала и других важных и актуальных понятий теоретической социологии.

Подобное нетривиальное теоретическое осмысление прикладных социологических исследований редакция РI и предлагает своим читателям, в том числе как одну из первых попыток консервативного взгляда на действительность.

Интервью было записано в начале декабря 2015 года.

Любовь Ульянова

Уважаемый Игорь Вениаминович! Говоря о социологии, многие прежде всего вспоминают опросы общественного мнения и предвыборные рейтинги, на основе которых судят о состоянии российского общества. В последнее время социологи знакомят нас с огромными цифрами поддержки Владимира Путина. Что представляет собой это большинство? На какие ценности оно ориентируется, какие стороны властного курса оно поддерживает?

Игорь Задорин

Мой главный тезис последних лет: в настоящих условиях говорить о большинстве российского общества, как, впрочем, и о российском обществе в целом, как о чем-то едином, в некотором смысле контр-социологично. Потому что российское общество – это, по сути, несколько обществ. В нашей стране есть несколько «стран», живущих в одном физическом пространстве, но в разных культурных и информационных пространствах, фактически есть несколько гражданских наций с разной идентичностью. Иными словами, в нашем обществе сосуществуют люди с разными картинами мира, разными сочетаниями ценностей, разной идентификацией «свой» — «чужой».

Конечно, в любом обществе всегда было определенное социокультурное разнообразие. Но это разнообразие, как правило, ограничивалось несколькими крупными группами (сословиями, классами), а внутри них дифференциация была невелика, и можно было говорить об определенной однородности этих групп. Сейчас люди одного возраста, из одного городского района, одного достатка могут сильно отличаться по своему социальному поведению ввиду их пребывания в разных культурно-информационных сообществах с разными символическими ценностями. И эти ценности, и само чувство принадлежности к определенным «сообществам ценностей» порой в большей степени определяют социальные позиции человека, чем, например, материальное положение и профессиональный статус. Таким образом, фрагментированность общества увеличивается, это уже не конгломерат крупных и устойчивых социальных групп, а мозаика многих мелких и текучих миниобществ.

Поэтому невозможно сказать: «большинство российского населения голосует за Путина, потому что…». Одна часть этого населения «за» Путина по одной приоритетной причине, другое – по другой, третье – по третьей, а итоговый процент является сочетанием (констелляцией) многих разных мотивов и ценностей.

Любовь Ульянова

И все-таки, если трудно в этом большинстве выделить определенные социальные группы, то тогда можно все-таки сказать о типовых мотивах, на основе которых формируется «путинское большинство»?

Игорь Задорин

Часть населения, которая по опросам фиксируется еще с 1990-х годов, около 15 %, одобряет власть безотносительно того, что это за власть, и что она делает. Просто потому, что она – Власть. При этом неправильно считать, что такие «лоялисты» — это только старшее («советское») поколение. Это вообще не социально-демографический кластер, а культурно-психологический.

Есть люди, и таковых около 50%, которые за последние 10-15 лет реально стали жить лучше экономически. Они одобряют власть, исходя из рациональных, прагматических соображений: синица в руках уже есть, а требовать журавля в небе — рискованно.

Причем эти 15% и 50% могут пересекаться, и они все время давали 50-60% путинской поддержки.

Но в последнее время к ним добавилась категория граждан, для которых символические ценности являются даже более важными, чем ценности экономического толка.

Сошлюсь на банализированную и поднадоевшую пирамиду потребностей Маслоу, которая вместе с тем хорошо работает как модель. Есть люди, которые реализовали два первых уровня потребностей (или даже один), а именно: выживания и экономического благополучия, и сейчас более нуждаются в удовлетворении третьего уровня потребностей – потребности признания и уважения. Им важно ощущать достоинство страны, частью которой они являются, как достоинство, которое повышает уровень их собственного личного уважения. Я оцениваю эту группу примерно в 30% населения. До какого-то момента часть из них отвечали отрицательно на вопрос, «одобряете ли Вы деятельность президента», даже несмотря на то, что они могли быть экономически вполне обеспечены. У них не было самого главного – ощущения достоинства и самоуважения. Напротив, было ощущение унижения.

Для многих из этих людей такой кажущийся искусственным вопрос — «Путин – это главный наместник в оккупационном правительстве или лидер борьбы за национальный суверенитет?» — был реальным вопросом, от ответа на который зависело не только отношение к президенту, но и восприятие окружающего мира. А действия российской власти долгое время давали основания для разного ответа на этот вопрос. У многих граждан действительно было ощущение, что мы – «оккупированная страна», многие явления вполне укладывались в такую логику восприятия. Для представителей этой группы не столь важно, хорошие или плохие были действия власти, главное, что они были не «свои». Поэтому, с точки зрения удовлетворения третьего уровня потребностей, – признания, достоинства — эти граждане были ущемлены. А как только случился олимпийский успех, появился Крым, как только появилась в некотором роде самостоятельная внешняя политика, примерно 25% добавились в общую группу поддержки президента, потому что они ответили себе на указанный вопрос: да, мы – вроде бы самостоятельная страна. Достоинство есть, а значит, мы можем поддержать власть.

Вы знаете, наши зарубежные коллеги в начале 2015 года задавали нам удивленные вопросы по поводу неожиданно повысившегося в России «индекса счастья»: как объяснить, что свое экономическое благополучие россияне оценивают по-прежнему весьма сдержанно, а доля «счастливых» тем не мене заметно подросла? Одно из объяснений как раз основано на «эффекте Крыма» и повысившемся национальном самоуважении (особенно в старших возрастных когортах).

Но что важно отметить, одновременно, часть из тех людей, для которых ценности признания более важны, чем экономические, напротив, после присоединения Крыма стали ярыми противниками Путина. Почему? Потому что их идентичность базируется на включенности в культурные, информационные (а порой и экономические) связи с тем же Западом, на признание «там», на уважении «тамошних» ценностей. Они при такой самостоятельности России очевидно теряют, поэтому они «против».

Подводя итог: невозможно одной логикой объяснить настроения людей с разными моделями ценностей, потребностей и восприятия власти. Для кого-то экономические соображения выше других, в том числе репутационных. Для других ощущение собственного достоинства важнее удовлетворенности от собственного экономического благосостояния. При этом первые очень плохо понимают вторых, и наоборот. Отсюда многие нынешние дискуссии «что сильнее телевизор или холодильник» – бестолковые и рискованные. Возможно,лучше было бы признать российский мультикультурализм (сосуществование на одной правовой территории граждан с разной гражданской идентичностью) как реальность и активизировать поиск (конструирование) объединяющей мета-идентичности, пока этот мультикультурализм не разорвал страну.

Любовь Ульянова

Итак, получается, что первая группа по мотивам одобрения – это такое «конформистское болото»…

Игорь Задорин

Что значит «конформистское болото»?

Любовь Ульянова

Которое принимает власть, потому что она Власть.

Игорь Задорин

Да, но это не всегда болото. У этих людей такой выбор, вполне рациональный, такой способ адаптации и выживания в этом мире – лояльность текущей власти. И они далеко не все пассивны в социальном плане. Из этой группы рекрутируется большая часть чиновничьего люда…

Любовь Ульянова

Раз они принимают власть всегда, они наименее интересны из названных Вами трех групп с точки зрения прогнозирования электоральной поддержки власти. А вот вторая группа, которая связывает свою поддержку с экономическим благосостоянием – почему она продолжает поддерживать власть, если налицо экономический кризис?

Игорь Задорин

И тут тоже много разных ответов для разных частей нашей социальной мозаики.

Во-первых, а есть ли кризис? Ну, не в том смысле, что рубль резко подешевел, цены на многие товары выросли, это очевидно, а в том, все ли уже его почувствовали и стали жить действительно хуже. По многим исследованиям реальность все-таки стабильнее, чем та картина, которую живописуют СМИ определенной ориентации. Многие наши граждане встречают крики «всёпропальщиков» грустной шуткой: «никогда не жили хорошо, нечего и привыкать», но реально серьезного ухудшения еще не почувствовали. Мы уже видели во время кризиса 2008-2009 года, как заинтересованные субъекты накручивали паническую атмосферу в информационном пространстве, хотя реальное падение производства и уровня жизни было очень разное и далеко не у всех. Было видно, кто выигрывает при таком накручивании, решая какие-то свои проблемы через получение дополнительных кредитов, займов, субсидий или отказ от ранее принятых обязательств под предлогом кризисного форс-мажора.

Во-вторых, первый год текущего кризиса показал, что у нас уже появилось другое поколение граждан. Первое поколение, выросшее (социально) при капитализме. Оно уже привыкло к тому, что раз в 7-8-9 лет (в полном соответствии с учебниками советского времени) страну потрясают экономические кризисы. Это уже «привитое» поколение. Вот для советских людей, привыкших к стабильности, кризис конца 80-х — начала 90-х годов стал шоком, приведшим к серьезным политическим последствиям. А что такое сегодня российский человек примерно 45 лет? Он видел и начало 90-х, и дефолт 98-го, и 2008-й. Некоторые респонденты фокус-групп, проводившихся в начале 2015 года, отвечая на вопрос «Как Вы будете вести себя при резком ухудшении экономического положения в стране?», так и говорили: «да мы даже не дернемся, видели мы уже эти кризисы, переживем и этот». То есть в стране уже усваиваются и распространяются разные модели «антикризисного поведения» на уровне домохозяйств, а не только предприятий.

Наконец, в-третьих, судя по нашим беседам с разными категориями граждан, в восприятии кризиса важнее не амплитуда колебаний, а их период. Иными словами, в кризисе важнее не глубина падения, а его длительность. Сейчас люди говорят: да, тяжело, но год-полтора мы потерпим. Кризис по-настоящему начинает «действовать на нервы», когда подрывает не краткосрочные планы, а долгосрочные стратегии развития (покупку жилья, создание семьи, рождение и образование детей, обеспечение родителей и т.п.). Нынешний спад еще не очень долог, чтобы он начал серьезно влиять на протестные настроения и недовольство властью. Реальное недовольство начнется в случае, если ухудшение продлится около трех лет, то есть период, когда придется менять уже не тактику, а стратегию жизни.

В общем с этой второй группой тоже все не просто.

Любовь Ульянова

И, наконец, третья «мотивационная» группа, та, которая руководствуется уже третьим уровнем потребностей и стремится к максимизации признания и уважения – можно ли считать ее наиболее креативной частью населения? А ту ее часть, которая поддерживает Путина, условно говоря – лояльным креативным классом? Могут ли эти люди стать локомотивом внутреннего развития страны?

Игорь Задорин

Ну, тут у Вас что-то много разных понятий смешалось. С Вашего позволения, я не буду обсуждать креативность нашего «креативного класса» (боюсь сбиться на неприличные выражения). А вот по поводу возможностей тех, кто составил новую группу поддержки Путина по причинам не экономического, а идеологического и ценностного свойства, постараюсь ответить. Да, на мой взгляд, они могут стать локомотивом развития страны, именно потому, что в немалой степени их ценности касаются страны в целом, а не только себя лично.

Знаете, в индийском буддизме есть такое деление на два течения, грубо описываемые как «узкий (личный) путь спасения» и «широкий (общий) путь спасения», то есть в переложении на наш европейский вариант: «спасись сам, и все вокруг тебя спасутся» и «спасая других, спасешься и сам». Похоже, в истории чередуются периоды, когда доминирует одна из этих двух стратегий. Мне кажется, что в нашей российской истории закончилось доминирование Индивидуального, и пришел черед Коллективного. А в такой период больше востребованы люди, выражающие не себя и свои интересы, а сообщество, регион, страну в целом. Хотя тут тоже важно не доходить по нашей российской привычке до крайностей.

Но не исключено, что эта группа может расколоться. И какой-то ее кусочек может поплыть в другую сторону.

Во-первых, с точки зрения экономического благосостояния, представители этой группы – очень разные люди. Единственное, что их объединяет, базовый критерий единства – высокий уровень приоритета вопросов, связанных с достоинством страны. В 1990-е годы, начале 2000-х они переживали психологическую травму, испытывали комплекс неудовлетворенности. При этом у них могло быть вполне неплохое материальное положение. Но контекст поражения действовал иногда сильнее, чем собственное благополучие. Сегодня эти люди одобряют власть потому, что они получили определенную психологическую компенсацию. Но это ощущение не может длиться долго, не будучи поддерживаемым. Иными словами, нынешнее одобрение деятельности Президента с точки зрения части этой группы – аванс на будущие действия в том же направлении, и если они не будут осуществляться, доверие может начать падать. Кроме того, действительно, через какое-то время вопрос о достоинстве перенесется на внутреннее состояние страны: мы не можем испытывать гордость за страну, если мы проигрываем в экономике, инновациях и так далее.

Во-вторых, вероятность для этой группы стать локомотивом развития во многом зависит от способности власти к ротации, от готовности нынешней элиты пустить в себя свежую кровь. Пока наша элита корпоративна и закрыта, у нее высокий барьер защиты, она недоверчива и ригидна. В какие-то периоды истории это помогает мобилизоваться и преодолеть трудности, но в какие-то тормозит и ведет к деградации. Так вот, если протянутая рука новой «группы развития» будет нынешней элитой отвергнута (в том числе из-за опасения потерять власть), то потенциальная опора и актив обернется оппозицией.

Любовь Ульянова

Понятно, что обсуждаемое нами большинство охватывает сторонников большей части парламентских партий. Сможет ли в 2016 году – в год думских выборов – проявиться реальный плюрализм, который существует по различным вопросам развития страны?

Игорь Задорин

Прежде всего, довольно существенная часть этого большинства вообще не является электоратом каких-либо партий. И многие из «путинского большинства» на думские выборы этой осенью просто не придут. Часть из этих граждан совсем не жаждут быть политическим субъектом, не чувствуют никакой возможности нести пусть символическую, но ответственность за выбор, и испытывают дискомфорт, когда им начинают говорить о гражданском долге (это вообще воспринимается как насилие). Другая часть избирателей при всем понимании своего политического статуса не видит в выборах Госдумы того механизма, который позволил бы реализовать их интересы.

Это очень старый разговор о том, что наши партии по большей части не являются «партиями интересов» (имеются ввиду прежде всего экономические интересы), это в основном «партии идеологий и символических ценностей». А поэтому выборы по пропорциональной системе (партийные списки) являются во многом ритуалом солидаризации с определенными символами, идеологемами и персонами, а голосование похоже на «лайкание» пользователями соцсетей той или иной фотографии или публикации. Причем связь почитателей какого-нибудь товарного бренда (например, Apple) с любимой компанией или спортивных фанатов с любимой командой зачастую сильнее связи большинства избирателей со «своей» партией.

Как это не парадоксально звучит, но партия «Единая Россия», рожденная во многом как медиапроект («Единство»), похоже, единственная сегодня настоящая «партия интересов» в Государственной Думе, поскольку реально защищает положение большой социальной группы чиновников, госслужащих, «силовиков» и представителей окологосударственного бизнеса. А все остальные – это «поп-группы» с разной степенью популярности своих идеологических концептов («песен»).

Кстати, допускаю, что некоторые непарламентские либеральные партии как раз могут стать партиями интересов определенных социальных слоев, скажем, того же «креативного класса», квалифицированных фрилансеров, работников IT-индустрии, которые при либерализации экономики становятся более конкурентоспособны, в то время как большая часть работников, ориентированных на длинные профессиональные карьеры и соцпакеты, напротив, оказываются в проигрыше.

Относительно другой части Вашего вопроса – может ли реально существующий плюрализм взглядов на развитие страны выразиться в год выборов в партийном плюрализме (то есть в многообразии политического предложения) – не могу сказать определенно. Дело в том, что ориентация какой-либо партии на небольшую и конкретную часть нашей социокультурной мозаики, заведомо обрекает ее на проигрыш и не попадание в Госдуму в силу 5%-го барьера. Получается, что сегодняшние большие партии обязаны сами быть плюралистичны, чтобы иметь возможность собрать в конкретный день под свои знамена максимально много разных кусочков нашего фрагментированного общества.

Любовь Ульянова

Вы сказали, что люди не ассоциируют свои интересы с определенными партиями. Существуют ли какие-то механизмы, с помощью которых люди могли бы связать свои интересы с определенными институтами? И есть ли такие институты?

Игорь Задорин

Мне кажется, что главная проблема тут не в партиях и не в институтах.

Повторюсь: очень мало таких людей, которые осознают, понимают свои настоящие долгосрочные интересы. Вроде бы, что тут сложного, почти каждый человек имеет представления о своем благополучии, достатке, «хорошей жизни». Но, конечно, когда мы говорим про «интересы», мы имеем в виду другое. Вот принимается решение о частичной коммерциализации школьного образования, и конкретный родитель должен понимать, это в его интересах или нет, причем вопрос сложен, поскольку затрагивает разные стороны и перспективы жизни как конкретной семьи, так и всего общества в целом. Чтобы ответить на этот вопрос, надо строить длинные цепочки рассуждений с привлечением разных гипотез и аргументов. Понятно, что на это способны далеко не все. Особенно в ситуации, когда вокруг множество игроков с противоположными интересами, пытающимися привлечь на свою сторону.

Приведу нарочито утрированный пример с активно обсуждаемым импортозамещением. Вот были у нас польские яблоки, относительно дешевые, не очень вкусные, зато были постоянно. Теперь их нет, зато через какое-то время появятся курские яблоки (произойдет импортозамещение). Курские яблоки будут вкусные и полезные, но скорее всего дороже. Они будут дороже, но это компенсируется тем, что деньги получат отечественные товаропроизводители. Соответственно, деньги останутся внутри страны, в результате, вырастет и количество производителей, и общее потребление. Таким образом страна в целом и каждый покупатель в отдельности выиграет. Вот, вроде бы все профиты понятны. Но это же очень сложная цепочка! И даже не полная, поскольку я еще внешнеполитические последствия (как в плюс, так и в минус) проигнорировал. К тому же тут не учтены последствия для тех, кто проиграет в проведении импортозамещения (их не так много, но они активны).

Ясно, что до большего числа людей такое длинное рассуждение никогда не дойдет. Оно и сейчас обрублено и подается отдельными кусками. Кто-то кричит: «Яблок не будет!», и точка. А другой кричит: «Поддержим отечественного производителя!», и тоже точка. Надо бы довести цепочку до конца: «Поддержим отечественного производителя, потому что…», но кто это будет делать?

Прошу прощения за каламбур, но наши политики совсем не заинтересованы пояснять рядовому человеку (или какой-нибудь социальной группе) его интересы. И эта незаинтересованность вполне обоснована: это долго, трудно и рискованно. Ведь как только отдельные части целого (того самого «большинства») начнут осознавать свои интересы и выражать их, вдруг выяснится, что зачастую эти интересы просто противоположны. А технологий согласования интересов у нас почти нет. Технологии борьбы за свои интересы есть, а вот технологий согласования – нет.

Поэтому в ближайшее время, как я полагаю, большинство партий, выходящих на старт избирательной кампании, будут все же опять апеллировать не к интересам, а к ценностям (особенно символическим), которые вроде бы очевидны, и имеют большую объединительную силу.

Ну, еще будут говорить про общенациональные интересы, которые по своему объединительному (мобилизационному) механизму ближе к ценностям, с которыми солидаризируются, а не частным интересам, которые выражают и отстаивают.

Любовь Ульянова

А какие общенациональные интересы могут быть приняты как свои большинством российского общества и таким образом, выражаясь Вашим слогом, «обладают наибольшей объединительной силой»? Самые приоритетные, на Ваш взгляд?

Игорь Задорин

В начале нулевых я уже пытался ответить на этот вопрос, и у меня получилось три пункта: 1) удержание территории, 2) повышение человеческого потенциала (рост народонаселения, улучшение здоровья нации и образование), 3) укрепление и повышение эффективности государства («качество власти»). Ну, по большому счету все актуально и по сей день.

Любовь Ульянова

Может ли изменить ситуацию, о которой Вы говорите – когда человек не связывает свои интересы с партиями – введение мажоритарной системы на выборах в Думу?

Игорь Задорин

Надеюсь, что хотя бы отчасти, может. В свое время я выступал против отмены смешанной системы формирования Госдумы, которая обеспечивала естественное (и в каких-то случаях неуправляемое) обновление депутатского корпуса и в целом политической элиты, поскольку все-таки давала иногда возможность «выскочить» новым людям. Понятно, что наш народ мог и бандюгана какого-нибудь выбрать, не без этого. Но это риски и плата за сохранение определенного уровня чувствительности к общественному запросу. Повторяю много лет: вся внутренняя политика с 2004 года была нацелена на повышение устойчивости политической системы, а устойчивость и чувствительность любой системы управления – качества почти антагонистические. Если мы повышаем устойчивость, мы понижаем чувствительность и способность к инновациям. Если мы слишком повышаем чувствительность, то может начаться разрушение системы. Тут всегда нужен компромисс. В какой-то период было оправдано повышение устойчивости. Сейчас мы пытаемся вернуть некоторую чувствительность.

Введение одномандатников может этому помочь. Можно будет понять, каких политиков люди хотят увидеть во власти, какие тезисы этих политиков людям симпатичны, в конце концов, в какой-то мере выйти на интересы и региональные «группы интересов».

Хотя, понятно, что мажоритарка будет способствовать переносу общественной фрагментарности и мозаичности в политическую систему. Одномандатники принесут в Думу именно локальные интересы. Это, безусловно, нужно, но тут тоже есть свои риски для сохранения связности российского общества и формирования мета-идентичности.

Любовь Ульянова

А может ли некое мега-политическое объединение быть релевантным в нынешних условиях? Скажем, чтобы не дробить интересы, тем более что, как Вы говорите, существующие партии все равно не отражают интересов всего населения?

Игорь Задорин

Я сейчас рискну высказаться намеренно спорно, но интересно, как на это отреагируют коллеги.

Вообще-то такое мега-объединение уже есть. В лице Путина, действительно Президента всех россиян, сформировалась такая точка сборки. И у нас сейчас очень благоприятная ситуация для реализации принципа, заявленного некогда Леонтьевым: монархия на службе цветущего разнообразия.

Повторюсь, современное общество сильно фрагментировано. Кто-то насчитывает 3 внутренних «россии», кто-то – 4, кто-то – 5. И пусть. Для каждой отдельной «россии» можно было бы иметь соответствующую партию, которая отражала бы ее интересы, была близка ей по культурному типу, по идентичности. Например, может быть создана даже космополитическая партия России, ориентированная на транснациональную буржуазию, на встраивание России в так называемый «цивилизованный мир». Это вполне в интересах определенных категорий людей. Они действительно живут в глобальном мире, они связаны тысячами нитей коммуникаций с зарубежьем, играют на мировых фондовых биржах, ездят за границу, читают иностранные газеты. Но очевидно, что сейчас это будет партия специфического меньшинства с очень спорными с точки зрения всей страны интересами. А можно создать и партии большинства, защищающие интересы и исповедующие ценности других более крупных групп населения. Партизация (разделение) общества налицо, значит можно создать и соответствующее партийное предложение.

Но мета-уровень, который обеспечивал бы единство страны – это не новая партия. Это объединение принципиально непартийного толка. Возможно, монарх, возможно, какая-то иная надстройка, которая бы отвечала за общие ценности, общую идеологию. Наша страна, по всей видимости, все равно останется империей. Но не в традиционном понимании империи как насильственного объединения разных этнических образований, а как мирного объединения разных «гражданских наций», основанного на согласовании интересов и ценностей.

Мы должны озаботиться тем, чтобы Россия как империя с разными идентичностями, разрывающими сейчас страну на части, объединилась бы на некотором мета-уровне, на котором все нашли свое место – и космополиты, и патриоты, и государственники, и бизнес, и гражданские активисты. «Нет ни эллина, ни иудея». Все – «россияне» (помните, была такая сконструированная, но вполне работающая мета-общность – «советский народ»). Это и есть империя, когда на мета-уровне удерживаются абсолютно разные общности, которые иначе обязательно бы разделились.

Вообще, как мне кажется, высокий уровень одобрения деятельности Президента есть в известной степени отражение во многом скрытого стремления российских граждан к единению, желания приобщиться к чему-то такому, в чем можно почувствовать общность с другими. Долгое культивирование индивидуализма (даже эгоизма), превосходство особости (меньшинства), кричащее неравенство, привели в конце концов к тому, что граждане атомизировались уже до степени неприятия этого атомарного состояния. В результате, актуализировался поиск любых платформ, на которых люди компенсировали бы дискомфорт разобщенности. И поддержка национального лидера оказалась одной из таких психологически приемлемых платформ.

По моему глубокому убеждению, поиск и разработка эффективных механизмов солидаризации и технологий согласования интересов – одна их важнейших задач для политологов, социологов и социальных технологов.

Любовь Ульянова

И какие же могут быть эти технологии?

Игорь Задорин

Эта тема занимает меня уже больше 15 лет. Но это – отдельный большой разговор. Считаю, что только наличие эффективных социально-политических технологий согласования интересов будет по-настоящему удерживать страну как единую. Давайте поговорим об этом в следующий раз. А пока скажу только следующее.

Вообще я вижу ренессанс империй. Но на новой базе. Европейский Союз – настоящая империя нового типа, и Северная Америка, и Евразийский Союз. И это востребовано.

Фрагментированность, неоднородность, внутреннее разнообразие обществ нарастает и будет объективно нарастать в силу особенностей технологического развития и течения четвертой промышленной революции. Даже если на какое-то время можно сдержать этнокультурное смешивание (а эти процессы также будут развиваться во всем мире в силу снижения барьеров для миграции), то информационно-культурное разнообразие все равно будет повышаться. Поэтому нужны эффективные механизмы удержания сложной системы разнообразных локальных сообществ в определенной целостности с сохранением государственных институтов. Империи нового типа – один из таких механизмов.

И, завершая… Все Ваши вопросы о партиях, выборах, «одобрении курса» – для меня уходящий дискурс. Экспертное сообщество должно как-то менять сам язык обсуждения. Думаю, мы должны идти дальше этих архаичных моделей – партии, политическая система, выборы. Уже давно все реально устроено как-то по-другому. А мы ищем привычные слова для явлений, которые имеют другую природу. Давайте поговорим о культурной идентичности, культурном и символическом капитале, механизмах их конвертации, экономике признания и т.п. Чтобы в этих категориях строить, в том числе, и политический дискурс.

 

По материалам интервью для «Русская Idea».